— Достаточно, Рут, — мягко перебила её мама. — Ты можешь идти.

И мама прошла в библиотеку, откуда вновь послышались разговоры. Затем снова прозвенел звонок, и Рут вышла из дома, чтобы поймать кэб. Дети слышали, как стучат её сапоги по ступенькам. Кэб уехал, и входная дверь закрылась. После в комнату вернулась мама. Её милое лицо было таким же белым, как её кружевной воротник, а глаза неестественно блестели. Губы вытянулись в тонкую линию и стали словно чужими на её лице.

— Пора ложиться спать, — сказала она. — Рут уложит вас в постель.

— Но вы обещали, что мы сможем посидеть здесь до позднего вечера, потому что папа вернулся домой, — напомнила Филлис.

— Отец был отозван по делам, — возразила мама. — Прошу, дорогие, идите в комнаты.

Дети поцеловали её и послушно отправились в спальни. Роберта задержалась, чтобы обнять маму, и прошептала:

— Мамочка, ведь ничего плохого не случилось, правда? Никто не умер?

— Никто не умер, — заверила мама Роберту и как будто оттолкнула её. — Сейчас я ничего не могу сказать тебе, моя радость. Ну же, иди, дорогая.

И Роберта ушла.

Рут причесала девочкам волосы и помогла им раздеться. (Мама почти всегда делала это сама.) Когда горничная погасила свет и вышла из спальни девочек, она обнаружила Питера, всё ещё одетого и ожидающего её на лестнице.

— Рут, что случилось? — спросил мальчик.

— Прошу, не задавай мне никаких вопросов, тогда мне не придётся тебе врать, — ответила ему Рут. — Скоро вы сами всё узнаете.

Поздно вечером, когда дети уже спали, мама пришла их поцеловать. Роберта была единственной, кого разбудил поцелуй, но она не подала виду и ничего не сказала.

«Раз мама не хочет, чтобы мы знали, что она плакала, сделаем вид, будто так и есть. Вот и всё», — думала она, прислушиваясь в темноте к дыханию матери.

Когда на следующее утро дети спустились к завтраку, мамы уже не было.

— Она уехала в Лондон, — объяснила Рут и оставила их одних за столом.

— Случилось что-то ужасное, — проговорил Питер, разбивая яйцо. — Рут сказала мне прошлой ночью, что скоро мы всё узнаем сами.

— Неужели ты расспрашивал её о случившемся? — с презрением спросила Роберта.

— Да, расспрашивал! — сердито бросил Питер. — Может, вы и легли спать, когда мама была так взволнована, а вот я не смог!

— Не думаю, что мы должны спрашивать прислугу о том, о чём мама нам не говорит, — заметила Роберта.

— Всё верно, мисс Правильная, — поддразнил сестру Питер, — тебе впору начать проповедовать.

— Я вот совсем не правильная, — вмешалась Филлис, — но даже я думаю, что Бобби в этот раз права.

— Конечно. Она всегда права. По её собственному мнению, — сказал Питер.

— О, довольно! — воскликнула Роберта, положив на стол ложку для яиц. — Давайте не будем ссориться! Я уверена, что произошло нечто ужасное. Не стоит ухудшать ситуацию!

— Интересно, кто первый начал? — состроил гримасу Питер.

Роберта приложила над собой усилие и ответила:

— Думаю, я начала, но…

— Ладно, забыли! — торжествующе сказал Питер. И прежде чем он пошёл в школу, он хлопнул свою сестру по спине и посоветовал ей не унывать.

Когда дети вернулись домой к обеду, мамы всё ещё не было. Она не вернулась и к вечернему чаепитию. Часы пробили семь, когда она вошла в дом. Её вид был таким больным и уставшим, что дети сразу же поняли: сейчас не время задавать вопросы. Мама опустилась в кресло. Филлис вынула из её шляпы длинные булавки, Роберта сняла перчатки, а Питер расстегнул её прогулочную обувь и принёс ей мягкие бархатные тапочки.

Потом она выпила чашку чая, а Роберта натёрла ей виски одеколоном, чтобы унять головную боль. Наконец мама сказала:

— Теперь, мои дорогие, нам нужно поговорить. Люди, приходившие вчера вечером, сообщили очень плохие новости, из-за которых ваш отец будет отсутствовать в течение некоторого времени. Я очень беспокоюсь об этом и хочу, чтобы вы помогали мне и не создавали никаких трудностей.

— Мы бы и не стали этого делать! — сказала Роберта, приложив руку матери к своему лицу.

— Вы мне очень поможете, — продолжала мама, — если будете добры друг к другу и не станете ссориться, когда меня не будет. — Роберта и Питер обменялись виноватыми взглядами. — Теперь мне придётся отлучаться из дома довольно часто.

— Мы не будем ссориться! Правда-правда, не будем! — хором сказали все трое. И они нисколько не сомневались в своих словах.

— Кроме того, я хочу, чтобы вы не задавали мне никаких вопросов о нынешней ситуации. И не докучали вопросами другим.

Питер поёжился и переступил с ноги на ногу.

— Вы пообещаете мне это, не так ли? — посмотрела на них мама.

— Я спросил у Рут, что случилось, — неожиданно признался Питер. — Мне очень жаль.

— И что она ответила?

— Она сказала, что я и сам скоро обо всём узнаю.

— Вам не обязательно знать, что произошло, — заметила мама. — Речь идёт о папиных делах, а вы в этом ничего не понимаете, не так ли?

— Именно так, — согласилась Роберта. — Это, наверное, как-то связано с правительством? — Их отец работал в правительственном учреждении.

— Да, — подтвердила мама. — Ну а теперь время ложиться спать, мои дорогие. И не волнуйтесь. В конце концов всё встанет на свои места.

— Тогда не волнуйся и ты, мама, — сказала Филлис, — а мы будем самыми послушными.

Мама вздохнула и поцеловала их.

— С завтрашнего утра мы сразу же станем послушными, — заявил Питер, когда они поднялись наверх.

— Почему не прямо сейчас? — удивилась Роберта.

— Сейчас уже нет времени быть послушными, глупая, — ответил Питер.

— Мы можем хотя бы попытаться быть добрее, — заметила Филлис, — и не обзываться.

— А кто обзывался? — недоумённо спросил Питер. — Бобби знает, что, когда я называю её глупой, это тоже самое, как если бы я назвал её «Бобби».

— Эй! — воскликнула Роберта.

— Да я не то имел в виду. Я же назвал тебя так — как бы сказал папа? — с любовью! Спокойной ночи.

Девочки складывали свою одежду более чем аккуратно — сейчас, в столь поздний час, это был их единственный способ показать себя послушными.

— Я вот думаю, — заговорила Филлис, разглаживая свой передник, — раньше ты жаловалась, что мы скучно живём, что с нами не происходит ничего, что бывает с героями книг. Теперь вот что-то произошло.

— Я никогда не желала, чтобы случилось что-то плохое, то, отчего мама стала бы несчастна, — сказала Роберта. — Всё это совершенно ужасно!

Всё продолжало быть совершенно ужасным в течение нескольких недель.

Мама почти всё время проводила вне дома. Еда стала однообразной и невкусной. Помощница кухарки была отослана, а сестра мамы, тётя Эмма, приехала к ним в гости. Тётя Эмма была намного старше мамы. В скором времени она должна была уехать за границу работать гувернанткой. Тётя была очень занята подготовкой к этому событию, и вся её безвкусная одежда была разбросана по всем комнатам, а её швейная машинка, казалось, стучала весь день и бомльшую часть ночи. Тётя Эмма верила в то, что дети должны знать своё место. И дети не возражали, особенно если «их место» было подальше от тёти Эммы. Поэтому они старались не попадаться ей на глаза, предпочитая компанию слуг, с которыми было намного веселее. Кухарка, если она была в хорошем расположении духа, могла спеть шуточные песни, а служанка, если она не обижалась на них, могла подражать курице, которая несёт яйцо, или пробке, вылетающей из бутылки шампанского, или мяукать, как две дерущиеся кошки. Никто из прислуги не поведал детям, какие плохие новости гости принесли их отцу. Но они всё время намекали на то, что могут многое сказать, если захотят, и это сильно мучило детей.

Однажды Питер установил ловушку над дверью ванной комнаты, и рыжеволосая Рут, проходившая мимо, угодила в неё. Поймав мальчика, она надрала ему уши.

— Ты отвратительный маленький негодник! — кричала она. — Ты явно плохо кончишь! Если не исправишься, то вскоре попадёшь туда же, где сейчас твой драгоценный папочка! Это ясно как день!

Роберта повторила эти слова маме, и на следующий день Рут получила расчёт.

Однажды, придя домой, мама легла спать и не вставала с кровати два дня. Когда к ней пришёл доктор, дети тихо бродили по дому и задавались ужасным вопросом, не знаменуют ли эти события конец света.

Наконец мама спустилась к завтраку. Бледная, с новыми морщинами на лице, она выдавила из себя улыбку и сказала:

— Теперь, мои дорогие, всё улажено. Мы собираемся покинуть нашу виллу и поехать жить за город. Там нас ждёт симпатичный белый домик. Я уверена, вам он понравится.

За этой новостью последовала бурная неделя сборов. С собой они брали не только одежду, как если бы отправились на море, но и стулья и столы: сверху их накрывали мешковиной, а ножки обкладывали соломой.

Наконец все вещи были упакованы — даже те, которые обычно оставляют дома, когда отправляются на море. Посуда, одеяла, подсвечники, ковры, каркасы кроватей, кастрюли и даже каминные решётки и утюги.

Дом стал похож на мебельный склад. Детям это казалось забавным. Мама хоть и была очень занята, но находила время, чтобы поговорить с ними и почитать им. Она даже сочинила ободряющий стих для Филлис, когда та упала и поранила отвёрткой руку.