Вернувшись с бумажным пакетом в руках, Сильвия вынуждена была поблагодарить его. Джулиан усмехнулся и непринужденно заметил:

— Кажется, любое проявление вежливости с моей стороны вызывает у вас подозрение.

Она посмотрела на него в упор:

— Просто это не означает, что я прощу все, что вы мне сделали. И это никак не повлияет на мое решение выплатить вам сполна всю сумму, на которую вы меня облагодетельствовали.

Лицо его омрачилось.

— Ну что ж, прекрасно, — решительно проговорил он. — Раз меня не собираются прощать, тогда я прибавлю к списку своих грехов еще один.

И прежде чем она успела воспротивиться, он наклонился и поцеловал ее в губы. Никогда еще за все ее двадцать три года никто не целовал Сильвию так, как это сделал Джулиан. И прежде чем она успела понять, что произошло, он выпустил ее из своих объятий, повернулся и исчез в толпе.

Глава 10

Заливаясь краской стыда, Сильвия пробиралась к своему месту, а мысли ее пребывали в полнейшем хаосе. Слепой гнев душил ее, но испытывала она и другие чувства, которые не поддавались объяснению. До помолвки с Хью Сильвия нечасто раздавала поцелуи, однако те несколько, что она позволила сделать молодым людям, совершенно не тронули ее души. И сейчас, глубоко изумленная, она вдруг поняла, что так же было и с Хью. Никогда его поцелуи не приводили ее в такое состояние — потрясенное, полуиспуганное.

При этой мысли Сильвия закусила губу. Испугана? Но чем? Чего она испугалась? Этого-то она как раз и не знала. Быть может, той неведомой силы, с какой не сталкивалась прежде и которой не понимала, но которая — и бесполезно было это отрицать — затронула в ней какую-то доселе неведомую струну.

«Я ненавижу и презираю его сильнее, чем всегда», — гневно твердила она себе и приходила в еще большую ярость, вспоминая дрожь, пронзившую ее, когда его губы прижались к ее губам.

С трудом удалось ей отвлечься от этих мыслей и принять более или менее безмятежный вид, когда она наконец очутилась перед зданием кафе.

Сейчас оно почти пустовало, но по всему было видно, что здесь побывало много народу. Кто-то пришел ровно к одиннадцати, кто-то — к самому ленчу, и все предупреждали друг друга, что ко времени дневного чаепития и вовсе ожидается час пик. Однако самую знаменательную новость сообщила ей Дафни. Два «ужасно милых» молодых человека, судя по всему братья, ехавшие в гости к друзьям, остановились у них сегодня перекусить. И младший из них, художник, заказал себе комнату на целые две недели с будущего вторника, пообещав платить десять гиней в неделю.

— Дафни, милая, я надеюсь, у него все в порядке с головой? — обеспокоенно проговорила Сильвия, снимая пальто в прихожей.

— Уверена, что да, — восторженно отвечала Дафни, а Пэм, в кои-то веки согласная со старшей сестрой, прибавила:

— И я уверена, Сильвия, что у него все в порядке с головой. Он даже сказал, что позволит мне помогать ему!

— Я имела в виду сумму, которую он собирается платить за проживание, — пояснила Сильвия. — Знаю я этих художников, у них вечно карманы пустые.

— Сильвия, милая, да он готов был платить даже больше, — увещевала сестру Дафни. — Только мы решили остановиться на десяти гинеях.

— У них такая шикарная машина, — послышался с лестницы голос Мартина, прикреплявшего к стене светильник. — Так что, сестричка, о деньгах, думаю, не стоит беспокоиться.

— Ну что ж, будем надеяться. — Сильвия пожала плечами. — Ладно, пора и мне поработать. Похоже, к вечеру понадобится целая гора бутербродов.

Позже, мысленно возвращаясь к этой теме, она подумала, что вскоре, наверное, привыкнет к идее «пускать» постояльцев и что если ей удастся найти четырех постоянных квартирантов за десять гиней в неделю, то скоро она сможет начать откладывать понемногу, чтобы расплатиться с Джулианом Меррингом за его непрошеную благотворительность.

В течение всех выходных у Сильвии совсем не оставалось времени на раздумья. Погода стояла теплая и солнечная, и к кафе стекались потоки проголодавшихся туристов, особенно в воскресенье.

Все домочадцы принимали участие в работе. Айви, блистая кулинарными талантами, с удивительным проворством управлялась на кухне. Сильвия и Дафни обслуживали посетителей, а Мартин и Пэм после службы в чудесной старинной церкви принялись за мытье посуды.

Лишь около трех часов дня они наконец присели перекусить, и Сильвия объявила, что отныне они будут делать это до открытия кафе, с чем все дружно согласились. А в три часа начали появляться первые посетители, пришедшие на «дневное чаепитие». Постепенно всему семейству стало ясно, что успех их маленького бизнеса потребует от них по-настоящему тяжелой работы и что им понадобится очень тщательно планировать все до мелочей, если они хотят хотя бы иногда отдыхать.

Понедельник прошел относительно спокойно, правда, тоже не обошлось без событий. Супруга местного викария, миссис Стетлоу, статная, дородная женщина, приметившая Мартина и Пэм на воскресной заутрене, заглянула на пару слов и тут же увековечила свое к ним расположение наищедрейшим заказом пирожных для торжественного чаепития, ожидавшегося в местном институте в ближайшую среду. По ее уверениям, возможность приобрести настоящую домашнюю выпечку считалась в здешних местах величайшим благом.

— И помните: вам не следует сильно снижать цены, — посоветовала она. — Качественные продукты стоят денег, и, если у вас все будет дешево, те, кто побогаче, перестанут быть вашими клиентами. — Она рассмеялась. — И вовсе не потому, что им некуда девать деньги, просто каждый хочет быть уверен, что уплатил их за стоящий продукт.

Во вторник произошло поистине знаменательное событие. Возле кафе остановилась огромная машина, из которой вышли двое мужчин и девушка. В первых двух Пэм и Дафни восторженно признали «художника и его брата», зато девушку они видели впервые, хотя у Сильвии сразу же возникло странное чувство, будто раньше она уже встречалась с нею, но, когда и где, припомнить никак не могла.

Зато когда она наконец получила ответ на мучивший ее вопрос, сердце ее ушло в пятки. Младшего из братьев, темноволосого юношу с приятными манерами, Мартин повел осмотреть комнату, а старший с девушкой прошли в кафе и заказали кофе с пирожными на трех человек. Сквозь гул голосов Сильвия вдруг услышала нечто такое, что повергло ее в дрожь.

— Нет, все-таки странный человек наш Джулиан, — проговорила девушка, обращаясь к своему собеседнику. — Ну как так можно? Ведь ни разу ни словом не обмолвился, что это кафе вновь открылось, да к тому же стало лучше, чем прежде. Ведь сколько раз я сетовала, что во всей округе нет ни одного кафе или ресторана.

Мужчина рассмеялся:

— Наверное, он просто знал, дорогая, что ты разыщешь это кафе и без его помощи, ведь здесь выпекают твои любимые миндальные пирожные.

Сильвия принесла им кофе. Когда девушка подняла на нее глаза, чтобы поблагодарить, опасения Сильвии окончательно подтвердились. Эти голубые глаза она уже видела… Те же, что и у Джулиана Мерринга. Теперь у нее не оставалось сомнений, что перед нею та самая Тэсса, его сестра, которая проживает вместе с ним в Грейт-Хиклинг. И еще одна маленькая деталь не укрылась от взгляда Сильвии — на руке мисс Мерринг, одетой в твидовый костюм превосходного покроя, красовалось очаровательное сапфировое колечко — знак помолвки, — и, судя по горделиво-довольному виду ее спутника, именно он и был человеком, подарившим ей его.

«Да, обстоятельства становятся все более и более запутанными, — огорченно подумала про себя Сильвия, обходя остальных посетителей. — Этот парень, художник, будущий деверь мисс Мерринг, будет жить здесь целые две недели. И разве смогу я помешать своим близким подружиться с ним? — А вслед за этой мыслью пришла другая: — Джулиан, должно быть, знал о его намерении поселиться у нас, и если бы он был настоящим джентльменом, то непременно намекнул бы парню, что тому лучше присмотреть себе другое место для эскизов. Да и сестре не дал бы наведаться сюда».

Сильвия понимала, что бессмысленно изливать на ни в чем не повинную Тэссу неприязнь, которую она питает к ее брату. По той же причине она не намеревалась знакомиться с девушкой ближе, и та, предприняв пару неудачных попыток вовлечь Сильвию в дружескую беседу, чуть пожав плечами, вынуждена была ограничиться обществом своего жениха и спустившегося к столу Гая.

Сильвия решила при первой же возможности рассказать домочадцам о случившемся, чтобы ограничить их интерес к этой троице рамками обыкновенной вежливости, однако очень скоро девушка обнаружила, что ее опередили. Генри, которого уж никак нельзя было предупредить, самым бесстыдным образом «братался с врагом». Судя по всему, он забежал в кофейный зал, следуя по пятам за Гаем, и теперь дружелюбно вертелся возле мисс Мерринг, расточавшей свое внимание. Чувствовалось, что Генри нашел наконец настоящего друга.

— Ну что за прелесть? Это ваш? — спросила Тэсса у Сильвии, забыв о ее холодности.

— Да, он живет у нас, только это не означает, что ему можно заходить сюда, — сухо ответила Сильвия. — А ну, пошел вон, Генри!

Выражение бесконечного удивления, появившееся на черной сморщенной мордочке Генри, в другое время рассмешило бы Сильвию. Он словно вопрошал: «Да что это такое с тобой приключилось? Раньше ты со мной так никогда не разговаривала».

— Пожалуйста, разрешите ему остаться. Я просто обожаю французских бульдогов! — воскликнула Тэсса. — Я, знаете ли, сама их развожу.

Сильвии вспомнились слова Джулиана, и у нее чуть было не вырвалось: «Да, я знаю», — но она вовремя спохватилась и, испытывая неловкость из-за собственной недоброжелательности, все же проговорила:

— Хорошо, только пусть сидит рядом с вами и ни к кому не пристает.

«Младшая сестра куда милее и приветливей, — услышала за спиной Сильвия, хотя Гай говорил шепотом. — Да и внешне посимпатичнее. Волосы просто роскошные, а черты лица словно точеные».

Не испытывая ни малейшего желания подслушивать, Сильвия поспешила удалиться. Итак, теперь за ней закрепилась слава «злобной мегеры», а виноват в этом Джулиан Мерринг. Ее собственная вина лишь в одном — в природной вспыльчивости. Она всегда знала это и столько раз, правда, к сожалению, безуспешно пыталась бороться с этим бедствием. И все же люди никогда не считали ее тяжелым человеком — вспышки гнева всегда быстро проходили, и никто бы не смог назвать Сильвию угрюмой и мрачной.

«Из-за этого Джулиана я, кажется, напрочь утратила чувство юмора, — подумала она, направляясь на кухню за новой порцией кофе. — Если я не буду следить за собой, то скоро даже домашние сочтут меня невыносимой».

Однако настроение ее нисколько не улучшилось, когда Дафни, высунув златокудрую головку из кладовки, где она наполняла горшочки с горчицей, радостно сообщила, что молодой художник, которого зовут Гай Холдрик, оказался еще более милым, чем ей показалось на первый взгляд.

— Он попросил меня позировать ему для эскизов, которые готовит для Молодежного центра в Уэст-Кантри, — задыхаясь от восторга, сообщила она. — Как ты думаешь, удастся мне выкроить для этого время?

— Не знаю, детка, — осторожно проговорила Сильвия. Да, она может держаться сухо и неприветливо с Меррингами и их друзьями, но разве может она позволить себе резкость по отношению к любимой сестренке? При первой же возможности она объяснит Дафни положение вещей, и та конечно же поймет, почему нужно держаться подальше от этого молодого человека. А пока пусть помечтает.

Когда мисс Мерринг с женихом собрались уезжать, Сильвия почувствовала облегчение. Однако не успели они укатить, как в дом влетела Пэм в сопровождении резвящегося Генри. Размахивая толстенькими косичками, сияя глазами, она с ликующим видом сообщила:

— Не знаю, кто такая эта леди, но она сказала, что живет недалеко отсюда и что у нее дома есть славные маленькие щеночки французских бульдогов! Она сказала, что если мы хотим, то она как-нибудь отвезет нас к себе посмотреть на них. Да, меня и Генри. — Потом, обняв Сильвию детскими ручонками, она в восторге продолжала: — Знаешь, Сильвия, кажется, мне начинает здесь нравиться!

Нежно обняв младшую сестренку, Сильвия так и не нашла, что сказать в ответ.

Глава 11

Ближайшая возможность посвятить младших домочадцев в тайну представилась тем же вечером, когда, закончив дневные труды, они собрались в маленькой гостиной. Сильвии было трудно начать — слишком больно вспоминать тот короткий и счастливый период ее помолвки с Хью и первое знакомство с Джулианом, нанесшим ей такие оскорбления, от которых даже сейчас все внутри у нее клокотало от негодования.

Однако оказалось, что большего сочувствия она вряд ли в ком смогла бы найти. Ее рассказ о том, как обошелся с нею Хью, не удосужившись даже извиниться перед нею за ужасное поведение своей матери, как отрекся от Сильвии в самую трудную для нее минуту, вызвал у всех гнев и отвращение. Что же касается дальнейшего развития событий, когда Джулиан фактически обвинил ее в том, что она авантюристка, пытающаяся заманить в свои сети его кузена, то в это никто из близких Сильвии, казалось, просто не мог поверить. Сама мысль о том, что кто-то мог отвести подобную роль Сильвии, их другу, советчику и ангелу-хранителю, казалась им нелепой. Они решили, что Джулиан, должно быть, попросту не в себе и страдает каким-нибудь психическим расстройством.

— Боюсь, вы слишком к нему снисходительны, — возразила Сильвия, качая головой. — Как раз психически он здоров, как и все мы, иначе не являлся бы владельцем крупнейшей в стране инженерной компании. Просто он принадлежит к тому типу людей, которые кичатся своей непогрешимостью и считают собственное мнение единственно правильным. Он просто уверовал в то, будто я помогала дяде Дону в его махинациях, и, даже не дав мне малейшего шанса оправдаться, высказал все эти ужасные обвинения.

Тут заговорила Пэм:

— Да он просто страшный человек, этот Джулиан Мерринг. Теперь мне понятно, почему ты рассердилась, когда я сказала, что он милый. Ну в тот день, когда он приезжал к нам на Бельгрейв-Секес, помнишь?

Мартин и Дафни были удивлены. Изогнув брови, Дафни спросила:

— Он что, приезжал туда?

— Чего же ему было надо? — вторя ей, поинтересовался Мартин.

Сильвии стало трудно дышать.

— Он, видите ли, решил, что, возможно, ошибался на мой счет и что если он облагодетельствует нас, то ему станет легче и все встанет на свои места. Знаете, так некоторые обращаются с собакой — сначала пнут ногой безо всякой причины, а потом, когда станет стыдно, бросают ей кость.

Словно желая защитить, Пэм обняла Генри и понимающе кивнула, а Дафни задумчиво проговорила:

— Теперь я понимаю, почему ты не хотела принять от него работу для нас обеих. Ты просто не могла позволить ему помочь нам, да, Сильвия?

— И все же он это сделал, — выпалила Сильвия. — Об этом-то я и хочу поговорить с вами.

И она рассказала о своих подозрениях, о признании мистера Хемпторна, о ее разговоре с самим Джулианом. Только об одном Сильвия предпочла умолчать — о его объятиях и об этом грубом, почти жестоком поцелуе. «Об этом им лучше не рассказывать, они не поймут», — решила про себя Сильвия, хотя понимала, что делает это не только из осторожности — она до сих пор сгорала от стыда за собственную непоследовательность и за это странное пьянящее чувство, пробужденное в ней тем поцелуем.

Узнав о том, что нынешним благополучием они обязаны человеку, смертельно оскорбившему их сестру, все притихли, и только Пэм своим смешным грубоватым голоском наконец задумчиво проговорила:

— А может, он таким образом извинялся? Быть может, он бросил все свои дела и отдал все, что у него есть, чтобы у нас был дом?

От этих слов щеки Сильвии вспыхнули, из глаз брызнули слезы.

— Если б так, неужели ты думаешь, я не простила бы его и продолжала обижаться? Но, к сожалению, это не так. Он может швырять на ветер тысячи, даже не замечая этого. Для него такая сумма не жертва.

— Тогда что же нам теперь делать, сестричка? — спросил Мартин. — Мы приняли его помощь и теперь перед ним в долгу, во всяком случае в моральном. Не представляю, как мы сможем с ним расплатиться.

— Да, сразу не получится, — согласилась Сильвия. — Но мы можем и должны откладывать каждый лишний пенс, и тогда постепенно избавимся от долга. Я попросила мистера Хемпторна высчитать хотя бы приблизительную цифру. — Она помолчала, потом поспешно продолжила: — А теперь, когда вы посвящены во все, вы, наверное, поймете, почему я хочу, чтобы вы избегали не только самого Джулиана Мерринга, но и всех, с кем он общается. Например, та девушка, пригласившая вас посмотреть на щенков, — Сильвия взглянула на Пэм, — та девушка — сестра Джулиана. Зовут ее Тэсса, и живет она вместе с ним в Грейт-Хиклинг.

Лицо Пэм помрачнело, а Дафни огорченно воскликнула:

— И брат Гая Холдрика помолвлен с нею! Значит, мы с Гаем не можем быть друзьями!

— И еще лучше бы тебе, Дафни, не называть его по имени. И не важно, собирается его брат породниться с Меррингами или нет. — На лице Сильвии появилось выражение озабоченности. — Нам с вами нужно понять одно: если ты занимаешься бизнесом, то клиент для тебя всего лишь клиент и не нужно полагать, что вы можете стать с ним друзьями.

— Да, наверное, это так. — Милое личико Дафни выглядело удрученным, а Пэм казалась всерьез озадаченной.

И тут Мартин выступил со словами, буквально поразившими Сильвию. Посмотрев на Пэм и Генри, он вдруг со странной улыбкой проговорил:

— Сильвия, напрасно ты считаешь, что эта парочка даст нашей семье жить уединенно. — И помолчав немного, он несколько смущенно прибавил: — А еще меня почему-то не покидает чувство, что Пэм, скорее всего, была права, предположив, что этот парень Мерринг попросту пытался принести таким образом извинения.

Пэм сконфуженно заерзала на стуле.

— Да ну их, эти ваши взрослые разговоры, — нетерпеливо выпалила она. — Только одно мне теперь ясно: я не собираюсь дружить с людьми, обидевшими Сильвию.

— Никто не собирается, — поддержала ее Дафни, прижимаясь золотистой головкой к плечу старшей сестры. — Сильвия должна быть уверена в нашей верности.

— Милые вы мои! — благодарно воскликнула Сильвия и посмотрела на Мартина, но на этот раз он промолчал, лишь вынул из кармана какую-то палочку и демонстративно бросил в корзинку для бумаг. О чем он думал в этот момент, Сильвия не могла угадать, лишь инстинктивно понимала: Мартин не согласен с нею полностью и, несмотря на свой юный возраст, считает ее точку зрения чисто женской, сам же придерживается другой — мужской и беспристрастной.

С этой мужской точкой зрения ей пришлось вступить в конфликт уже через три дня.

Сильвия была дома одна, последние посетители разошлись, и она сидела в кабинете, занятая подсчетами, когда в дверь постучал Гай Холдрик.

— Вы позволите мне войти? — робко спросил он.

— Конечно, мистер Холдрик. — Она расчистила для него стул и, как ей казалось, со сдержанной доброжелательностью поинтересовалась: — Надеюсь, вам удобно у нас?

Мгновение он колебался, потом, изобразив на смуглом приятном лице слабую улыбку, проговорил:

— Физически да, но не морально.