К величайшему моему облегчению, отец сел и несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. На скулах его ходили желваки, но, слава богу, больше он не вскакивал и не махал кулаками.
— Как такое могло случиться?! — проговорил он.
Мама успокаивающе взяла его за руку:
— Не думаю, что стоит это обсуждать. Все мы понимаем, как такое случается.
Отец впился взглядом мне в лицо. Я готова была провалиться сквозь землю.
— Почему ты не сказала мне раньше? — спросила мама. — Кейт, мы бы с тобой вместе сходили к врачу, подобрали таблетки…
— Я не хотела, чтобы ты знала, — опустив глаза, пробормотала я.
— Что ж, — проговорил папа, — скоро об этом узнает весь город! Когда будешь ходить, как… — и, оборвав себя на полуслове, замолчал.
Где-то на улице пронзительно завыла собака. Я не поднимала глаз; мне хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят.
Глен выпрямился и заговорил снова:
— Я люблю вашу дочь и женюсь на ней хоть завтра. Я уже работаю в магазине. Буду работать больше, чтобы прокормить семью.
Я крепко сжала его руку. Как же я его люблю!
Отец презрительно фыркнул:
— Если всерьез думаешь, что я позволю дочери выйти за тебя, лучше подумай еще раз! И неужели ты надеешься прокормить семью, таская ящики с консервами в бакалейной лавчонке? Черта с два! Да ты погубишь и ее, и себя — если уже не погубил!
— Папа! — вскричала я, не в силах все это слушать. — Почему ты винишь только его? Это и моя вина тоже!
— Оба вы хороши, — ледяным тоном отрезал отец.
У меня упало сердце. Казалось, я лечу стремглав в какую-то бездну. Я больше не примерная дочь, не гордость отца. Я грязная. Падшая. Распутная девка, опозорившая семью. Все это я читала в его глазах.
Мне было шестнадцать; я понятия не имела, что говорит закон о браках подростков. Можно ли выйти замуж без согласия родителей? Ах если бы! Все, чего я хотела в этот миг — выйти отсюда рука об руку с Гленом и зажить своей жизнью. Найдем себе какое-нибудь жилье, будем жить вместе, растить ребенка…
Однако даже в тот миг я понимала: все не так просто. Глену придется бросить школу, мне тоже. Он никогда не станет учителем. Я не поступлю в колледж, не получу образования. Я не знала еще, чем хочу заниматься в жизни, но страшно было думать, что для меня разом закрываются все пути. Для меня и для Глена. Все, что ждет его теперь — тяжелая работа, бедность, ежедневная борьба за существование… Что, если рано или поздно он меня за это возненавидит?
Он такой умный, талантливый, он на многое способен. Как и я. И если сейчас случайная подростковая беременность разрушит все наши мечты, лишит нас будущего — смогу ли я сама себе это простить?
Я отчаянно пыталась рассуждать разумно; однако все рациональные доводы перевешивала моя страстная, безумная любовь к Глену. Люблю его. Хочу быть с ним. Хочу прожить с ним жизнь и умереть в один день. Все остальное не имеет значения.
В то время я не знала жизни за пределами своего маленького романтического мирка. Не знала, что горе и разочарование порой окрашивают всю нашу жизнь в черное. Что эти чувства, когда им не видно конца, способны навсегда искалечить человека и отнять у него будущее.
Увы, сейчас я знаю об этом куда больше, чем хотелось бы.
Глава восемнадцатая
За этим кошмарным объяснением на кухне, под безжалостным электрическим светом, последовало еще много разговоров и обсуждений; и в конце концов родители пришли к мысли, что лучший выход для всех нас — аборт. В сущности, это единственный выход, говорили они. Самостоятельно содержать и растить ребенка мы с Гленом не в состоянии — просто бессмысленно загубим свою жизнь. Я не смогу закончить школу. Оба мы не поступим в колледж. Я буду опозорена. Неизбежный позор — вот что сильнее всего угнетало отца. Он работал директором начальной школы и мечтал о карьере в системе образования. Надеялся со временем занять должность школьного инспектора. А беременность дочери-подростка в те времена была скандалом, способным погубить карьеру. Нам пришлось бы уехать в другой город и начать все заново.
Переезд? О нет! Я и слышать не хотела о разлуке с Гленом. Он — моя жизнь, кровь в моих жилах, воздух, которым я дышу. Как мне жить без него?
Что ж, сказал отец, если так, тем более нужно делать аборт. Устраним проблему — и забудем о ней.
— И никто из нас никогда даже словом об этом не упомянет, — закончил он. — Оставим эту историю позади и продолжим жить нормальной жизнью.
«Но что же в этом нормального? — спрашивала я себя, садясь в машину, чтобы ехать в больницу. — Нормально притворяться, что ничего не произошло? А потом всю жизнь гадать, каким мог бы быть мой ребенок? На кого был бы похож? Чего бы достиг?»
Что, если у меня в животе растет гений? Быть может, ему суждено открыть лекарство от рака? А я его убью?!
Все эти вопросы вихрем проносились в голове. Мне так нужно было время подумать! Но времени-то и не было. Родители убедили меня, что необходимо спешить: если не сделать аборт прямо сейчас, будет поздно. Они давили на меня, убеждали, настаивали — и не отставали, пока я сама не поверила, что поступаю правильно. Не дали мне прислушаться к своему сердцу.
Мы уже выезжали из ворот, когда к машине подбежала Миа и запрыгнула на заднее сиденье, со мной рядом.
— Я еду с вами! — сказала она.
Несколько мгновений она молча сидела рядом, затем взяла меня за руку и посмотрела в глаза — таким прямым, серьезным взглядом, какого я никогда прежде не видела у своей сестры.
Глава девятнадцатая
Вспоминая те дни, я стыжусь своего малодушия. Хотелось бы мне быть сильнее, решительнее, не поддаваться давлению родителей и делать лишь то, что сама я считала правильным! Единственное, что могу сказать в свое оправдание — я была очень молода и слишком привыкла повиноваться отцу.
В тот день отец не поехал с нами в больницу. Должно быть, как только наш автомобиль выехал со двора и скрылся за поворотом, он сказал себе, что проблема решена. Откуда ему было знать, какая буря бушует в моем сердце?
Сидя в приемной, я разглядывала плакаты на стенах. Один сообщал о пользе витаминов для беременных. На другом молодая мать в кресле-качалке кормила из бутылочки младенца; и расслабленная поза, и весь ее облик воплощали в себе счастье и покой.
На столе рядом лежала толстая пачка журналов. Но читать я не могла. Меня тошнило. Тошнота усиливалась всякий раз, когда я поднимала глаза на женщину напротив — беременную, как видно, на последних сроках. Живот ее напоминал огромный мяч, и она поглаживала его мягкими, успокаивающими движениями.
Тошнило меня от токсикоза, но еще больше — от волнения и невыносимой мысли, что вот-вот, совсем скоро из меня вырежут моего ребенка.
Мама, сидя на соседнем стуле, читала детектив. Я не понимала, как она может держаться так невозмутимо, словно пришла к врачу из-за какой-нибудь простуды!
Миа сидела рядом со мной и жевала резинку.
— Ты как? — тихо спросила она.
Я сглотнула, борясь с тошнотой.
— Паршиво.
— Ты совсем зеленая. Что, мутит?
Рот я открывать боялась, так что просто кивнула.
Миа решительно поднялась с места:
— Пошли. Туалет вон там.
Мама подняла глаза от книги.
— Ей нехорошо, — пояснила Миа. — Я отведу ее в уборную.
Мы вышли и торопливо, почти бегом, двинулись по коридору. Мне казалось, все встречные провожают меня взглядами — и осуждают. Но теперь было уже все равно. Я влетела в туалет, даже не запираясь и не включая свет, склонилась над унитазом и рассталась со своим завтраком. Лишь смутно я сознавала, что Миа у меня за спиной щелкнула выключателем, задвинула защелку и убрала волосы с моего лица.
На завтрак я съела немного и еще пару минут содрогалась от бесплодных рвотных приступов. Миа оторвала туалетную бумагу и протянула мне; я высморкалась и утерла слезы.
— Ну как? — спросила Миа. — Теперь лучше?
Я кивнула. Поднявшись, закрыла крышку унитаза, села на нее и уткнулась лицом в ладони.
— Ты уверена, что этого хочешь? — тихо спросила Миа.
Я подняла голову.
— А что мне остается? Мне шестнадцать, и я беременна.
— Всегда есть выбор, — ответила она. — Это твое тело. Только тебе решать.
— Я уже согласилась. Сказала папе…
— Неважно, что ты сказала папе, — твердо заявила сестра. — Всегда можно передумать. Я просто не хочу, чтобы ты потом об этом пожалела.
Я встала, чтобы умыться, затем оторвала еще кусок туалетной бумаги и вытерла лицо. Миа, прислонившись к двери, смотрела на меня.
— А что думает Глен? — спросила она.
— То же, что и я.
— И что же?
— Он тоже не знает, что делать. Совершенно растерян. — Я вытерла руки и бросила скомканную бумагу в мусорную корзину. — Но сказал, что будет на моей стороне, что бы я ни решила.
— А если решишь оставить ребенка? — спросила она.
Я взглянула ей в лицо:
— Да. Он сказал: если ты этого хочешь, женюсь на тебе хоть завтра.
— А ты хочешь?
Я сделала глубокий вздох.
— На самом деле да. Сердцем — хочу. А разум говорит: это слишком серьезное решение, мы оба потом пожалеем. Конечно, я хочу за него замуж! Но мы слишком молоды. Кто знает, что из этого выйдет? Папа прав в одном: мы не сможем сами себя прокормить. А я не намерена губить жизнь Глена. Он мечтает получить образование, я тоже. Не хочу, чтобы он проработал в магазине всю оставшуюся жизнь! А когда у нас будет ребенок — хочу достойно его вырастить. — Я положила руку на живот. — Быть может, я мыслю слишком приземленно, но не верю, что любовь решает все проблемы. Поначалу, может быть, да — а потом? Бедность, разные бытовые трудности — все это понемногу убивает любовь. В конце концов мы неизбежно друг друга возненавидим, разойдемся… и как все это скажется на ребенке?