— С людьми плохо.

— Если бы было хорошо с людьми, я не заставил бы вас сидеть на этом рубеже. Я приказал бы вам наступать. Вы должны…

Шаги удалились, голоса смолкли.

Когда часа через полтора ветер разогнал туман и стало видно поле и лес за ним, где-то вдалеке послышался гул. Он постепенно нарастал.

— Приготовиться к атаке! — разнеслось вдоль окопов.

Мимо пробежал капитан.

— А, чемпион… Белов, слушай и запомни как таблицу умножения. Что есть основа боя в обороне? Глубже зарываться в землю и отсекать пехоту от танков. Понял?

— Понял, товарищ капитан.

— Ну, глядите, ребята. Я на вас очень надеюсь. Очень.

Сказал и побежал дальше. А они остались. Они не могли знать, что острие танкового удара противника, прорвавшего нашу оборону, растеклось и гитлеровцы громили тылы нашей потрепанной в боях армии. Командование срочно организовало вторую линию обороны, мобилизовав для этого всех, кто мог держать оружие. Не знали они также, что группа капитана Лукина, так со вчерашнего дня именовались шестьдесят бойцов и ополченцев, занимала участок по фронту протяженностью более километра и ее задача была отразить первый натиск противника, удержаться до подхода кадровой дивизии, снятой с другого участка фронта.

Впереди, у дальнего леса, показались фашистские танки.

— Вниз, Громов, вниз! — крикнул Сергей и удивился своему голосу. Теперь он тоже начал приказывать, и голос его стал властным, и слова короткими, как выстрел. — Готовь диски, Андрей, они должны быть всегда снаряженными! Понял?

— Понял, Сережа.

— Ну, давай.

Белов достал укрытый брезентом пулемет, еще раз протер прицел, вскинул «дегтяря» на бруствер, утопил сошники. И вдруг наступило спокойствие. Страх ушел. Был холодный приклад пулемета у щеки, узкая прорезь прицела, через который сегодня он видел мир.

Звонко и отрывисто ударили сорокопятки. Но танки шли так же спокойно, как и раньше. Наконец, около башни одного из них сверкнула молния, и над окопами вздыбилась земля. Запахло жженым. Теперь танки, стреляя с ходу, шли на окопы.

Все это видел Сергей словно в замедленном кино.

Сощурив глаза, он пытался разобрать, что там за танками. И когда машины подошли совсем близко, метров на пятьсот, он различил на их броне приникших людей. Внезапно один танк дернулся, по его боку пробежала синеватая молния. С брони посыпались солдаты.

Сергей перевел дыхание и плавно нажал на спуск. Двое упали сразу, словно ударились грудью о невидимую преграду, остальные, стреляя из автоматов, начали отползать.

Теперь Белов уже не видел ничего, кроме этих фигурок, которые хотели расползтись по полю. О том, что немцы могут двигаться вперед, он пока не думал, весь захваченный необычностью обстановки.

А вокруг шел бой. Били сорокопятки, глухо кашляли противотанковые ружья, стучали пулеметы. И весь размах боя видел только Лукин. Он видел, что три машины горят, но четыре других продолжают идти на окопы, видел, как заваливалась на бок одна из сорокопяток, как дергались в такт выстрелам спины наших бронебойщиков. Пока бой разворачивался в нашу пользу. Во-первых, противник не ожидал здесь встретить сопротивление, а во-вторых, он не знал, какими силами располагает обороняющаяся сторона.

Лукин понимал, что если ему удастся отбить эту атаку, то он получит передышку, пока немцы начнут перегруппировку. А там и до тринадцати часов недалеко. Вдруг капитан увидел то, чего боялся значительно больше танков, больше их лобовой атаки. Вдоль опушки шли два бронетранспортера с пехотой. Вот они остановились, и на землю стали прыгать солдаты. «Чуть больше взвода», — мысленно подсчитал Лукин. Развернувшись цепью, автоматчики начали фланговую атаку. «Теперь они ворвутся в пустые окопы и передавят всех поодиночке, как кроликов», — Лукин зло выругался. Подобрав автомат, он крикнул связному: «За мной!» — и бросился вдоль окопа.

Сергей, на секунду оторвавшись от пулемета, тоже увидел длинные, с высокими бортами машины. Он не знал, что это такое, но интуитивно почувствовал опасность.

— Андрей, бери диски, гранаты и за мной!

Они бежали вдоль окопа, спотыкаясь, и пулемет больно бил Сергея по плечу. Задыхаясь, домчались до края обороны, до той самой опушки леса, где вчера днем получали оружие.

Сергей выглянул из-за бруствера и увидел метрах в ста рассыпавшуюся цепь гитлеровцев, они шли мимо, обходя оборону с фланга. Он не торопясь утопил сошники, проверил деление на планке прицела и хлестнул длинной очередью почти в спину атакующим.

Капитан Лукин спрыгнул в окоп и увидел очкастого студента, лежавшего у задней стенки, — из простреленного виска текла тонкая струйка крови, и спину человека, приникшего к пулемету, она дергалась в такт длинным очередям. Вот он повернул потное, с грязными потеками лицо.

— Диск! Давай диск…

Лукин схватил магазин и протянул его Белову. И опять заработал пулемет и заходили лопатки под рубашкой, затряслась мальчишечья тонкая шея…

Что было потом, не удержалось в памяти. По сей день Сергей помнит только обрывки боя: грохот танков, липкая кровь, бегущая по щеке, дрожащее раскаленное тело пулемета. Потом они бежали с Гончаком через лес и тугие ветви хлестали по лицу. У моста в какой-то канаве они снова стреляли. И все время хотелось пить. Говорить он не мог, потому что сорвал голос. Где-то рядом разорвался снаряд, и больно заломило уши…

Слышать он стал только на следующее утро. Тогда на краю деревни Лукин выстроил двенадцать человек в обгоревших ватниках и рваных шароварах. Двенадцать из шестидесяти.

— Наша группа выполнила задачу. Мы задержали врага…

Подъехала машина. Лукин подал команду и строевым шагом пошел навстречу генералу.

Тот выслушал рапорт, повернулся к своему спутнику.

— Все-таки остановили, товарищ командующий.

— Молодцы, молодцы! — Командующий пошел вдоль строя, оглядывая людей. Смирнов, — скомандовал адъютанту, — принеси портфель. Спасибо, товарищи. У вас все кадровые, капитан?

— Никак нет. Вот тот боец, с пулеметом, — студент, добровольно попросился в группу.

— Как он воевал?

— Отлично, товарищ командующий, если бы не он, смяли бы нас с фланга.

— Подойдите, товарищ… — генерал обернулся.

— Белов, — подсказал Лукин.

Сергей, подхватив пулемет, вышел из строя.

— Спасибо за службу, доброволец, — командующий достал из портфеля серебряную медаль и прикрепил ее к ватнику Сергея.

А вечером ему стало плохо. Поднялась температура, кашель разрывал горло. Гончак на попутной машине отвез его в Москву, в госпиталь.

В ноябре он выписался. На прощание врач посоветовал Сергею беречь легкие.

— Ничего страшного нет, — сказал он. Но необходимо питание, воздух, покой.

Сергей пришел домой. В пыльной квартире стояла гулкая тишина. Он разжег газовую колонку, принял ванну. Лежа в горячей воде, разглядывал свои худые руки и думал о Гончаке, Лукине, ребятах.

На утро отправился в университет. Его сразу же привлекли к общественной работе — заставили составлять списки эвакуированных. На него приходили смотреть девушки и ребята с других курсов. Когда он шел по коридору, то вслед ему несся восторженный шепот. Он стал героем, он знал и видел такое, чего не знали и не видели другие.

Несколько раз Сергей был в военкомате, но безрезультатно. В первых числах января, рано утром, ему позвонили домой из горкома комсомола.

— Приходи сегодня в горком, — сказал заведующий военным отделом, — есть важный разговор.

Он пришел. В кабинете, рядом с завотделом, сидел человек в милицейской форме. Он внимательно поглядел на Белова.

— Ну, я пошел, — завотделом встал, — вы поговорите без меня.

— Моя фамилия Данилов, — сказал человек в форме, — я начальник отделения Московского уголовного розыска.

Так они познакомились. А через три дня Сергей Ильич Белов стал помощником оперуполномоченного в отделении Данилова. С ребятами он сошелся быстро. Поначалу он думал, что медаль «За отвагу» позволит ему чувствовать себя человеком бывалым и обстрелянным, но в отделении были награждены все. Иван Александрович получил такую же медаль еще в 1939 году, а к тому же за бои под Москвой имел орден Красного Знамени. Полесов и Муравьев носили по Красной Звезде, а у Степана еще и медаль была, правда, трудовая. Так что бригада их была, как шутил Полесов, орденоносная. Здесь прошлое в зачет не принималось. На деле требовалось себя показать…

Полесов и Белов (продолжение)

Когда стемнело и читать стало невозможно, Степан отложил журнал.

— Ты не спишь, Сережа?

— Что вы, Степан Андреевич.

— Ну молодец, — Полесов встал, хрустко потянулся. — До чего же есть охота. Ты как?

— То же самое.

— Надо воды попить и покурить сразу. Очень рекомендую, отбивает аппетит начисто.

— Как вы думаете, Степан Андреевич, придет сегодня кто-нибудь?

— Вряд ли. Мы здесь так, для порядка сидим. Теперь нет дураков, которые бы после мокрого дела сами в засаду приходили.

— Так чего же мы, собственно, ждем?

— У моря погоды, вернее, дорогой Сергей Ильич, просто случая: вдруг в сеть, расставленную для щуки, заплывет ершик. Маленький, но умный, кое-чего знающий. Да. Вот уж стемнело совсем. Ты, Белов, сиди здесь, а я в комнату пойду. Вдруг в окно кто и заглянет…