Эдгар Райс Берроуз

Бандит из Чертова ущелья

Глава 1. Судьба-индейка

ПОЛДЮЖИНЫ МУЖЧИН ВАЛЬЯЖНО развалились в откидных креслах у стен спального корпуса на ранчо «Застава Y». Все — молодцы как на подбор, мускулистые, загорелые, ясноглазые. Их лоснящаяся кожа и гладкие волосы были еще мокры после недавнего омовения. Ведь все они только что поужинали, а ужин на ранчо предполагал предварительный прием душа.

Один из них пел.

Мы в тени от дерева сели, два закадычных друга.
На склоне Хеглер-горы, на склоне.
Наши кони листву щипали, волоча по земле поводья.
Вдруг он взглянул на меня и усмехнулся.

— Любой рассмеется! — перебил слушатель.

— Закрой пасть, — рявкнул другой, — В прошлом году я триста шестьдесят пять раз слушал эти куплеты, не намерен пропустить ни слова и теперь!

Между тем, сладкоголосый певец невозмутимо продолжал свою песню.

— Ты видишь тот город? — он спросил, глядя вниз,
На кучку лачуг, раскаленных на солнце.
Чистым виски из фляги гортань промочил
И долго, безмолвно жевал свой табак.
Потом он без смеха взглянул на меня:
— Там есть один парень, он ждет внизу.
Пастух, получивший за жизнь мою мзду.
Не боишься спуститься в этот город ничтожный,
Посмотреть ради шутки, что творится в аду?

Один из компании встал и потянулся, зевая. Это был высокий, смуглый человек. Пожалуй, в выражении его лица было что-то зловещее. Он редко улыбался, а говорил в трезвом состоянии еще реже.

Человек этот был бригадиром уже более года. За исключением двух-трех кутежей, во время которых он невиннейшим образом обстреливал соседний город, это был отличный начальник: непревзойденный наездник, хорошо знающий пастбища и понимающий в скоте, всегда готовый к тяжкой работе.

Последний раз он напился шесть месяцев назад, хотя он и выпивал время от времени понемногу, когда кому-то удавалось принести флягу — другую из города на ранчо. Однако степень его воздержанности во многом объяснялась тем фактом, что Элиас Хендерс, хозяин ранчо, грозил разжаловать его за следующее бесчинство.

— Видишь ли, Балл, — сказал старикан. — Мы самая большая компания в этой части страны, и не можем себе позволить дурной репутации. А если бригадир «Заставы» как ни в чем не бывало, обстреливает близлежащий город, как какой-то новичок, пыльным мешком по голове трахнутый, — вот это и есть дурная репутация. И ты это оставь, — я повторять не буду.

Балл знал, что старикан повторять не будет, и потому вел себя паинькой долгие шесть месяцев. Пожалуй, здесь играло роль не одно лишь желание удержаться на работе бригадира. Ведь мнение молодой Дианы Хендерс имело для молчуна гораздо больший вес, чем мнение ее престарелого папаши.

— Мне стыдно за вас, Балл, — сказала она, и отказывалась кататься с ним больше недели. Таких мер было более чем достаточно, но, как будто в насмешку, она каталась несколько раз с новым парнем, недавно прибывшим с севера и охотно принятым Баллом на работу, — чтобы заполнить вакансию.

С самого начала этот северянин не понравился Баллу. «Он слишком хорошенький, чтоб быть ковбоем» — философски заметил один из старейших работников. Поначалу новичок, немного чересчур миловидный, вызвал враждебность, однако сумел доказать, что парень он нормальный. Коллектив принял Хола Колби, несмотря на его густые черные волосы, орлиный профиль, белоснежные зубы и смеющиеся глаза.

А певец все пел.

Я сказал, что пойду, что, похоже, там что-то не то,
Прослежу мол, чтоб честно все было.
Он ответил: — Лишь как свидетель, видевший, кто
                                                  первым стрелял,
Мне нужен такой друг, как ты.

— Пойду спать — заметил Балл. В этот момент Хол Колби тоже поднялся.

— И я, — сказал он, направляясь вслед за бригадиром на ночлег. Уже стоя у своей койки, он вдруг повернулся к Баллу, сидящему на краю своей, снимая шпоры. Губы красавчика растянулись в приятной улыбке.

— Взгляни-ка сюда. Балл! — прошептал он, и когда тот повернулся к нему, засунул руку под бельевой мешок, служивший ему подушкой. А затем вытащил на свет божий пинтовую флягу. — Промочишь горло? — спросил Хол.

— Думаешь, не выпью? — бригадир пересек комнату и подошел к койке Колби. Сквозь открытое окно в комнату доносились протяжные звуки неувядаемой рапсодии Техасского Пита.

В час, как спросит судья, кто же первым стрелял,
Честный парень, как ты, нужен мне.
А этот бедный гусак — все равно уж мертвяк
С сорока пятью дырками в мертвой спине.

— Он смотрит на тебя… — заметил Балл.

— Ты пей, дружище — ответил Колби.

— Это отрава еще та… — сказал Балл, утираясь обшлагом и возвращая фляжку собутыльнику.

— Не так плохо для подобного пойла… Еще по одной!

Бригадир покачал головой, отказываясь.

— Да забей ты, — подначивал Колби. — Вполне приличное пойло.

А Техасский Пит все пел.

Мы не болтали. Когда жребий брошен,
Здешний мужчина скор, как стрела.
Мы закурили, и больше ни слова,
Пока он не молвил: «Дружище, натяни удила!»
Мы спустились с горы, куря свою дрянь,
В город внизу, мерцавший как призрак.
К кособокой хибаре путь наш лежал,
Под названьем «Ковбойский приют».

Балл выпил еще, — на этот раз порция была больше — и, скручивая сигарету, сел на краю койки Колби. Он явно был расположен поговорить — виски, как всегда, прорывало плотину его неразговорчивости. Он говорил низким, хорошо поставленным голосом о прошедшем рабочем дне и о планах на завтра, а Хол Колби охотно поддерживал разговор. Не то, чтобы ему нравился Балл. Скорее, подобно многим другим, он понимал свою заинтересованность в хороших отношениях с бригадиром.

А из окна доносилось:

Там счастливчик-Громила держал кабачок,
Большей частью готовил бекон на бобах.
— Боб, неси-ка еду! Ощущаю нужду
В чем-то большем, чем воздух в штанах.
Тут явился и Боб — конопатый хитрец.
Животы мы набили жратвой.
Билл сказал: «Покажи нам дорогу, отец.
Торопиться приходится, Боб».

Между тем Балл встал на ноги.

— Чертовски приятная штука, Хол, — сказал он.

К этому моменту парочка уже опустошила флягу, и бригадир был основательно пьян.

— Подожди-ка минутку, — сказал Хол, — Я достану другую флягу, — и он полез, было, снова под свою «подушку».

Бригадир заколебался.

— Пожалуй, я уже достаточно набрался…

— Да ты еще ничего не выпил! — настаивал Колби.

Надо сказать, что песня Техасского Пита страдала от многочисленных остановок и заминок, обязанных разнообразным спорам, в которых Пит чувствовал себя обязанным участвовать. Но как только в беседе наступало временное затишье, он возобновлял свои сизифовы усилия, на которые никто не обращал ни малейшего внимания. Пита удостаивали, разве что, мимолетной насмешки.

Однако сладкоголосый певец никогда не останавливался на середине строфы. Он останавливался лишь в ее конце. И как бы долго не длилась пауза, хотя бы даже много дней, певец всегда начинал со следующей строфы, без малейшей нерешительности или каких-либо повторений. Вот и теперь, между тем, как Балл и Колби пили, Пит продолжал дальше.

И когда мы подкатим к блатному притону,
Его светлость должен быть там.
Ты входи, начинай утолять свою жажду,
Но при этом смотри на меня.

Наконец Балл поднялся на ноги. На вид он был крепок как скала, но Колби видел, что он сильно-таки пьян. После шести месяцев почти полного воздержания он вылакал значительно больше пинты дешевого жгучего виски в течение менее получаса.

— Ну что, спать? — спросил Колби.

— Спать? К чертям собачьим! Я еду в город и этой ночью основательно пошумлю. Ты едешь?

— Нет, я уж лучше на боковую. Желаю приятно провести время.

— Так оно и будет, — бригадир подошел к своей койке и приторочил к поясу револьвер. Он вернул на место снятую шпору, повязал на шею свежий черный шелковый платок, надвинул сомбреро на копну прямых черных волос и вышел наружу.

«Чтоб увидел ты, друг, кто первым стрелял,
Чтоб судья не брал на испуг».
Я услышал это, и страха червяк
Начал горло сжимать мне вдруг.

— Гляди-ка, куда бы этот чертов Балл двинул в такое позднее время? — перебил сам себя Техасский Пит.

— Он идет к конюшне. Приключений ищет на свою голову… — констатировал другой ковбой.

— Он поступает как кретин, — сказал третий — Еще и жужжал какую-то песню, когда вышел. Всегда с ним какие-нибудь бедствия! Плохое виски ударило ему в голову, так что он запел, как Техасский Пит.

Дурно пахнет от этого грязного места.
И немало там честных парней полегло.
И не понять в этом адском притоне,
Кто убил, и чья кровь пролилась.

— Уехал, — пробурчал один из мужчин, когда неясная в слабом свете ночных звезд фигура всадника скрылась в северном направлении, — Поехал в город.

— Интересно, знает ли он, что старик в городе сегодня вечером? — сказал Техасский Пит.