— Поверю тебе на слово, — ответила я, на самом деле желая вернуться к разговору о Джашере. — Не знаю, как у тебя, а у меня целый день свободен. Вряд ли он будет против того, чтобы ты рассказала мне эту историю. Я же член семьи, — добавила я, думая о том, что, напротив, чувствую себя здесь чужой. По крайней мере, рядом с Джашером я точно была посторонней.

— Да, дорогая, я знаю, это так, — прореагировала Фейт, — просто это довольно личная и мрачная история, если ты понимаешь, о чем я.

Я не поняла, но кивнула.

Она глубоко вздохнула:

— С чего бы начать… Мать Джашера, Мод, бедная женщина, умерла при родах.

Фейт полила помидоры оливковым маслом и посыпала орегано — аромат разлился по всей кухне.

— Да, я читала о ней в твоих письмах. Что с ней случилось?

— У нее было кровотечение, и она умерла от потери крови, что само по себе трагично. Но самое странное, что она умерла до того, как успела родить Джашера. Мы должны были потерять и малыша, но… — тут она сделала паузу, — я никогда не видела ничего подобного.

— Что ты имеешь в виду?

От выражения отстраненности на ее лице у меня побежали мурашки.

Фейт поставила противень с помидорами на гриль и закрыла духовку. Она повернулась ко мне:

— Если беременная женщина умирает, младенец умирает тоже. Иногда ребенка удается спасти с помощью кесарева сечения, но всё произошло так быстро, и мы были так сосредоточены на том, чтобы остановить кровотечение, что это застало нас врасплох. С момента начала кровотечения до клинической смерти прошли считаные мгновения — ни дыхания, ни сердцебиения. И самое невероятное в том, что, пока мы пытались что-то придумать, чтобы спасти ребенка, тело Мод продолжало рожать.

Я увидела, как тетю пронзила дрожь.

— Мы все понимали, что стали свидетелями чуда. Ее тело продолжало тужиться еще полчаса. Мы не знали, что делать, — бедный малыш оказался уже в родовом канале, когда мы пришли в себя. Это было одновременно потрясающе, ужасно и невероятно.

Какое-то время мы обе молчали. Мурашки поползли к голове, когда я представила труп беременной женщины, чье тело сотрясают родовые схватки и чьи глаза при этом мертвы и больше ничего не видят. К горлу подступила тошнота.

— Это была хорошая мать, вот что я скажу, — произнесла Фейт, — и она продолжала любить свое дитя даже с того света.

— Но как это возможно? — Я взяла из буфета стакан и налила себе воды. — Ты узнавала у кого-нибудь, бывали ли раньше такие случаи?

После нескольких больших глотков у меня заурчало в животе. Я приложила к нему руку, не совсем понимая, доволен он или нет.

— О да, — ответила тетя. — Мы все тогда были в замешательстве. Заведующий больницей сразу же обратился к картотеке и запросил отчеты о похожих случаях. Ни одного не пришло. Я послала письмо своему старому университетскому другу — человек принял около сотни родов, — и он тоже никогда не слышал о подобном. Посоветовал оставить поиски. Отец Джашера был не слишком доволен той шумихой, которая возникла вокруг этого случая — последовало бесчисленное количество просьб об интервью и исследованиях. Он был против всего этого. И я его не виню.

— А что случилось с отцом Джашера? — спросила я, выглядывая в окно на задний двор. Кузен пока не появился.

— Это тоже печальная история, — отозвалась Фейт. — Сначала казалось, что с ним все в порядке. Конечно, ему пришлось погоревать, но он забрал мальчика домой и пытался растить его один. Что еще ему оставалось? К несчастью для Джашера, отец стал винить его в смерти жены. Боюсь, он ужасно издевался над сыном.

Тетя тоже подошла к окну, её серые глаза устремились к горизонту.

— Отец Джашера знал меня с рождения и не раз просил забрать сына. Других родственников у него не было, да и друзей осталось мало. Он говорил, что мальчик проклят, что он — дьявольское отродье. И прочую чепуху.

У меня глаза полезли на лоб.

— Чего-чего?!

— Я пыталась образумить его, но, потерпев неудачу, посоветовала ему обратиться к адвокату. Однажды летом, во время прополки сада от сорняков, я услышала шум автомобиля, остановившегося у края подъездной дороги. Дверца машины открылась и закрылась, после чего автомобиль уехал. Во дворе показался Джашер — совершенно один. Никогда не забуду, каким он тогда пришел: маленькие худенькие ручки были покрыты синяками, под глазом — фингал. В руках у него был вещмешок, куда поместилось всё, чем он владел в этом мире. Джашер сказал, папа ему обещал, что я присмотрю за ним.

Я представила себе эту сцену, и сердце кольнуло от боли за этого несчастного ребенка.

— И что ты сделала?

— Конечно, я ответила, что, разумеется, позабочусь о нем. Обняла его, и он позволил мне взять его на колени — так мы и сидели с ним на крыльце около часа. В тот день я стала мамой.

Фейт тоже посматривала во двор — не появится ли там её приемный сын.

— И по сей день я так рада, что ни на минуту не забывала о том, как бедный малыш был отвергнут и бит собственным отцом, винившим его в смерти матери. А потом ему сказали, что я — единственный в мире человек, который его примет. Если бы я хоть на мгновение показала ему, что колеблюсь, Джашер бы никогда так и не поверил в мою любовь к нему. — Она подошла к столу и присела. — Ничто в моей жизни тогда не предвещало материнства. Но иногда оказывается, что у судьбы свои планы на нас, хотим мы того или нет.

Тут я подумала, что совсем не планировала оказаться этим летом в Ирландии, но обстоятельства, не зависевшие от меня, в итоге привели сюда. И вот я здесь.

Тетя остановила взгляд на своих руках и закусила губу. Морщинка свела ее брови.

— Это только половина всей истории, — вздохнула она, — вернемся к ловле шершней арканом. Когда я спросила, где Джашер этому научился, поначалу он ничего не ответил. Но я не прекратила расспросы, и тогда он сказал, что это ему показал старый китаец. Джашер не пояснил, кто был этот человек и где он его встретил. Я была озадачена и ломала голову, пытаясь вспомнить хоть одного китайца в Анакаллоу, с которым бы мог общаться Джашер, но так никого и не припомнила. Целый год я мучительно размышляла об этом, пока, наконец, не догадалась.

Я присела на стул напротив Фейт, мое сердце заколотилось. Меня охватило неясное предчувствие, в затылке покалывало.

— Мне удалось обнаружить еще несколько зацепок, и в конечном итоге появилось достаточно оснований, чтобы собрать их все воедино и сделать выводы. Не уверена, что это получилось бы, если бы не Сараборн. Его ремонтировали и достраивали на протяжении многих лет, но фундамент остался прежним, и в целом большая часть первоначального строения тоже уцелела. В истории Сараборна случались свои трагедии…

Трагедии? Я постаралась припомнить всё услышанное о доме ее родителей от Лиз, но в голову так ничего и не пришло.

Фейт налила воды в стакан и сделала глоток.

— Дедушка Сиракуз частенько рассказывал нам с твоей мамой разные истории. Одна из них была посвящена молодому человеку, погибшему во время строительства Сараборна. Все работы были практически завершены, и рабочие уже занимались крышей. Скат ее довольно крутой, и для безопасности были установлены леса, подвешены веревки и тому подобное. Но все же один из рабочих, Конор, поскользнулся и упал. И хотя он обвязался веревкой, она не спасла — в те времена еще не было нейлона. Удара о землю он избежал, но во время падения получил внутренние повреждения, которые и привели к смерти.

Конор. Я притихла, во рту пересохло.

— Здесь водятся призраки?

Фейт кивнула и продолжила:

— Ни твоя мать, ни я никогда не замечали здесь ничего странного, а мы, поверь мне, очень старались. В детстве мы были просто одержимы поисками сверхъестественного: убеждали сами себя, что предметы перемещаются из одной комнаты в другую или что двери открываются сами собой. Но если честно, я уверена, мы ни разу так и не стали свидетелями чего-то действительно необычного. Примерно через год после того, как я впервые увидела фокус Джашера с надеванием пера на шершня, однажды поздно ночью до меня донесся его голос. Тогда я подумала, что он разговаривает во сне, и остановилась возле его спальни послушать. И поняла, что это диалог. — Тетя смотрела сквозь меня невидящим взглядом. — Я тихонько заглянула к нему. Было полнолуние, поэтому комната была хороша освещена. Джашер сидел в кровати, расслабленно прислонившись спиной к подушке, и разговаривал с кем-то, кого я не видела.

Несмотря на то, что в кухне было тепло, у меня по коже пробежал мороз. То, что описывала Фейт, очень походило на увиденную мной сцену в беседке, когда Джашер играл на гитаре. Так что могу себе представить, что тетя чувствовала в ту ночь.

— Я испугалась, — подтвердила она мои мысли, — а затем, чуть успокоившись, уловила суть разговора. Кто-то объяснял Джашеру, как был построен этот дом. Потом он спросил имя этого человека, подождал немного, и сказал: «Рад знакомству, Конор, я Джашер».

Я покачала головой:

— Но ты ведь никогда не рассказывала ему о Коноре.

— Нет, не рассказывала. Он был слишком мал для таких историй. В общем, тогда я выяснила, что мальчик, которого я усыновила, может разговаривать с мертвыми.