И все же отказываться сейчас, под насмешливым прищуром чистильщика и любопытными взглядами дюжины сверстников, было нельзя. Эрик глубоко вздохнул, пытаясь унять колотящееся сердце, прикрыл глаза и начал плести. Это урок, сказал он себе. Просто урок. Следить за нитями. Найти, куда бы их опустить безопасно. Он отогнал соблазн накрыть чистильщика — и пусть рвет, если такой умный. Подопытные крысы превращались в иссохшие трупики за несколько мгновений. Проверять, что станет с человеком, не хотелось — и вовсе не потому, что за нападение на чистильщика его мгновенно выдадут ордену, а тот с такими не церемонится.

— Распускай! — велел Лейв.

Повисла тишина.

— Что ж… Уел, — произнес наконец чистильщик. — Вопрос снимается.

Он отошел в сторону и прислонился к стене, скрестив руки на груди.

— Заканчивай доклад, — сказал наставник.

Легко сказать: «Заканчивай». Эрик с трудом вспомнил, что там должно быть дальше. Сердце колотилось в горле, а руки тряслись так, что, наверное, видела вся аудитория. Он второй раз не позволил вытереть о себя ноги — и лишь Творцу было ведомо, чем теперь все это кончится. Эрик заставил себя собраться. В конце концов, что сделано, то сделано. Не отправляться же на пересдачу, признав несуществующую ошибку?

— Признаю, что практическое применение довольно ограниченно и нужна более тщательная проработка. Тем не менее считаю, что в определенных аспектах исцеления…

Дикое мясо, которое бесполезно прижигать и иссекать, хитрые опухоли, оказавшиеся слишком близко к жизненно важным органам, застарелые шрамы. Впрочем, далеко не каждый целитель сможет работать с такой точностью. Сам Эрик точно бы не смог. Как и все в университете, он знал основы исцеления и не только основы. Наставник любил исцеляющие плетения и с радостью ими делился, а Эрик считал, что такие вещи всегда пригодятся. Но, если совсем начистоту, практическое применение нового плетения его не интересовало совершенно, он искал его, только потому что этого требовали условия защиты.

— Хорошо, — сказал наставник, когда он закончил. — Есть ли вопросы у комиссии?

Наставник предупреждал, что вопросы появятся обязательно, даже если все будет изложено предельно ясно. Просто для того, чтобы соблюсти приличия: что это за защита без дополнительных вопросов? Но сейчас профессора, переглянувшись, покачали головой. Правильно, после выступления этого…

Альмод отлепился от стены.

— Боевое применение ты не рассматривал?

Эрик покачал головой. Теоретически, наверное, можно сделать не узкий луч, а что-то подобное широкому пятну света и накрыть человека. Но максимальный диаметр… Он, забывшись, невольно начал пересчитывать.

— Я жду ответа, — напомнил чистильщик.

— Не знаю, — отмер Эрик. — Я никогда не был…

— Будешь, — пообещал чистильщик. Повернулся к комиссии: — Я так понимаю, для нашего уважаемого диссертанта защита окончена?

— Мы должны обсудить оценку… — сказал профессор Стейн.

— Можете не тратить времени. Я его забираю.

Громко, на всю аудиторию охнула Мара. Эрик застыл, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле. Почему он?!

— У тебя четверть часа на сборы.

Неправда! Это не может быть правдой! А как же его жизнь, его планы?! А как же место на кафедре, исследования? А… Мара?..

— Профессор Лейв… — выдохнул он.

Наставник поднялся:

— С вашего позволения, господа. Я на минуту. Альмод, Эрик?

Эрик на ватных ногах двинулся за ними. Едва за спиной закрылась дверь, профессор прикрыл всех троих от подслушивания.

— Ты изменился, Альмод.

Тот хмыкнул:

— Трава зеленая, солнце встает на востоке и садится на западе, я изменился. Десять лет назад вы не изрекали банальности с таким серьезным видом.

— Оставь его, прошу тебя. У Стейна сейчас пятнадцать человек с трех курсов. Они рвутся в драку.

— Видел, — отмахнулся чистильщик. — И вы об этом знаете. Ничего особенного.

На наставника было жалко смотреть.

— Но что такого особенного в Эрике? Он не боец, он ученый!

— Не боец? — усмехнулся Альмод. — Я бы поспорил. — Он начал загибать пальцы: — Достаточно смел, чтобы вступиться за то, что ему дорого. Достаточно владеет собой, чтобы не потерять голову, даже когда почти обделался от страха. Достаточно упорен, чтобы сражаться, даже когда битва заведомо проиграна…

— Так это что… — Эрик даже забыл, что перебивать невежливо, настолько нереальным казалось все происходящее. — Это была просто проверка?!

— Конечно! — вновь усмехнулся чистильщик, пожимая плечами. — На кой мне твоя девка? Какая разница: одна, другая… Просто удобная возможность посмотреть, чего стоят в деле сразу двое одаренных.

Эрик выругался. Вслух: терять уже все равно было нечего. Наставник покачал головой. Альмод не обратил внимания — или сделал вид, что не обратил.

— Наконец, достаточно умен, чтобы не дать себя запутать и доказать свою правоту. Идеальный материал.

— Материал!.. — горько усмехнулся наставник. — На каких условиях ты откажешься от него?

— Ни на каких, — осклабился Альмод. — И, если вы собираетесь меня подкупить, подумайте еще раз. Золото не заберешь к Творцу, а я могу очутиться перед Его ликом в любой момент.

— Второй раз чистильщики забирают моего лучшего ученика… — вздохнул профессор.

— А кто был первым? — светским тоном поинтересовался Альмод.

— Ты. Или ты не знал, что ректор собирался растить из тебя своего преемника?

Альмод расхохотался:

— Он был бы очень разочарован, увидев, что после смерти моего отца поток пожертвований иссяк.

— Мои соболезнования.

— Они опоздали на десять лет.

— Могу я спросить, что с ним случилось? — осторожно произнес наставник. — Он был не стар и довольно крепок, как я слышал.

— Сердечный приступ. Застиг ночью, в покоях, тело нашли утром. Разрыв желудочка, тампонада… Лекарь написал мне, очень винился. Только кого и когда могли вернуть извинения?

— Кому перешел герб?

Чистильщик пожал плечами:

— Должен бы кузену, но я не интересовался. Право на герб я потерял незадолго до того, как попал сюда.

— Но цвета носишь…

— Почему бы и нет? — Он в очередной раз усмехнулся. — Но мне кажется, профессор, вы тянете время, задавая вопросы о делах многолетней давности, а сами пытаетесь найти доводы… Десять лет назад вы не были так упорны.

— И до сих пор стыжусь этого.

— Что ж, у вас будет еще один повод устыдиться… Потому что нужных доводов вы не нашли. Или хотите заменить его сами?

Наставник изменился в лице. Альмод широко улыбнулся — до чего же мерзкая у него была улыбка! — и перевел взгляд на Эрика.

— Хватит подслушивать.

— Я не…

— Дай руку! — приказал чистильщик, вытаскивая нож.

Эрик растерянно глянул на наставника — тот кивнул, лицо его не выражало ничего.

— Дай руку, — повторил Альмод. — Можешь орать.

Нож полоснул по ладони. Эрик хмыкнул — за слабака держит. Лезвие было настолько острое, что он почти ничего не почувствовал. Чистильщик вложил ему в руку бусину дымчатого стекла, заставил сжать кулак. Боль обожгла, словно с кровью по руке к сердцу разливалось едкое купоросное масло. Эрик стиснул зубы: хватка Альмода теперь казалась стальной. В глазах потемнело, мысли исчезли, оставив только одну — не орать. Не позориться перед этим…

Боль исчезла так же внезапно, как появилась. Чистильщик заставил раскрыть ладонь, плетением подхватил бусину, ставшую дымчато-алой. Эрик сморгнул слезы, глупо надеясь, что никто не заметит.

— Все, можешь затягивать.

Плетение закрыло края раны, оставив тонкую розовую полосу. Через четверть часа не станет и ее.

— Зачем это? — осмелился спросить Эрик.

— Чтобы не удрал, — непонятно ответил Альмод. — Все. Четверть часа пошла. Собирайся. Не успеешь — уйдешь в чем есть. Будешь сопротивляться — уведу силой: пока тебе со мной не справиться.

Эрик до крови прокусил губу. Еще не хватало разрыдаться прилюдно.

— Почему не дерево или ткань? — спросил за спиной наставник.

— Дерево или ткань, пропитанные кровью, твари сожрут. Труп своего не тронут.

— Так это труп твари? А еще есть? — В голосе наставника прорезалось почти мальчишеское любопытство.

Чистильщик расхохотался:

— Профессор, неужто вы до сих пор ни одной не видели?! После прорыва их полным-полно.

— Творец миловал от прорывов поблизости. Да и…

— Да и занимаетесь вы обычно другим. Еще одного нет. Но как-нибудь снова сюда соберусь, прихвачу для вас. Специально не измененный плетениями, как есть.

Что ответил наставник, Эрик уже не расслышал.

Общая спальня была пуста, хвала Творцу: кто на защите, кто на занятиях. Не придется никому ничего объяснять. Эрик рухнул плашмя на кровать: ноги не держали, и все вокруг казалось каким-то ненастоящим, неправильным, словно грубо намалеванные картинки за сценой ярмарочного балагана. Сухо всхлипнул: слез не было, но горло перехватывала судорога, мешая дышать. Впервые в жизни он хотел, чтобы про него сказали, дескать, ничего особенного. И оставили в покое. Но идеальный материал, пропади оно все пропадом.

Про чистильщиков говорили разное: несравненные бойцы, одинаково искусно владеющие и Даром, и клинком, обладатели тайных знаний, позволяющих быть одновременно в двух разных концах страны, а то и мира, прорицатели. Никто не знал, что из этого выдумки, а что правда. Но до тех пор, пока только они могли остановить тусветных тварей, способных в несколько часов превратить в стеклянную пустыню деревню, а то и город, любой из них имел право забрать в орден любого одаренного, от школяра, только-только переступившего порог университета, до королевского гвардейца, а то и ректора. В прошлый раз они приходили в университет год назад. С той девчонкой, Рагной, Эрик не ладил, поэтому особо о ней не вспоминал. О нем, наверное, тоже мало кто вспомнит. А кто-то и порадуется: соперником за место на кафедре меньше.