12
Алан смотрел на серое трехэтажное здание сквозь лобовое стекло своего «феррари» отсутствующим взглядом. Они с Питером, сменяя друг друга каждый день, проторчали у этого дома вот уже неделю, но Энн так ни разу и не увидели.
Надежды на возможность разыскать ее в ближайшем будущем у Алана практически не оставалось, но он был решительно настроен дежурить здесь до конца месяца.
Если она так и не объявится, думал он, то я попытаюсь позднее встретиться с ней в галерее. Если и там ее не найду… тогда даже не знаю, что буду делать.
Их план обзвонить издательства и попробовать выйти на Энн таким образом сразу потерпел фиаско. Приехав в прошлый понедельник не к восьми, а к семи часам утра к ее дому, Алан, накануне вечером купивший справочник адресов и телефонов всех предприятий Торонто, сразу принялся изучать его.
Первая проблема, с которой он столкнулся, состояла в том, что по названиям издательств, издательских домов и центров узнать, насколько они крупные и на какой литературе специализируются, в большинстве случаев было невозможно. Слова «Книжный мир», «ОСТ», «КИД», «Импульс» не говорили ему ровным счетом ничего. Из разговоров с Энн он знал, что она иллюстрирует художественную литературу разнообразных жанров, но какие из перечисленных в сборнике издательств специализируются на ней, не имел понятия.
Решив, что будет звонить наугад, и дождавшись начала рабочего дня, он набрал номер, указанный напротив «КИД», и, когда приятный женский голос ответил ему: «Коммерческий Издательский Дом», извинился и сказал, что не туда попал. В «ОСТ» его долго перенаправляли из отдела в отдел, а потом сообщили, что посторонним лицам не предоставляют информацию о своих сотрудниках. В третьем издательстве заявили то же самое.
Предприняв еще три неудачных попытки, Алан махнул на это занятие рукой.
В течение всей прошедшей недели ему не хотелось ни есть, ни работать, но свои обязанности в офисе он исправно выполнял, главным образом из чувства благодарности к вызвавшемуся ему помочь другу. А завтракал, обедал и ужинал через силу, не желая довести себя до истощения.
Питер ни разу Энн не видел, но имел представление о ее внешности по подробному описанию Алана. За время его дежурства из нужного им подъезда не вышла ни одна рыжеволосая женщина.
Проводя в ожидании долгие часы, Алан еще и еще раз воспроизводил в памяти их с Энн разговоры, старательно воскрешая каждое ее слово, каждый взгляд. Воспоминания о том, как она вела себя в день возвращения из Ниагара-Фолс, и о том, что говорила ему в последней телефонной беседе, тревожили его все сильнее и сильнее. Не давали покоя и рисунки, которые она спрятала от него в своей мастерской.
Что могло быть изображено на них? — размышлял он. Что-нибудь запретное? Или это вообще не ее рисунки, а какого-нибудь великого художника прошлого, и попали они к ней каким-нибудь незаконным путем? При помощи, например, знакомого, с которым она разговаривала по сотовому…
Бред! — возражал он себе. Такого не может быть! Энн не способна на преступление и какие бы то ни было мошеннические махинации. Человек с такими, как у нее, глазами может заниматься только чистым творчеством.
Порой ему все же приходило на ум, что она просто поиграла с ним, что живет вовсе не в этой квартире, а где-нибудь в другом районе — в большом доме, вместе с мужем и, возможно, даже детьми. Тогда на сердце у него становилось так тяжело, что хотелось что-нибудь разбить или сломать.
Алан вспоминал, с какой готовностью она ему отдалась там, в гостиничном номере на Ниагаре, какой делалась нежной и страстной в его объятиях, как чувственно реагировала на малейшую ласку, каким удивительным образом угадывала его желания.
Неужели точно так же она ведет себя сейчас, в то время как я одуреваю от переживаний, с каким-то другим мужчиной? — спрашивал себя Алан. И его обжигало жгучей ревностью, смешанной с негодованием и неверием в возможность чего-то подобного. Если это окажется правдой, тогда он полностью разочаруется во всех живущих на земле женщинах и больше никогда не позволит себе увлечься ни одной из них!..
Был понедельник, время близилось к вечеру. Алан, как ни старался отключиться в прошлую ночь от дум об Энн, опять практически не спал. Сейчас от бездействия и перенапряжения в голове его стоял туман, а в глазах резало, но он упорно сохранял бдительность.
Когда дверь подъезда растворилась и из-за нее появилась хрупкая молодая рыжеволосая женщина с бледным как полотно лицом и впалыми щеками, Алан чуть не подскочил на сиденье. Машинально достав из кармана телефон, он привычными движениями набрал номер Питера.
— По-моему, это она, старик… Только что вышла из подъезда… Только вот я не совсем уверен, что…
Тут его взгляд упал на платье, то самое изумрудное платье, в котором она пришла на встречу с ним в кафе «Делишес». Алан мгновенно схватился за ручку дверцы, а второй рукой прервал связь с Питером, успев, однако, услышать его «Мчись к ней со всех ног!».
— Энн! — заорал он.
Молодая женщина испуганно вздрогнула и замерла на месте, втянув голову в плечи.
— Ну наконец-то! Я чуть с ума не сошел, тебя разыскивая, честное слово! — Алан подскочил к ней одним великанским прыжком, схватил за безвольно повисшие руки и повернул к себе.
Только когда Энн посмотрела на него своими удивительными глазами, которые на фоне исхудалого лица казались огромными, он окончательно убедился, что перед ним именно она.
— Малышка! Милая моя, родная, что же ты со мной делаешь? — пробормотал он, притягивая ее к себе и начиная покрывать нежными поцелуями ее лоб, щеки, нос. — Где ты пропадала? Почему не отвечала на звонки?
Не выпуская ее рук из своих, Алан чуть отстранился от нее и встревоженно произнес:
— Энн, что с тобой? Тебе нездоровится? Ты нуждаешься в помощи?
Она молча покачала головой.
— Не верю, — ответил Алан не терпящим возражения тоном. — Ты должна срочно показаться врачу. Поехали, я отвезу тебя к доктору, у которого наблюдается мой лучший друг.
Энн энергичнее замотала головой, но Алан, не обращая на этот жест ни малейшего внимания, схватил ее за руку и потащил к «феррари». Она пыталась сопротивляться, но была настолько слабой, что, очутившись в машине, покорно склонила голову на грудь и не проронила ни слова.
Клиника, в которой работал врач Питера, располагалась от дома Энн в пятнадцати минутах езды. Алан доехал до нее за семь.
— Доктор Хартрайт, очень вас прошу, осмотрите прямо сейчас мою знакомую, — попросил он врача, с трудом упросив секретаршу сообщить ему о своем приходе и добиться приема. — Что с ней, я понятия не имею. Знаю одно: за две недели, что мы не виделись, она так исхудала и побледнела, что в первый момент я даже не узнал ее.
Он взглянул на Энн, которую ввел за руку в кабинет. Она смотрела перед собой каким-то отстраненным взглядом, плотно сжав губы.
— Не нервничайте так, пожалуйста, — спокойно произнес Хартрайт, поднимаясь из-за стола и неспешным шагом приближаясь к пришедшим. — Если ваша знакомая ничего не имеет против, я, конечно, осмотрю ее.
— Большое спасибо. — Алан с облегчением выдохнул. — Я вас оставлю.
Те полчаса, на протяжении которых Энн находилась в кабинете врача, он проходил взад-вперед по длинному коридору с белыми стенами и светло-серым полом.
Страх за состояние Энн, радость от новой встречи с ней, облегчение, волнение, страстная надежда на то, что врач не обнаружит у нее ничего серьезного, — все эти эмоции, небывало яркие и мощные по своему накалу, смешались в нем в одно огромное многогранное чувство.
Может, она безнадежно больна и не хочет сообщать мне о своем недуге? — со страхом подумал вдруг Алан, и его волнение усилилось во сто крат. Пусть даже так, мое отношение к ней ничуть не изменится, решил он, на миг закрывая глаза. Я стану только нежнее, заботливее. Я хочу быть рядом с ней столько времени, сколько нам позволит судьба, и в лепешку расшибусь, лишь бы она не прогнала меня.
Все болезни и беды — ничто в сравнении с теми чувствами, какие я к ней питаю. В сравнении с той безграничной любовью, которую она с такой легкостью поселила в моем сердце с первой секунды нашего знакомства.
«В сравнении с той безграничной любовью» — эхом отдалось где-то в его мозгу… Да, да! В этом не может быть сомнений. Он наконец-то по-настоящему влюбился и готов заявить об этом всему свету!
Осознав, что его чувство настолько серьезно, Алан ощутил, что стал каким-то другим: чище, лучше, чем был раньше.
Не знаю, полюбит ли меня когда-нибудь Энн, подумал он со странным умиротворением в сердце. Но, несомненно, ей со мной интересно и спокойно. Поэтому во что бы то ни стало добьюсь ее позволения быть рядом. По крайней мере, пока не удостоверюсь, что надеяться на взаимность нет смысла.
На столе секретарши в приемной доктора Хартрайта зазвонил телефон.
— Да, мистер Хартрайт. Одну минутку, — донеслось до Алана.
Через мгновение секретарша вышла в коридор и позвала его.
Когда он опять влетел в кабинет, Энн сидела на стуле у стола Хартрайта. Ее лица он не мог видеть, но по расправленным плечам, по наклону головы сразу заметил произошедшую в ней перемену: она явно была теперь не так сильно напряжена.
— Прошу вас, присаживайтесь. — Хартрайт кивком указал Алану на второй стул.
— Спасибо.
— Я осмотрел мисс Голдстоун и с ее позволения сообщаю вам, что состояние ее здоровья не вызывает у меня никаких серьезных опасений, — произнес доктор Хартрайт, когда Алан сел. — Нормальное питание, хороший отдых, положительные эмоции восстановят ее силы буквально за неделю. — Он улыбнулся. — Советую вам уделять ей в ближайшие дни максимум внимания.
— Уж это-то я могу вам гарантировать, — ответил Алан, бросая быстрый взгляд на повернувшуюся в его сторону Энн.
— Как можно быстрее накормите ее чем-нибудь вкусным и постарайтесь ничем не тревожить, — добавил врач.
— Обещаю, — ответил Алан. — Огромное вам спасибо, доктор.
— Спасибо, — произнесла Энн, и это было ее первое слово, которое услышал Алан после двухнедельной разлуки. Ее голос прозвучал несколько тише обычного, но так же мелодично, и у Алана ёкнуло сердце.
Попрощавшись с доктором Хартрайтом и выйдя из его кабинета, они молча взялись за руки и так шли до самой машины. Алан с особой заботой помог Энн усесться в машину, сел за руль сам и, не спрашивая, куда ее везти, и ни о чем не предупреждая, завел двигатель и тронулся с места.
Спустя полчаса они остановились у огромного супермаркета в самом центре города.
— Пойдем накупим для тебя разной вкуснятины, — сказал Алан подмигивая.
На губах Энн появилась слабая улыбка.
По прошествии еще получаса Энн сидела в гостиной Алана и, пока он в кухне раскладывал по тарелкам салат из мидий, сыр и фрукты, рассматривала его стереосистему, телевизор с огромным плоским экраном, обитую светлой в крапинку тканью удобную мягкую мебель. Портрет на противоположной стене, вставленный в новую умело подобранную для него раму, удивительным образом вписывался в современный интерьер гостиной.
В то, что происходящее — не сон, она почти не верила.
— Не скучаешь? — спросил Алан, появляясь в дверях с большим подносом в руках.
Энн перевела на него задумчивый взгляд и покачала головой.
Увидев аккуратно разложенные по тарелкам ломтики темно-желтого сыра в дырочках, мидии, персики, апельсины и яблоки, нарезанные дольками, она, к своему великому удивлению, ощутила себя настолько голодной, что облизнулась.
Алан засмеялся.
— Насколько я понимаю, у тебя разыгрался аппетит. Тем, что ты выбрала, наесться вряд ли получится, но доктор сказал, перво-наперво ты должна скушать то, что считаешь вкусным. А доктора надо слушаться.
Энн опять улыбнулась.
Алан опустил поднос на сервировочный столик, подкатил его к дивану и, сдвинув брови, посмотрел на Энн.
— У меня такое ощущение, что тебе здесь не очень удобно. Может, пересядешь в кресло?
— Мне очень даже удобно, — ответила Энн негромко.
— Тогда забирайся с ногами на диван и устраивайся как хочется. Сейчас я принесу плед, по-моему, у меня прохладно.
— Не стоит, Алан… — попыталась остановить его Энн, но он уже направился к двери.
Спустя несколько минут Алан вернулся с мягким клетчатым пледом, при виде которого Энн сразу воспылала желанием в него укутаться.
— Вот так, — пробормотал он, усевшись рядом и заботливо накрывая пледом ее плечи. — Грейся. И приступай к еде.
Несколько секунд Энн колебалась. Потом несмело взяла кусочек сыру, откусила от него и начала медленно жевать.
Алан молча наблюдал за тем, как в ее глазах появляется блеск, а движения делаются живее. Задавать вопросы он не торопился: хотел дать ей возможность прийти в себя после того, что так измучило ее за прошедшие две недели.
Наевшись, Энн повеселела.
— Спасибо тебе. Я давно так хорошо не ужинала.
— Хорошо? — Алан удивленно вскинул брови. — Во-первых, большую часть салата ты почему-то оставила на тарелке, а яблоки вообще не попробовала. Во-вторых, даже если бы ты съела это все, то и тогда я не согласился бы, что ты хорошо поужинала. На ужин едят вещи посерьезнее.
Энн покачала головой и усмехнулась.
— Если бы я съела это все, то мой желудок, отвыкший от еды, наверное, отказался бы работать.
Алан нахмурился.
— А почему твой желудок отвык от еды? — спросил он, прищурившись и растягивая слова, словно боясь, что она не ответит ему.
Энн отвела взгляд в сторону.
— Просто у меня не было аппетита.
— Ни с того ни с сего у здоровых людей аппетит не пропадает, Энн, — сказал Алан строго.
Она промолчала.
Оттягивать момент объяснения Алан больше не мог. Придвинувшись к Энн, осторожно взяв ее руку, поднеся к губам и поцеловав, он, старательно сохраняя внешнее спокойствие, наконец-то заговорил о том, что на протяжении двух недель превращало его жизнь в адскую муку.
— Что с тобой происходит, Энн? Где ты пропадала? Почему все это время не давала о себе знать?
Дыхание Энн заметно участилось. Губы задрожали.
— Умоляю, Алан, ни о чем меня не расспрашивай, — произнесла она, чуть не плача.
— Ну-ну, успокойся, девочка моя, — прошептал Алан, уверенным движением притягивая Энн к широкой груди и начиная гладить ее по голове, как ребенка. — Хотя, если хочешь, поплачь. Говорят, женщинам вредно удерживать в себе слезы.
Энн уткнулась в его плечо носом, и от осознания чудовищности ситуации, в которой она оказалась, ей стало так плохо, что она зашмыгала носом, а вскоре действительно заплакала.
— Милая моя, хорошая, — нежно бормотал Алан, продолжая гладить ее по голове. — Кто же заставляет тебя так сильно страдать? Кто? Поплачь, поплачь, и тебе станет легче. Только не стесняйся меня, только не бойся, что я чего-то не пойму…
Его утешительно-спокойные слова действовали на Энн подобно нанесенному на открытую рану чудодейственному бальзаму. Она прильнула к нему, как котенок и, следуя его совету, разрыдалась. Со слезами из ее души постепенно начал выходить весь тот мрак, который скопился за две недели страданий в затворничестве. И, освобождаясь от него, она ощущала в себе все больше и больше неуемной жажды возвратиться к нормальной жизни.
— Вот и замечательно, — сказал Алан, когда, вдоволь наплакавшись, Энн в последний раз шмыгнула носом и замерла у него на груди. — Получше себя чувствуешь?
Энн кивнула.
Алан наклонил голову и попытался заглянуть ей в глаза, но она поспешно прижала к лицу ладони.
— Не надо на меня смотреть. Заплаканная я некрасивая.
Алан крепче прижал ее к себе и тихо рассмеялся.
— Дурочка, для меня ты красивее всех — хоть заплаканная, хоть измученная проблемами.
Он помолчал, а когда снова заговорил, его голос зазвучал серьезнее и тверже:
— Энн, прошу, откройся мне. Я хочу тебе помочь. Я готов услышать все, что угодно: что ты замешана в совершении какого-то преступления, что у тебя есть другой мужчина, пусть даже целая семья. Я в любом случае не позволю продолжиться твоим терзаниям, потому что ты для меня слишком дорога.
Энн, забыв, что хотела прятать от него свое заплаканное лицо, убрала ладони, подняла голову и взглянула на Алана столь выразительным взглядом, что у него все перевернулось внутри. Ее глаза, покрасневшие от слез, вместе с тем приобрели какой-то волшебный оттенок, и Алан невольно залюбовался ими.
— Неужели ты станешь помогать мне, даже если узнаешь, что я преступница? — спросила она таким тоном, будто речь шла о совершенно невообразимых вещах.
— Да, Энн. Ради твоего счастья я готов на что угодно, — ответил Алан, глядя ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты поверила в искренность… — Он чуть было не сказал «моей любви», но вовремя осекся, подумав, что для признания ей в своих чувствах должен подобрать более подходящий момент. — В искренность моего желания освободить тебя от страданий.
Энн уставилась на свои руки и долго молчала. Потом вздохнула так тяжело, будто несла ответственность за беды всего человечества.
— Я не преступница, Алан, — произнесла она очень медленно. — И у меня нет семьи. Вернее… — Ее голос резко оборвался.
Последовала напряженная пауза, за время которой в сердце Алана ожили все те отвратительные ощущения, которые он испытывал каждый раз, предполагая, что у Энн есть кто-то другой, но внешне он сумел остаться абсолютно невозмутимым.
Энн отчаянным движением подняла голову и повернулась к нему лицом. В ее глазах он прочел столько невыразимой тоски и безысходности, что, несмотря на смятение в собственной душе, воспылал желанием сейчас же отправиться вместе с ней в аэропорт и улететь из этого города как можно дальше, оставив позади тяжелые воспоминания и бремя неразрешенных проблем.
— Запомни одно, Алан, — в сильном волнении и очень торопливо произнесла Энн. — Я счастлива, что познакомилась с тобой, что согласилась написать твой портрет и что мы вместе съездили на Ниагару. — Она облизнула пересохшие губы. — Это было самое счастливое время в моей жизни, клянусь тебе. Я многое отдала бы за то, чтобы наши отношения продолжились, если бы… — Ее глаза опять повлажнели, и она потупила взгляд. — Если бы это не затрагивало интересов и благополучия других людей… Людей, которых я люблю…
У Алана зарябило перед глазами.
Значит, у нее есть муж или друг, все равно, подумал он, неожиданно объятый гневом. Она любит его и не хочет доставлять ему боли. Скорее всего их совместная жизнь превратилась для нее в привычку и ей захотелось новых впечатлений. А тут как раз подвернулся я…
Ему вспомнилась неделя дежурства у ее дома, бескорыстная помощь Питера, свои переживания, ночи, проведенные без сна, и он почувствовал себя так паршиво, что чуть не отстранил все еще прижимающуюся щекой к его груди Энн грубым движением руки.
— Я наконец-то все понял, — сказал он по-прежнему спокойно, но жестко. — Ты поиграла со мной и теперь бросаешь, чтобы продолжить жизнь с человеком, которого любишь. Оказывается, все гораздо проще, чем я…
— Нет! — воскликнула Энн, вскидывая голову. — Ты все неправильно понял! Никакой спокойной жизни с любимым человеком у меня не предвидится я не играла с тобой!
Алан нахмурился сильнее и замотал головой.
— Тогда я вообще ничего не понимаю, Энн.