Остаётся позаботиться о том, что под формой. Всех курсантов круглый год и ежедневно гоняют на зарядку в трусах и ботинках. Кроме того, у них постоянно проходят занятия по физкультуре, по которым они каждый семестр сдают зачёты. Не сдал зачёт — не поехал в отпуск. То есть в основном курсанты, хотят они того или нет, выглядят стройно, подтянуто и быстро бегают, особенно от патрулей. Просто так не выделишься из их среды. Из средств обольщения остаётся загар и растительность на лице. Ну и загар преследовал в наше время чисто утилитарную цель — когда курсант раздевался где-нибудь летом, то сразу было видно по характерному загорелому треугольнику на груди, что он — курсант.

Какой-то придурок однажды сказал, что подсолнечное масло очень помогает для равномерности загара и необыкновенно золотистого его цвета. Ну и все, как обезьяны, естественно, начали проверять это на себе эмпирическим путём. Мы со Славиком тоже решили, что не лохопеты же мы без масла загорать — как белые вороны ведь будем, и пошли на камбуз с баночкой из-под майонеза.

— Да вы ебанулись, что ли, все в этом году? — заорала на нас повариха. — Вот раньше — то хлеба просили, то мяса, то макарон! А теперь все за маслом бегают, как полоумные!

— Да тётенька, да вам жалко, что ли? — заныли мы со Славиком.

— Ох… сиротинушки, — вздохнула тётенька размером с меня, Славика и ещё одного Славика. — Да чо ж жалко-то! Давайте — налью.

С заветной баночкой с маслом и с одеялами под мышками мы залезли на крышу нашего пятиэтажного факультета. Был уже поздний май, деревья с травой ещё не выгорели, но жарило от души. А на рубероидной чёрной крыше, намазанные подсолнечным маслом, мы чувствовали себя вообще как стейки на гриле.

— Ну чо, Славон, как ты? — мне было откровенно скучно, жарко и неуютно.

— Да шиплю, как котлета! Минут через пятнадцать можно будет мазать горчичкой и есть!

Мы подошли к парапету, где хоть немного была иллюзия движения воздуха, и стали любоваться видом. Севастопольская бухта очень красива, особенно летом. Перед нами стоял практически весь Черноморский флот, включая боевой крейсер «Слава» и злополучный «Москва» (на нём всё время что-то горело, взрывалось и шастали привидения). Шла подготовка к параду, и во все стороны шныряли, пока довольно хаотично, катерки, лодки, военные корабли, а морские пехотинцы в белых чехлах от бескозырок плыли дружной стайкой, всем своим видом презирая всякую опасность вокруг.

— Красота! — вздохнул Слава.

— Просидел бы тут всю жизнь?

— Тёлку бы какую только.

— Молоко доить?

— Не. Человеческую. Надо же стихи кому-то читать вслух, правильно? Какой иначе смысл тут сидеть всю жизнь, если даже и стихов почитать некому?

— Ну, мне почитай.

— Не-е. Тебе неинтересно читать. Ты восхищаться не будешь и заламывать руки от восторга.

— Не буду, само собой, я ж лучше стихи читаю, чем ты!

— Зато я на гитаре три песни играть умею!

— Ну да — тут у меня шансов нет, согласен! Слушай, я сварюсь сейчас. Может, ну его в жопу, загар этот, раз мы с тобой полны талантами, как чаша Диониса?

— Бля, наконец-то ты это сказал! Бежим отсюда!

А потом же ещё надо было помыться. Естественно, горячей воды летом в училище не было отродясь. Зато как можно было наораться, пока отмывал с себя масло! Красота, да и только!

Растительность у нас осталась. Тут шибко не разгонишься, конечно. В уставе же написано, какая причёска должна быть у воина: короткая, аккуратная и с кантиком. Но всё равно умудрялись, да. В основном брали своё за счёт чёлок — они чаще всего под головными уборами, и можно было дать волю фантазии (не раньше третьего курса, естественно). Так и ходили — зад и бока чуть не бритые, а спереди какой-нибудь локон страсти сантиметров на двадцать-тридцать и лезвие в ремне, когда идёшь на развод в комендатуру. Ну, про усы я промолчу, так как если бы у меня были такие полномочия, то я этот ген у мужчин удалял бы насильственно.

Борода. Прямо она не запрещена в военно-морском флоте, но, по соображениям здравого смысла, на подводных лодках носить её крайне не рекомендуется — из-за неё маска изолирующего противогаза плотно не прилегает к лицу, и внутрь попадают продукты горения, включая угарный газ: два полных вдоха — и смерть. Курсантам она тоже прямо не запрещена фразой «Ношение бороды запрещено». Но это, скорее всего, просто потому что — ну кто может подумать, что юноша в здравом уме станет отращивать себе бороду? Но были и такие, да, именно потому, что тяга к украшению себя для повышения шансов на спаривание не имеет границ разумного.

Курсант Лёша не сказать что был красив, как картинка. Худой, сутуловатый, с квадратной головой и огромными залысинами, которые начали расти у него в восемнадцать лет. Ещё и заикаться начинал, когда волновался. А если бы каждый из вас так любил Родину, как Лёша любил женщин, то мы давно уже догнали бы Америку, перегнали её и забыли о том, что она была. Перед началом долгожданного третьего курса мы собирались после отпуска, и тут появился Лёша с бородкой, как у Владимира Ильича, только жиденькой и серой. Выглядело это до невозможности смешно, убого и отвратительно, но Лёша ходил гордый, как павлин в саду у шейха. До первого общего построения роты.

Мы стояли в ласковом августовском воздухе, предвкушая резкое увеличение свобод и глотая слюну от надвигающихся возможностей. Перед строем расхаживал старшина роты, поглядывая на Лёшу. В одной руке у него был блокнот с ручкой, а другой рукой он хаотично размахивал. Я тогда ещё подумал, что как у него это получается: размахивать рукой можно или в такт шагам, или в такт речи, но вот так, чтобы ходить в одном темпе, говорить в другом, а махать — в третьем, это же форменная эквилибристика без страховки.

— Та-а-ак! Рад вас видеть, хотел бы сказать вам я. И я, действительно, несколько рад, потому что без вас мне всё лето было скучно — некого было унижать, не над кем было издеваться, и меня почти никто не ненавидел. От чего, не скрою, чувствовал я себя неуютно! У вас, конечно, сейчас начнётся полная лафа, с точки зрения первокурсников. Если вы будете хорошо учиться и не будете меня злить, то в увольнения я вас буду отпускать чаще, чем раз в неделю, и даже иногда с ночёвками. Так что срочно ищите себе тёток и женитесь на них! Быстрее начнёте — больше попыток успеете сделать до конца жизни. Ну, это касается, конечно, всех, кроме курсанта Карпова!

— Прошу разрешения! — не выдержал Лёша и попался в эту ловушку. Он-то подумал, что если его до сих пор не застроили за бородку, то всё — прокатило. — А почему кроме меня-то?

— Ну, потому что, курсант Карпов, все вы бегаете в увольнения с единственной целью — найти себе бабу. А так как ты себе пизду на лице отрастил, то баба тебе, следовательно, и не нужна!

Смеяться же в строю нельзя, иначе это не строй, а рой уже получается. Но когда хочется, то можно только в себя, поэтому все начали булькать горлами и надувать щёки.

— Что за ржание, как от полка гусарских коней? — на крыльцо вышел наш командир.

— Да вот, на Карпова любуемся и не можем сдержать эмоций! — доложил старшина.

Командир был хмур. Фуражку он обычно носил, сильно напялив её на глаза, а сейчас так она вообще у него козырьком на переносице лежала.

— Карпов. Пять минут тебе даю.

— Тащ командир, а у меня бритвы нет, я ещё из дома её не принёс, — вяло попытался сопротивляться Лёша.

— Можешь взять мою зажигалку.

— Или моё вафельное полотенце! — добавил старшина.

— Тащ командир…

— Четыре с половиной минуты, — и командир посмотрел на свои наручные часы, естественно, «Командирские».

Лёша убежал в общежитие, а командир спустился с крыльца к старшине.

— Ну что, ты всё сказал?

— Ну так… На полшишечки.

— Я тоже рад вас видеть, товарищи курсанты! Вы заметно повзрослели с момента нашей первой встречи. Возмужали. Похорошели. Жаль, ума не набрались пока, но тут уж я постараюсь вам его вдолбить!

— Толстой! — на крыльцо вышел начальник факультета. — Беги в учебный отдел, срочно, я тут за тебя доебу их!

— Что-то вас до хуя осталось после двух курсов! — начальник факультета стоял напротив строя, заложив руки за спину. — Я думал, что мы суровее будем прореживать ваши ряды. Ну, ничего. Вы не расстраивайтесь и не думайте, что высшая математика — это самое страшное, что случалось в вашей жизни. Сколько вас тут осталось, человек восемьдесят? Могу поспорить, что до выпуска больше пятидесяти не дотянет!

— Прошу разрешение стать в строй! — подскочил Лёша с окровавленным лицом.

— Старшина, аккуратнее бить надо, сколько я вас учить ещё буду: чтоб следов не оставалось!

— Тащ капитан первого ранга, а это не я!

— А чего тогда он у вас в крови весь? Драчун?

— Ну… смотря от какого слова корень брать, а так просто ошибка эволюции!

— Как и все остальные?

— Так точно, только более ошибочная!

— Ну становись, конечно, в строй, а то через дырки поддувает друзьям твоим в строю-то.

А потом Лёша прочитал в газете, что раннее облысение бывает от избытка тестостерона, и прекратил попытки украшать себе чем-то ещё. Жаль только, что девушки эту газету не читали, судя по всему.