Но я, конечно, не мог этого сделать.
Следующие семь дней я был только телом. Я не помню, что происходило в этом мире, пока я был без сознания, и могу лишь пересказать с чужих слов. Мой ум, мой дух — как ни назови центральную, человеческую часть меня — все это исчезло.
Глава 2
Больница
Приемное отделение многопрофильного госпиталя Линчберга — второе по загруженности в Виргинии, и, как правило, в 9:30 утра по будням там самый разгар работы. Этот понедельник не был исключением. К счастью, хотя большую часть времени я работал в Шарлоттсвилле, в госпитале Линчберга за мной числилось немало операций, и я знал здесь всех и каждого.
Лаура Поттер, врач-реаниматолог, которую я хорошо знал и с которой мы тесно сотрудничали почти два года, приняла звонок из скорой о том, что пятидесятичетырехлетний мужчина в состоянии эпилепсии вот-вот прибудет в приемное отделение. По дороге ко входу в больницу она мысленно перечисляла возможные причины такого состояния пациента. Окажись я на ее месте, я бы шел точно по такому же списку: похмельный синдром, передозировка наркотиков, гипонатремия (слишком низкий уровень содержания натрия в крови), инсульт, метастазы или первичная опухоль в мозге, интрапаренхиматозное(внутримозговое) кровоизлияние, абсцесс мозга… и менингит.
Пока бригада скорой помощи везла меня в реанимацию, я бился в конвульсиях, периодически постанывая и непроизвольно дергая руками и ногами.
По тому, как я бредил и корчился, доктор Поттер сразу поняла, что с моим мозгом творится что-то неладное. Одна медсестра привезла каталку, другая взяла кровь, третья заменила пустую капельницу, которую врачи скорой поставили мне еще дома. Пока они возились со мной, я бился, как шестифутовая рыба, вытащенная из воды. Я издавал поток бессмысленных звуков и нечеловеческих воплей. Кроме самого приступа, Лауру обеспокоило то, что движения моего тела были несимметричны. Это могло означать, что мой мозг не просто находится под ударом, а необратимо разрушается прямо на глазах.
Чтобы иметь дело с пациентами в таком состоянии, нужна привычка, но Лаура за многие годы работы в реанимации навидалась всякого. И все же ей никогда не доводилось принимать коллег-врачей. Присмотревшись к корчащемуся, кричащему пациенту на каталке, она проговорила, обращаясь больше к самой себе: «Эбен». Затем повторила громче — уже врачам и медсестрам поблизости: «Это Эбен Александер».
Почти весь персонал, который мог ее слышать, собрался вокруг каталки. Холли, приехавшая вслед за скорой, протолкалась сквозь эту толпу, и Лаура обрушила на нее град вопросов о самых вероятных причинах моего состояния. Воздерживался ли я от алкоголя? Не принимал ли тяжелых галлюциногенных наркотиков? Затем она попыталась купировать приступ.
В последние месяцы Эбен IV усиленно тренировал меня для запланированного нами — отец с сыном — восхождения на гору Котопахи в Эквадоре, на которой он побывал в прошлом феврале. Благодаря этим тренировкам я стал гораздо крепче, так что ординаторам пришлось изрядно потрудиться, чтобы успокоить меня. Мне ввели пятнадцать миллиграмм диазепама внутривенно, но спустя пять минут я все еще продолжал бредить и пытался драться со всеми. Однако теперь, к облегчению доктора Поттер, сражались обе половины моего тела. Холли рассказала о сильнейшей головной боли, которая мучила меня перед приступом, и Лаура решила сделать поясничную пункцию — процедуру, во время которой из нижнего отдела позвоночника извлекают немного спинномозговой жидкости.
Когда бактерия нападает, тело немедленно защищается, высылая штурмовые отряды белых кровяных клеток, чтобы противостоять вторжению.
Спинномозговая жидкость — это прозрачная водянистая субстанция, которая омывает поверхность спинного и головного мозга, амортизируя внешнее воздействие. В день здоровое человеческое тело вырабатывает около полулитра этой жидкости. По ее прозрачности можно судить о наличии кровоизлияния или инфекции — менингита.
Это воспаление мягких оболочек, которые выстилают изнутри позвоночник и череп и находятся в прямом контакте со спинномозговой жидкостью. В четырех случаях из пяти болезнь бывает вызвана вирусом. Вирусный менингит может серьезно подорвать здоровье пациента, но смерть наступает лишь в 1 % случаев. Реже менингит вызывает бактерия, которая, будучи примитивнее вируса, может оказаться более опасным врагом. Случаи бактериального менингита неизбежно фатальны, если их не лечить. Но даже если лечение проводится быстро и правильными антибиотиками, вероятность смертельного исхода высока — от 15 до 40 %.
Одна из наиболее редких бактерий, вызывающих менингит у взрослых, — это древняя бактерия Escherichia coli, более известная как Е. coli. Никто точно не знает, когда она возникла, приблизительно ее возраст оценивается в три — четыре миллиарда лет. У нее нет ядра, и она размножается примитивным, но очень эффективным способом — неполовым делением (иными словами, она просто делится надвое). Представьте себе клетку, наполненную преимущественно ДНК, которая вбирает в себя питательные вещества (обычно из окружающих ее клеток, которые она атакует и переваривает) прямо через клеточную мембрану. А теперь представьте, что она может копировать несколько нитей ДНК одновременно и делиться надвое каждые двадцать минут или около того. Через час их будет восемь. Через двенадцать часов — шестьдесят девять миллиардов. Через пятнадцать часов — тридцать пять триллионов. Этот сумасшедший рост численности может замедлить только нехватка питательных веществ.
Кроме того, Е. coli очень «неразборчива в связях». Она может внедрять свои гены в другие бактерии с помощью процесса бактериальной конъюгации, что позволяет ее клеткам быстро приобретать устойчивость к новым антибиотикам, когда это необходимо. Благодаря этой способности, Е. coli дожила с тех времен, как возникла одноклеточная жизнь, до наших дней. Эта бактерия есть у всех нас — в основном в кишечнике. В обычных условиях она нам ничем не угрожает. Но когда мутировавшая Е. coli с такими нитями ДНК, которые делают ее особенно агрессивной, проникает в спинномозговую жидкость, эти примитивные клетки начинают неудержимо поглощать глюкозу и вообще все, до чего могут дотянуться, в том числе сам мозг.
СЛЕДУЮЩИЕ СЕМЬ ДНЕЙ Я БЫЛ ТОЛЬКО ТЕЛОМ. МОЙ УМ, МОЙ ДУХ — КАК НИ НАЗОВИ ЦЕНТРАЛЬНУЮ, ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЧАСТЬ МЕНЯ — ВСЕ ЭТО ИСЧЕЗЛО.
Тогда в реанимации никому и в голову не приходило, что у меня менингит, вызванный Е. coli. У них не было никаких причин подозревать это. Такое заболевание среди взрослых встречается астрономически редко. Обычно эта бактерия поражает новорожденных, но уже среди младенцев старше трех месяцев вероятность встретить такую разновидность менингита исчезающе мала. Среди взрослых ежегодных случаев заражения — меньше чем один на десять миллионов.
При бактериальном менингите прежде всего страдает наружная оболочка мозга (кортекс), ее еще называют корой. Корка апельсина служит прекрасной моделью того, как кортекс окружает более простые доли мозга. Кора отвечает за память, язык, эмоции, визуальное и звуковое восприятие, а также за логику. Так что когда Е. coli вторгается в мозг, прежде всего страдают те его участки, которые отвечают за наши человеческие качества. Большинство жертв бактериального менингита умирает уже через несколько дней. Из тех, кто попадает в реанимацию с резким спадом неврологических функций, как я, выживает только 10 %. Да и то это сомнительное везение, поскольку многие из них проводят остаток жизни в вегетативном состоянии.
Хотя доктор Поттер и подумать не могла на менингит, вызванный Е. coli, она заподозрила, что мой мозг разрушает какая-то инфекция, потому и решила сделать пункцию. Но не успела она послать одну из сестер за необходимыми инструментами и начать готовить меня к процедуре, как мое тело напряглось, как будто через каталку пропустили электрический ток. Я испустил громкий агонизирующий стон, выгнул спину и бешено замолотил руками воздух. Лицо мое покраснело, вены на шее набухли. Лаура закричала, призывая кого-нибудь на помощь, и вскоре двое, затем четверо, а в конце концов шестеро санитаров навалились на меня, пытаясь удержать. Они зафиксировали мое тело в позе эмбриона, пока Лаура вводила еще одну дозу успокоительного. Наконец они смогли утихомирить меня настолько, чтобы можно было ввести иглу в позвоночник.
Когда бактерия нападает, тело немедленно защищается, высылая штурмовые отряды белых кровяных клеток с мест их дислокации в селезенке и костном мозге, чтобы противостоять вторжению. Это первые потери в масштабной войне клеток, которая начинается, когда чужой биоагент вторгается в тело. Доктор Поттер знала, что любое помутнение спинномозговой жидкости будет означать присутствие в ней лейкоцитов.
Она наклонилась и стала наблюдать за манометром — прозрачной вертикальной трубкой, куда должна была поступать спинномозговая жидкость. Первой неожиданностью для Лауры стало то, что жидкость не стала понемногу сочиться, а прямо-таки захлестала из-за опасно высокого давления.
