Сильвия подняла на него встревоженный взгляд. Она точно знала, что постояльцы не могут говорить подобным образом.

— Что вы имеете в виду?

— Вы позволите закурить?

Сильвия кивнула, он вынул трубку и начал набивать табак.

— Я скажу вам, что именно. Прежде всего, это место привлекло меня своей дружелюбностью. Мне показалось, что художник не может сыскать места, более подходящего для работы.

Беспокойство Сильвии возрастало, но, сохраняя самообладание, она спросила:

— Быть может, с вами обошлись невежливо?

— Дорогая мисс Фрейни! Всего за какие-то несколько часов моего пребывания здесь ко мне вдруг стали относиться как к прокаженному! — С жаром воскликнул он. — Ваш брат, правда, ничего такого не делал, зато малышка убегает, едва завидев меня. Что же касается вашей другой сестры, — он слегка покраснел, — когда я впервые предложил ей позировать для меня, мне показалось, ее это очень заинтересовало. Зато сейчас я не могу добиться от нее ничего, кроме решительного отказа. Разумеется, я захотел узнать, что такое сделал и чем расстроил вас всех, но, поскольку она наотрез отказалась объяснить, я пришел поговорить с вами.

— Мне не совсем понятно, с чего вы взяли, что она будет позировать вам, — проговорила Сильвия, изо всех сил стараясь сохранить вид исполненный достоинства. — Видите ли, мы все очень заняты.

Он раскурил трубку.

— Понимаю. Однако это не основная причина, заставляющая вашу сестру отвергнуть мое предложение. — И, глядя на нее в упор, он продолжал: — Быть может, если я скажу вам, над чем собираюсь работать, вы отнесетесь к этому иначе. Мне предложили разработать серию панно для строящегося здания Молодежного центра в Уэст-Кантри. До сих пор у меня не было трудностей с подбором типажей для второстепенных фигур, но для центральной фигуры, олицетворяющей Дух Юности, я уже давно никак не могу найти подходящий образ. В тот момент, когда я увидел вашу сестру, я понял, что мои поиски закончились. — Голос его звучал страстно и почти дрожал. — Она — олицетворение самой молодости, олицетворение весны жизни. И вы не могли не заметить этого сами.

— Да, я знаю, она очень мила, — осторожно проговорила Сильвия, тронутая его энтузиазмом. — Но я не могу поверить, что среди множества миловидных девушек не найдется той, что подошла бы вам для ваших целей так же, как моя сестра.

— Вы близки к ней и знаете ее лучше меня, но мне кажется, вы упускаете из виду еще и другую сторону, — порывисто возразил он и с сомнением прибавил: — Не знаю, как выразить это, не выглядя тщеславным…

— Вы хотите сказать, что, отказываясь позировать вам, она отказывается от славы? — Сильвия говорила безо всякой иронии.

— Да, так или иначе, она действительно отказывается от славы. Я выиграл этот заказ в честном конкурсе — мою работу признали лучшей. Эти панно будут установлены надолго, если не навсегда. Потомки не уничтожают произведений искусства своих предшественников, даже если те перестают им нравиться и не соответствуют духу времени. — Он озорно, по-мальчишески улыбнулся. — Вспомните, какими уродливыми нам кажутся сейчас некоторые скульптуры викторианской эпохи, однако никто же не собирается уничтожать их.

Сильвия едва заметно улыбнулась.

— Из вас получился бы весьма красноречивый адвокат, — заметила она. — А что, если другие художники захотят изображать Дафни, увидев ваши панно? А ведь она, я уверена, не собирается стать профессиональной моделью или натурщицей.

Эти слова поразили его.

— Этого не произойдет, мисс Фрейни. Я был бы очень осторожен и не стал бы обнародовать имя вашей сестры. Да провалиться мне на месте, если бы я хотел, чтобы другим художникам стало известно о существовании вашей сестры!

— Хорошо, я поговорю с ней. Но если она откажет вам, вы не должны больше преследовать ее. Я сторонница честной игры и жду от вас того же.

Лицо его прояснилось.

— Меня это вполне устроит, мисс Фрейни. И, пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. Я знаю, что многие думают о художниках. Принято считать, что художники ведут скандальный образ жизни и все такое прочее. Но что касается меня и вашей сестры, умоляю вас… Даю вам честное слово.

— Ну что ж, очень хорошо. — Она сделала жест рукой, давая ему понять, что беседа окончена, он поблагодарил и удалился, напевая веселую мелодию.

«Надо поговорить с Дафни. Если ее интерес к этому сугубо прозаический, то почему бы ей действительно не попозировать? Господи, я вовсе не собираюсь стоять у нее на пути!»

Однако, заведя разговор с сестрой, Сильвия, к своему удивлению, обнаружила, что по обыкновению уступчивая Дафни вдруг резко переменилась и слышать ничего не хочет о том, чтобы позировать Гаю Холдрику. Она категорически заявила, что не изменит своего решения и что чем больше она об этом думает, тем больше убеждается в своей правоте. А когда Сильвия напомнила ей о ее первоначальном желании, Дафни решительно и даже резко заявила, что никогда этого не хотела. Разговаривать с нею было бесполезно.

Глава 12

Что на самом деле произошло между Дафни и Гаем Холдриком, Сильвия не знала, однако заметила, что они постепенно начали избегать друг друга, и в конце концов Гай, даже не дожидаясь окончания двухнедельного срока, собрал вещи и, холодно попрощавшись со всеми, уехал.

Правда, к облегчению Сильвии, Дафни не выказывала признаков смятения, и столь внезапный отъезд юноши, судя по всему, ее нисколько не огорчил. За эти дни она чуть побледнела и похудела, но то же можно было сказать и о самой Сильвии. Никогда еще им не приходилось работать так много и усердно, почти не бывая на свежем воздухе, и Сильвию не удивляло, что здоровье их несколько ослабело.

«Ну что ж, будем надеяться, что отныне не увидим друзей Джулиана Мерринга в качестве постояльцев, — мрачно думала про себя Сильвия. — Зачем нам лишние неприятности?» С каждым днем работы прибавлялось, число посетителей увеличивалось, постепенно Сильвия напрочь выбросила из головы незадачливого художника, и ей казалось, что то же самое сделала и Дафни.

Прошел целый месяц, прежде чем иллюзия рассеялась. Произошло это случайно. Пэм и Мартина не было дома (Пэм теперь училась в местной школе), а Дафни отправилась за покупками. Сильвия зашла на кухню обсудить меню с Айви и нашла девушку сильно обеспокоенной.

— Что случилось, Айви? — живо поинтересовалась она, рисуя в воображении возможные неприятности. — Уж не хочешь ли ты сказать, что дымоход снова засорился и требует прочистки или что вчерашняя рыба все-таки испортилась?..

Темные глазки Айви, обычно веселые и задорные, сейчас угрюмо смотрели на Сильвию, и на ее круглом румяном личике не было и подобия улыбки.

— Хорошо, мисс Сильвия, если б это было так, — удрученно ответила она, автоматическими движениями собирая мясорубку. — С тех пор как вы забрали мисс Пэм спать к себе, а мисс Дафни поселилась в соседней от меня комнате… с тех пор я иногда часами не могу заснуть, все слышу, как она плачет.

— Дафни плачет? — Сильвия ошеломленно смотрела на Айви.

Та с важным видом кивнула.

— Каждую ночь. Как только ложится спать, так и принимается плакать. Я все слышу. Как еще ей удается нормально выглядеть по утрам, это удивительно. А сегодня и вовсе всю ночь прорыдала навзрыд — не иначе, как письмо от него получила, бедняжка. Вчера утром я видела, как она тихонько забрала его у почтальона и поскорее сунула в кармашек передника.

Первые мгновения Сильвия была так ошарашена, что потеряла дар речи.

«Как я могла быть такой слепой эгоисткой? — думала она. — Ну что я за сестра, в самом деле? Мне хотелось, чтобы Дафни была безразлична к Гаю Холдрику, и только поэтому я вообразила, что она абсолютно счастлива и у нее все в порядке».

— Вы, мисс Сильвия, может, скажете, что это не мое дело, — угрюмо продолжала Айви, — но я ведь тоже живая и…

— Господи, Айви, ты даже не знаешь, как я признательна тебе! — порывисто перебила ее Сильвия. — Голова у меня в последнее время была так забита всякими заботами, что я даже не заметила, что рядом со мной существуют куда более важные проблемы.

Лицо Айви слегка прояснилось, на нем появилась застенчивая улыбка.

— Да уж, мисс Сильвия, что верно, то верно. Как-то на днях я пыталась рассказать вам, что встречаюсь с Джо Блисоном, да что толку, вы меня и не слышали.

— С Джо Блисоном? — удивилась Сильвия. Мысли ее все еще были сосредоточены на Дафни, и это имя не говорило ей ни о чем.

— Да, он племянник здешнего булочника, работает вместе с отцом на ферме в Грейт-Хиклинг, — объяснила Айви и гордо прибавила: — Очень интересно я с ним познакомилась, мисс. Оплачивала как-то раз счета в магазинчике его дядюшки, а миссис Блисон, она как раз только что взяла у меня деньги, поднимает глаза, видит у меня за спиной его и говорит мне…

Но что сказала миссис Блисон, знакомя Айви со своим племянником, Сильвия уже не слышала. Она раздраженно думала о том, что даже Айви умудрилась познакомиться с парнем из Грейт-Хиклинг, отец которого, возможно, является арендатором Джулиана Мерринга.

— Он-то как раз и рассказал мне, что мистер Холдрик съехал от нас к мистеру Меррингу, — сообщила Айви. — Только не подумайте, мисс, что я говорила Джо о мисс Дафни и мистере Холдрике и о том, что они неравнодушны друг к другу. Уж я-то умею держать язык за зубами. Я бы даже и вам не сказала, если бы не беспокоилась так за мисс Дафни.

— Ты правильно сделала, что рассказала, — повторила Сильвия. — Надо будет подумать, что предпринять. — И, взяв свой блокнот, она попыталась переключиться на составление меню для ленча.

Время шло, день близился к концу, и оказалось, что вызвать Дафни на разговор не только трудно, но почти невозможно. Постепенно до Сильвии дошло, что ее обожаемая сестренка старательно избегает оставаться с нею наедине. Она также вспомнила, что они с Дафни не беседовали по душам с тех пор, когда та упрямо решила отказаться позировать для Гая Холдрика.

«Надо будет все же попробовать, — со вздохом подумала Сильвия, бредя с ворохом штопки под мышкой к летней беседке после того, как Дафни наотрез отказалась составить ей компанию, найдя для этого подходящий предлог. — Просто не понимаю, почему Дафни переменилась ко мне, ведь мы всегда были так дружны».

Сильвия чувствовала себя усталой и глубоко несчастной. Она в изнеможении опустилась на деревянное кресло, а примчавшийся следом Генри уютно свернулся калачиком у ее ног в пятне солнечного света и захрапел. Теплое июньское солнце и мирное похрапывание Генри вскоре сморили и Сильвию, она задремала.

Сильвия не знала, сколько проспала так, только проснулась от внезапного ощущения чьего-то присутствия. Оглядевшись, Сильвия обнаружила в соседнем кресле внушительную фигуру Джулиана Мерринга, вокруг него крутился Генри и подхалимничал самым предательским образом.

— Как приятно быть свидетелем вашего пробуждения, — проговорил, улыбаясь, Джулиан. — Такое впечатление, будто мы с вами муж и жена.

Сильвия покраснела до корней волос.

— Слава Богу, что это не так, — отрезала она.

Он пожал широкими плечами:

— Возможно, вы и правы. И все же мне приходилось преодолевать просто дьявольский соблазн в последние пять минут.

Взгляд Сильвии сверкал негодованием.

— Вы хотите сказать, что наблюдали за мной все это время?

Он улыбнулся еще шире.

— Не волнуйтесь, моя дорогая, рот у вас был закрыт, — с неторопливой ленцой в голосе уверил ее он. — Насчет храпа у вас тоже все в порядке, не то что у этого малого. — И он погладил пса по круглой голове. — Думаю, вы крепко спали, поэтому и не услышали моего прихода. Хотя я, прямо скажем, передвигаюсь далеко не как фея. Даже когда на мне теннисные туфли.

Сильвия заметила, что на нем и в самом деле надет спортивный костюм, в котором он выглядел моложе и совсем не походил на крупного магната. Мысль эта словно выстрелом пронзила девушку, но Сильвия тут же прогнала ее, а он тем временем продолжал все в том же легком игривом тоне:

— Так вы не верите, что я боролся с соблазном? Ничего удивительного — у вас такой юный и прелестный вид.

— Я не нуждаюсь ни в вашем обществе, ни в ваших комплиментах, — воскликнула Сильвия, а про себя подумала: «Неужели для того, чтобы вздремнуть, нельзя было найти более безопасное и укромное место, чем это кресло?» Откинувшись полулежа на низкой спинке, она не могла чувствовать себя уверенной. В то же время, вздумай она переменить позу, он непременно поспешил бы ей помочь и уж конечно же не преминул бы повторить свой дерзкий поступок.

При этой мысли Сильвия покраснела еще больше, а он насмешливо поинтересовался, о чем она думает. Сильвия не ответила, но ей вдруг стало понятно, что он читает ее мысли. Это еще больше разозлило ее, и, не выдержав, она яростно выпалила:

— Как вы можете навязывать свое общество женщине, если оно ей противно?

— Не думаю, что мой поцелуй был вам так уж противен, хотя вы и притворяетесь, что это именно так. Вы ведь и себе не можете в этом признаться, — проговорил он, задумчиво глядя на нее. — А я вовсе не собираюсь делать вид, будто раскаялся. Мне понравилось целовать вас, у вас самые мягкие губы на всем белом свете, и мне ужасно хочется поцеловать вас еще раз, прямо сейчас. Однако я пришел сюда не за этим, Сильвия. — Тон его внезапно переменился. Я пришел серьезно вас озадачить.

До сих пор он никогда не называл ее по имени и ни разу еще не разговаривал с нею в таком строгом тоне, и сейчас Сильвия чувствовала, что не только взбешена его бесцеремонно-приказными интонациями, но и безнадежно смущена и взволнована.

— У вас мягкие губы, но для девушки вашего возраста вы слишком жестки, — невозмутимо продолжал он. — Дафни и Гай страдают от любви друг к другу, а вам нет до этого ни малейшего дела. И всему этому причиной ваша глупая гордыня, которой вы подчиняете и приносите в жертву всех и вся.

Слезы гнева навернулись на глаза Сильвии, и, забыв о том, что он может к ней прикоснуться, она порывисто поднялась и села, даже не заметив, что он помог ей.

— Какие вы все нечестные! Все, все до одного! Даже Дафни! — воскликнула Сильвия, и дальше слова полились сами. — Я настаивала, чтобы она позировала для мистера Холдрика, если ей хочется. Я повторяла ей много раз, что она не должна отказывать себе в этом. А она даже намеком не дала мне знать, что уже влюблена в него!

— Как вы можете упрекать ее за это? Она просто щадила вас, зная, каким шоком было бы для вас узнать, что она любит человека, который является не только моим другом, но и, возможно, будущим родственником. — Голос его звучал вполне серьезно. — Единственное, в чем виновата Дафни, — это в своей нелепой верности… верности вам! Она прекрасно понимала, что чем дальше, тем безнадежнее становится их с Гаем положение. Ведь первый удар был нанесен, когда они впервые увидели друг друга.

— Довольно странно слышать от вас подобные вещи. Вы сегодня настроены на романтический лад, — с холодным сарказмом заметила Сильвия. — А когда вы в первый раз взялись меня «серьезно озадачить», как вы изволили выразиться, вы, помнится, не так уж пылко верили в любовь. А уж что касается любви с первого взгляда…

— Возможно. Но с тех пор я проделал длинный путь, Сильвия. Я признаю, что был тогда жесток.

— Что верно, то верно. До тех пор я понятия не имела, что люди могут быть такими безжалостными и грубыми.

— Мне придется позаимствовать немного вашего гнева и в свою очередь назвать вас нечестной, — с улыбкой проговорил он. — Если бы я не испытывал угрызений совести оттого, что дурно обошелся с вами, я не пытался бы так откровенно загладить свою вину. Да еще при столь трудных обстоятельствах.

Она упрямо сжала губы.

— Если вспомнить, как вы отнеслись ко мне и к моей помолвке с Хью, то вы просто не имеете права обвинять меня в несправедливом отношении к Дафни.

Терпение начало изменять Джулиану.

— Это совершенно разные случаи, их нельзя сравнивать. Дафни и Гай абсолютно искренне и по-настоящему любят друг друга, чего нельзя было сказать о вас и Хью. Я вовсе не пытаюсь кого-то обвинить, а лишь констатирую факт.

Она некоторое время молчала, потом со вздохом смирения спросила:

— Где сейчас Гай? Он по-прежнему живет у вас?

Джулиан отрицательно покачал головой:

— Несколько дней назад он написал отчаянное письмо вашей сестре, умоляя ее переменить свое решение, но в ответ получил просьбу уехать и забыть о ней навсегда. Юный возраст и гордость заставили его поверить этим словам. — Он мгновение колебался, потом продолжал: — Все это рассказала мне Тэсса пару часов назад, когда я вернулся из Лондона. Поняв, в чем причина, я немного подождал, пока вы закончите утренний прием посетителей, и поехал сюда поговорить с вами.

Сильвия некоторое время молчала, потом ровным голосом спросила:

— У вас есть его адрес?

Он достал из кармана записную книжку и вырвал листок.

— Вот он, Сильвия. И… и знаете что… — Теперь настала его очередь подбирать слова. — Если вы собираетесь сделать широкий жест, пусть он будет по-настоящему широким.

— Что вы имеете в виду? — спросила она с кажущимся спокойствием.

— Сделайте так, чтобы эта глупая вражда между вами и мной не отравляла жизнь другим. Если вы намерены и дальше презирать и ненавидеть меня, пожалуйста, только пусть это останется нашим секретом.

— Вы хотите сказать, что на людях мы должны быть друг с другом приветливы?

— Да, именно так. Но я думаю, мы могли бы сделать и еще один шаг навстречу. Например, почему бы вам не разрешить Пэм поехать к нам посмотреть щенков, о которых ей рассказывала Тэсса? А может быть, вы согласитесь, чтобы Тэсса одолжила девочке пони и научила ее ездить верхом? Я, уж конечно, молчу о том, что мог бы принять участие в судьбе Мартина, который, как я понял, хочет в будущем стать инженером…

— Ах вот вы куда клоните! Вы добиваетесь того, чего я как раз хочу избежать! — с жаром воскликнула она. — Стоит мне из элементарной вежливости согласиться с вами, как вы сразу же пытаетесь задушить нас своей благотворительностью. Если я хоть раз уступлю, мы навсегда окажемся в положении протеже богатых людей. Что касается меня, то я предпочитаю оставаться независимой.

Он яростно пнул ногой камень:

— Эта ваша проклятая гордыня! Сильвия, ведь она отравляет жизнь всем!

— Думаю, у вас тоже нет недостатка в гордыне, — колко возразила она. — Вот вы говорите, что испытывали угрызения совести оттого, что дурно обошлись со мною, и что с тех пор все время пытались загладить свою вину. Но ведь вам просто стыдно за свой поступок, и подлинного сожаления о содеянном вы не испытываете. Вы скорее умрете, чем унизитесь и попросите у меня прощения. Вместо этого вам куда проще усилить свое покровительство, потому что тогда вы можете ждать от меня уже не прощения, а благодарности. — Она помолчала и внезапно с горечью прибавила: — Я никогда не верила тому, что обычно говорят об удачливых бизнесменах, но сейчас, по крайней мере, кое-что из этого кажется мне правдой.

Он поднялся и некоторое время с любопытством смотрел на нее.

— Во всяком случае, в одном я определенно удачлив, — неторопливо проговорил он. — Я вызываю у вас совершенно определенное чувство, и чувство это — ненависть. Но я предпочитаю, чтобы вы уж лучше ненавидели меня, чем оставались равнодушны. Именно равнодушием вы окатили бы меня с головы до ног, если б я съел до последней крошки пирожок, который вы мне столь любезно предлагаете. — Он помолчал и неспешно продолжал: — Вы могли бы полюбить только того, кто сильнее вас, а того, кто уступил бы вам, вы в глубине души презирали бы. Мне кажется, что в некотором смысле я знаю вас лучше, чем вы себя.