— Но разве нет надежды на бегство? — вскричал я. — Неужели нет никакого способа, которым мы — единственные, кто знает всё это, могли бы остановить это гибельное вторжение?

Хауленд задумчиво взглянул на меня.

— Есть такой способ, — медленно произнёс он, и много позже я вспомнил эти слова, — путь, которым угроза от черепахолюдей была бы устранена навсегда, если бы мы только сумели убежать отсюда. Однако как нам вырваться на свободу из этой камеры?

Мы безнадёжно осмотрелись. Дверь камеры, которая казалась распахнутой и неохраняемой, на самом деле защищало вернее стали поле невидимой силы, сквозь которое не мог проникнуть ни один материальный предмет. И когда мы повернулись к окну, надежды не стало больше. Потому что окно, хотя и совершенно открытое и достаточно большое, чтобы мы сумели в него пролезть, выходило на отвесную стену высочайшего здания. Вниз и вверх уходили мощные стены, и сотни футов отделяли наше окно от переполненных улиц внизу, и почти столько же — от огромной крыши. К тому же стена, в которой было проделано наше окно, стояла абсолютно вертикально, хотя грань ниже неё была скошена внутрь, и выше также скошена внутрь, как огранка драгоценного камня. Мы знали, что пытаться бежать через окно без снаряжения означало бы лишь встретить мгновенную смерть.

Однако мы не могли оставить надежду на бегство, надежду найти какой-нибудь способ вырваться из нашей тюрьмы и добраться до громадного ангара под площадью, добраться до одного из цилиндров и вернуться домой, чтобы предупредить землян. Мы исследовали каждый закоулок нашей тёмной камеры, досконально изучили дверь и окно, но тщетно. Нам не удалось отыскать ни одного способа бегства, хотя через коридор мы могли различать бесконечные хлопоты черепашьих фигур, носивших оружие, инструменты и снаряжение из высокого здания на крышу, очевидно, для погрузки на летающие диски, что стояли там в ожидании главного сигнала, что призвал бы их и всех их собратьев со всего города к площади грузиться в цилиндры под ней. Мы знали, эти три предупредительных удара должны были прозвучать всего лишь через пару часов; от этой мысли нас охватило безумное отчаяние. И тут Хауленд, который всё это время сидел неподвижно, погруженный в собственные мысли, поманил нас к себе.

— У нас есть лишь один шанс из тысячи убраться из этой камеры, — быстро заговорил он. — И пусть почти наверняка впереди нас ждёт смерть, мы должны использовать этот шанс. Каждые двадцать четыре часа два стражника приносят мне сюда пишу, и если они придут, как всегда, в ближайший час или около того, тогда мы и получим этот единственный шанс побега…

Он продолжил далее объяснять придуманный им план, а Карсон, Трент и я внимательно слушали. План, который он предлагал, был достаточно простым и настолько же безрассудным, хотя в то же время это был единственный вариант, при котором мы имели, пусть слабую, надежду на бегство из нашей камеры, так что без долгих разговоров мы с ним согласились. Представлялось возможным, что при любом раскладе один либо двое из нас сумеют вырваться на свободу, и мы договорились, что кто бы это ни оказался, он должен будет добраться до крыши, постараться угнать летающий диск и повести его к площади и ангару с цилиндрами под ней. Конечно же, вся схема предполагала совершенно отчаянную и дерзкую единственную возможность, хотя у нас был, как говорил Хауленд, шанс, и мы охотно ухватились за него. Затем, так как всё зависело от прихода стражников с пищей, нам оставалось лишь напряжённо ждать, когда придут наши стражи, и мы сможем применить схему в действии.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что последовавшее ожидание было едва ли не самым мучительным временем, какое я когда-либо проводил, — временем, в течение которого мы неподвижно и молча сидели в тёмной камере, дожидаясь прихода двух стражников. Карсон уставился на защищённый полем вход, Хауленд, Трент и я сидели напротив него, мы ожидали в молчании. И никогда, конечно, не случалось здесь более странной сцены, чем та, что мы должны были разыграть. Четыре бледных, неподвижных и молчаливых человека сидели в тёмной камере в стене громадного здания, где по коридорам сновали группы деловитых уродливых черепах, а множество других черепах заполоняло улицы окружающего его колоссального, едва освещённого города, где в воздухе с рёвом кружили летающие диски. И все готовились сбежать отсюда, с обратной стороны Луны, из-под гигантской прозрачной крыши, что её накрывала, ринуться вниз, на Землю, и обрушиться на народы Земли.

Медленно текли минуты. Ничего не менялось ни в постоянном полумраке города вокруг нас, ни в жизни этого города. А если черепахолюди не придут? Не могли ли они, озабоченные грандиозными сборами, забыть о нас, и не могли наш последний шанс оказаться уже потерянным нами? Напряжённо, переполненные отчаянием мы, ждали, уже зная, что лишь немногим более часа отделяет нас от трёх гулких ударов, которые должны прозвучать с площади, прежде чем лунные орды потекут по этой площади к огромному ангару под ней. Потом мы услышали, как бурная деятельность в городе за окном, в коридорах огромного здания замедляется, стихает, и стали встревоженно переглядываться. Приготовления черепахолюдей были завершены, и их первая ударная группа была готова к старту!

Тут раздался шум, словно множество черепахидов направилось вниз с крыши здания, шум многочисленных тяжёлых шагов и звуки глубоких, басовитых голосов, а затем снова воцарилось внезапная тишина во всём огромном здании и в городе внизу. Выглядывая из окна, мы могли видеть, что почти все сновавшие туда и сюда большие летающие диски уселись на крыши высотных зданий, что орды черепах собирались в толпы, растущие по всей длине улиц. Они ждали — ждало всё великое войско, которое в течение часа должно было погрузиться в цилиндры под площадью, чтобы устремиться к Земле! Когда осознание того, что наше время истекает, пронзило меня, я дёрнулся к окну с возгласом на губах, но прежде чем смог что-либо произнести, Карсон без слов резко отшатнулся от двери, за которой он наблюдал, и предупреждающе поднял руку.

— Черепахи-стражники! — прошептал он. — Они идут!

Его слова разорвали напряженную тишину, мы какое-то время вслушивались и затем расслышали чёткий звук тяжёлых шагов, приближающихся по металлическому полу внешнего коридора, и глубоких басовитых голосов, быстро говоривших неподалёку. Сразу же мы запустили в действие разработанный нами план, потому что эти идущие к нам не могли быть никем иным, кроме как стражами, черепахами-стражами с нашей едой. Поэтому, бросившись на пол камеры, мы замерли абсолютно неподвижно Я — возле самой двери, Карсон и Трент — чуть дальше от меня, а Хауленд — в темноте в другой стороне комнаты. Там, лежа недвижно, как трупы, с закрытыми глазами, мы с натянутыми нервами дожидались прихода черепахолюдей.

Минутой позже они уже стояли по другую сторону нашей невидимой силовой двери. Лежа лицом к ним, не двигая ни одним мускулом, движение которого можно было бы заметить, я чуть приоткрыл глаза и увидел сквозь ресницы наших тюремщиков, стоящих с той стороны. Я видел, как один потянулся к кнопке по ту сторону двери, услышал щелчок, и теперь, хотя все оставалось прежним, я знал, что силовую дверь убрали. Затем сквозь открывшийся дверной проём неспешно и насторожённо вошли крупные черепахолюди, и едва я увидел их, как чуть не заорал в отчаянии во весь голос. Потому что это были не те два стражника, что приносили Хауленду еду и кого мы ожидали, на приход которых был рассчитан наш план! Их было пятеро четверо вооружённых лучевыми полусферами, что они держали наизготовку, последний невооружённый и, по-видимому, их командир, от его голоса и манер несло запахом власти. И едва я взглянул на него, как первая мелькнувшая мысль открыла мне, что за злая судьба обрушилась на нас. Эти стражники и их командир пришли в нашу камеру только затем, чтобы забрать нас в лабораторию черепах-учёных!

Моё сердце пронзил абсолютный холод, едва я догадался об этом, хотя даже сейчас я не двинул ни мускулом, когда четыре стражника и их предводитель вошли к нам. Я видел, как они остановились в изумлении, глядя на нас, лежащих ничком на полу, видел их оружие, всё ещё нацеленное прямо на нас, словно они опасались какого-нибудь сюрприза. Главный черепахочеловек, заподозривший какой-то подвох, заговорил, обращаясь к нам своим глубоким голосом, видимо, чтобы заставить нас встать, но мы не двигались. Мы оставались мёртвыми и неподвижными. Он протянул когтистую ногу или лапу ко мне, лежавшему к нему ближе всех, пошевелил меня ею; но я не реагировал. Тогда, очевидно, совершенно озадаченный, он наклонился ко мне, чтобы осмотреть. Этого-то я и ждал. Едва он склонился надо мной, едва его лицо оказалось близко, мои руки взметнулись и вцепились в него!

В следующий миг началась дикая битва — настоящая неразбериха в темноте маленькой камеры. Когда я схватил их вожака, четыре стражника немедленно повернули всё свое оружие в мою сторону, но не посмели выпустить лучи, иначе они заодно убили бы своего командира. И тут, пока всё оружие было направлено на меня, мои три товарища также вскочили и бросились на стражей! Затем мы закружились в крохотной камере в такой неистовой битве, какой я никогда не знал прежде. Все ещё удерживая черепахочеловека, с которым схлестнулся, я норовил дотянуться захватом до его змеиной шеи, которая, как опыт научил меня, была одной из самых слабых точек у этих панцирных чудовищ. Однако прежде чем я смог совершить захват, могучие конечности моего противника схватили меня, сжали когтистыми лапами и тут же стали душить!