Эбигейл Джонсон

Даже если я упаду

Сэму Джонсону, лучшему старшему брату, какого я только могла себе пожелать

Глава 1

Машина дергается взад-вперед, а вместе с ней и мы с Мэгги. Двигатель глохнет. Опять. Сердито раздувая ноздри, я впиваюсь в рулевое колесо ногтями, накрашенными бледно-голубым лаком. Спокойно, насколько возможно, вытаскиваю ключ из замка зажигания, опускаю стекло и швыряю связку в заросли сорняков у обочины Бойер-роуд в двух шагах от длинной грунтовой подъездной дорожки к моему дому.

— Полегчало? — Зеркальные солнцезащитные очки Мэгги подсказывают, что вопрос риторический. У меня подрагивает левый глаз, и ямочка на подбородке заметна как никогда. Я пытаюсь разжать стиснутые зубы, заправляю за уши темно-каштановые пряди волос длиной почти до плеч, но мое отражение в стеклах очков не очень-то меняется. Солнце стоит в зените, и в открытое окно заползает июньская жара, так что при отключенном кондиционере салон машины больше напоминает сауну. Воздух, горячий и душный, выжимает из моего тела остатки влаги — и оптимизма, — и я чувствую себя размякшей и безвольной в этом послеполуденном мареве.

— Злюка, а не машина. Она меня ненавидит.

— Нет, только не Дафна. — Моя подруга, она же самозваный инструктор по вождению, слегка похлопывает по приборной доске.

— Почему я дала ей такое милое имя? — Я оглядываю Дафну, иначе говоря — темно-синий адский «Шевроле Камаро». За рулем своей первой машины я всего три дня и успела намотать не так уж много миль [1 миля = около 1,61 км. (Здесь и далее прим. переводчика.)]. — Пожалуй, пора переименовать ее в Иезавель [Иезавель — жена израильского царя Ахава (IX век до н. э.). Имя Иезавели стало нарицательным для порочных женщин — гордых, властолюбивых и тщеславных, богоотступниц.].

— Называй ее, как хочешь, но тебе все равно придется учиться ездить на «механике».

— Я стараюсь. — Наклоняясь вперед, я кричу в вентиляционную решетку: — Обещаю любить тебя до беспамятства, если ты перестанешь глохнуть каждые две секунды!

— Ты слишком рано снимаешь ногу со сцепления.

— Знаю. — Измученная, я откидываюсь на спинку сиденья.

— Так прекрати.

Я слышу усмешку в голосе Мэгги и поворачиваюсь к подруге. Да, ее определенно забавляет вся эта дребедень. — Ты говорила, что учиться водить машину — прикольно, что у меня уже через час все получится. Мы убили на это целое утро, а я почти уверена, что с каждым разом справляюсь все хуже.

— Без ключей тебе явно не удастся продвинуться вперед, Брук.

С тяжелым вздохом я открываю дверцу, вылезаю из машины и тащусь по пыльному проселку. Высокая трава скользит по подолу выцветшего голубого сарафана, пока я осматриваю открытую лужайку. К счастью, брелок на ключах большой и пушистый, в форме конька — подарок от Мэгги для моей новой машины, — так что найти их нетрудно.

— И кто теперь скажет, что брелок дурацкий?

Я оборачиваюсь и вижу, что Мэгги, перегнувшись через консоль, опирается локтями о раму открытого окна со стороны водителя.

— Я никогда не говорила, что он дурацкий, просто назвала его интересным.

Мэгги хохочет.

— Ты всегда сама вежливость. Это тебе привили в западном Техасе или в Ковингтоне? [Ковингтон — город в североамериканском штате Кентукки, на реке Огайо.]

— Переживаешь, что это заразно? — притворно хмурюсь я.

Мэгги натягивает на подбородок воротник безрукавки с узором в виде арбузов, сутулит плечи.

— Чур-чур. Если я начну называть кого-то «мэм», мне лучше переехать обратно в Лос-Анджелес.

— Мой дом и моя семья тут ни при чем. Просто не вижу смысла грубить без надобности. — Я возвращаюсь взглядом к Дафне. — Но это касается людей, а не машин. — Мое лицо озарила улыбка. — Думаешь, это с ней что-то не так, а не со мной?

Мэгги поднимает бровь — во всяком случае, мне так кажется. «Авиаторы» закрывают половину ее маленького личика, и разглядеть мимику невозможно. Она выхватывает у меня ключи, пересаживаясь на водительское сиденье. Я задыхаюсь в облаке пыли, когда она уносится вперед по грунтовке, исполняет достойный боевика разворот и возвращается. Притормаживая рядом со мной, она улыбается.

— Думаю, дело не в машине.

— Так нечестно. Не ты ли говорила мне, что твой отец — профессиональный гонщик-каскадер?

— Профессиональный гонщик и каскадер, профессиональный мошенник и лжец. — Она по очереди поднимает руки ладонями вверх, словно взвешивая оба варианта. — Он человек многих талантов.

— Извини. — У меня такое чувство, будто я знаю Мэгги всю свою жизнь, а не пару недель, поэтому постоянно забываю, что она еще многим не поделилась со мной.

Мэгги отмахивается от моих извинений и поднимает очки, подпирая ими, как ободком, волосы с розоватым оттенком, совпадающим с тоном двойных стрелок на глазах. Вот теперь я вижу, что она вскидывает брови.

— Раз уж мы заговорили о том, что честно или нечестно, спроси меня, что я чувствую, когда смотрю, как ты исполняешь сальто в пять оборотов, в то время как я едва могу кататься задом.

— Не сальто, а сальхов, и всего два оборота. К тому же у тебя все лучше и лучше получается.

— Говорит девушка, за дружбу с которой моя мама буквально предложила заплатить.

— Она предложила заплатить мне за уроки фигурного катания. — Лишние деньги мне действительно не помешали бы — мы живем на окраине, и дорога в город и обратно обходится недешево, — но, как оказалось, на самом деле мне нужен кто-то, в чьих глазах я не увижу и тени жалости или презрения. — К тому же, думаю, мы обе согласимся с тем, что сейчас расплачиваешься ты. — Я смотрю, как она потирает рукой шею. Спору нет, это я часами извожу нас обеих, пытаясь приручить Дафну.

Мэгги с трудом сдерживает улыбку.

— Ты же знаешь, моя мама могла бы заплатить вдвое больше, чем предложила. Она убеждена, что, снимая учебные ролики на YouTube, я превращаюсь в отшельницу, которая общается только с камерой. Ей нравятся лишь мои корейские бьюти-видео, но я ведь наполовину и американка. В любом случае я рада, что моя первая подруга оказалась в реальной жизни такой же потрясающей, как и на льду. Все меньше поводов меня пилить, верно?

— Да. — Я стараюсь не обращать внимания на легкую дрожь в животе, когда Мэгги открывает передо мной дверцу и перебирается на пассажирское сиденье.

— Ладно, хватит тормозить. — Она имитирует тряску в машине, подкрепляя этим действием свой каламбур. — Все проходят через это, когда учатся ездить на «механике». Смирись и возвращайся за руль.

Я стараюсь, правда стараюсь, но, едва плюхаясь на сиденье, хватаюсь за рычаг переключения передач так, словно это бык, готовый сбросить меня на землю. И не то чтобы мне когда-либо доводилось седлать быка — хоть мы и живем в краю скотоводства, пустоши вокруг нашей семейной фермы чисто декоративные, — но сама мысль об этом кажется куда менее пугающей в сравнении.

— Не забыла главное правило вождения на «механике»?

Я киваю, пристегиваясь ремнем безопасности.

— Не путать сцепление с педалью тормоза.

— Нет. Машины могут чувствовать страх.

Я перевожу взгляд на подругу и вижу ее усмешку.

— Раздумываешь, не заехать ли мне по сиське?

Она знает, что я никогда не признаюсь вслух в чем-то подобном, но меня выдает неуверенная улыбка, медленно расползающаяся по лицу.

— Шучу. — Широко улыбаясь, Мэгги поворачивается ко мне, выпячивая грудь. — Плоская, как доска, детка. И кто смеется последним, не считая всех парней на свете?

Очевидно, мы обе. Ко мне нескоро возвращается спокойствие, чтобы я могла снова завести машину. Я даже не морщусь, когда она глохнет в первый раз. Как и во второй. Мне удается запустить мотор лишь с третьей попытки, но Дафна так брыкается, что моя победа выглядит пирровой.

Из одного конца города в другой можно доехать за десять минут, однако я не готова встретиться даже с несколькими светофорами и перекрестками, поэтому мы колесим по проселочным дорогам на окраинах возле моего дома, где практически никто не ездит. Единственный автомобиль, который попадается на пути, — пикап, припаркованный у обочины Пекан-роуд, да и то его водителя нигде не видно. Не то чтобы я обращаю внимание на окрестности: ладонь, сжимающая рычаг переключения передач, потеет, а впереди маячит знак «Стоп». Можно, конечно, проехать его без остановки, но я знаю, что не допущу такого. Поэтому сбавляю обороты и послушно останавливаю машину. Мэгги выразительно молчит. Я знаю, что делать; только вот конечности меня не слушаются. Я до сих пор не могу понять, как мне удается блестяще управлять своими ногами на льду и быть такой неуклюжей во всем остальном.

Медленно… медленно… я снимаю левую ногу со сцепления и давлю правой на газ. Я даже не дышу в этот момент. Дафна слегка дергается, но я поддаю газа, пока… Дыхание вырывается из меня отрывистым смехом.

— Я это сделала! — Радость пузырится во мне, когда мы плавно катимся вперед. Я и не знала, что счастье возможно и за пределами льда.

Мэгги улюлюкает рядом со мной, отчего я смеюсь еще громче и притормаживаю, чтобы повернуть в сторону города, чувствуя, что уже не заглохну.

И тут я вижу его, идущего вдоль обочины. Когда мы подъезжаем ближе, он поворачивает голову и мы встречаемся взглядами. Мой смех затихает за мгновение до того, как глохнет Дафна. Невидимый кулак ударяет меня в живот, выбивая последние смешки. Чувство вины расползается по телу, намертво приковывая меня к сиденью, так что я не могу ни пошевелиться, ни отвести взгляд.