Едва мне стоило это произнести, как в комнату тихонько постучались.

— Входите! — крикнула я как можно более беззаботным тоном, заранее зная, кто сейчас ко мне зайдет.

И я не ошиблась. В комнату вошли родители. Меня тут же посетило дежавю. Когда мы расстались с Виэлем, они точно так же приходили ко мне поговорить о случившемся и о моих чувствах, делились моментами жизни, когда они были в том же возрасте, что и я сейчас, рассказывали истории своей первой любви и вспоминали, как тогда разрыв казался концом света. Именно тогда, видя их переживания, я поняла, что измена Виэля больней ударила даже не по мне, а по маме с папой. Было ясно, что они снова переживают за меня, как любые нормальные родители, но мне не хотелось их расстраивать.

— Принцесса, мы с мамой хотели бы тут с тобой поговорить о том, что случилось на этой свадьбе, — начал папа. — Нас очень огорчило поведение Дарэна, хоть мы не знаем всех деталей этой истории, я, будь моя воля как отца, оторвал бы ему…

— Йоанн! — перебила его мама укоризненным тоном.

— Да понял я уже! — воскликнул папа. — Герда, ты точно не желаешь послать его семье официальную ноту протеста? Ведь тогда семье Ардэн мы писали…

— Нет, пап, не стоит. Пусть это останется на совести Дарэна. Все же с Виэлем мы чуть не стали женихом и невестой, да и он не подавал тогда признаков, что чем-то недоволен в нашем союзе. Так что его поступок тогда действительно стал ножом в спину. С Дарэном мы ссорились часто в последнее время из-за его беспочвенной ревности, и мысли о расставании меня посещали не раз. Возможно, этого эпизода на свадьбе и не случилось бы, если б я оказалась смелее и вернула ему анитари, не дожидаясь таких вот выпадов. Так что никаких протестов высылать не нужно.

— Однако это не умаляет моего отцовского негодования, — недовольно промолвил папа.

— И моего материнского тоже, — добавила мама.

Я вкратце пересказала злоключения вчерашнего свадебного вечера. В случае с Виэлем поначалу мне было трудно сдерживать свои эмоции. Поступок Дарэна хоть и задел мое самолюбие, но в груди уже не жгло, как это было в первый раз. Я теперь уже так не влюблялась без оглядки, как это было с Виэлем, и будто подсознательно ждала, что вот-вот меня обманут.

— Дорогие мои, не стоит беспокоиться за меня, — попыталась успокоить родителей. — Со мной правда все в порядке.

— Ты прекрасно знаешь, что мы с мамой всегда будем переживать за тебя! — возразил папа. — По-другому быть не может. Мы всегда будем переживать за Свенельда, тебя, Марнемира с Бригиттой. Настанет время, и ты поймешь нас. Когда у тебя появляется ребенок, твое сердце уже навсегда бьется в нем. И его неудачи ты воспринимаешь как свои. И сердцу твоему всегда больно и горько, когда ты видишь слезы своего ребенка. Мне хотелось бы, чтоб твой избранник относился к тебе так же бережно, как я.

— И чтобы он смотрел на тебя, как на меня смотрит твой папа даже спустя сотни лет, — продолжила мама.

— Ох, мои дорогие, боюсь, что в таком случае дорожка моей жизни идет прямо к воротам монастыря.

— Это ж еще почему? — удивилась мама.

— Потому что такого мужчины не существует в природе. Никто не будет любить меня так же, как вы.

— А вот и неправда! — возразила мне мама. — Никогда не суди всех мужчин по двум встретившимся на твоем пути остолопам.

— Я полностью солидарен с тобой, моя дорогая, — сказал папа, поцеловав маме руку. — И вообще, не забывай, наша северная принцесса, ты у нас самая красивая, остроумная, обаятельная и привлекательная девочка на свете. И закидоны некоторых обалдуев, которые не умеют держать в узде свои… свой… ну в общем, ты поняла, еще не повод себя обесценивать и считать неполноценной.

— Мам, пап, я вас так люблю! — и я порывисто обняла родителей.

— А мы тебя любим, цветочек ты наш, — ответила мама, и эти объятия вновь стали самым лучшим подорожником для моей души.

К обеду я спустилась уже в приподнятом настроении. Столовую заливал солнечный свет через большие панорамные окна. Ветер колыхал занавески, принося с собой звуки прибоя и крики чаек с моря. Вся наша семья, которая сегодня была в полном сборе, неспешно накрывала обед. Со стороны сада слышался детский смех и скрип качелей. В середине обеденного стола, накрытого белой накрахмаленной скатертью с кружевами, в высокой, прозрачной, как горная река, вазе стоял букет из моих любимых нежно-пастельных лирелий с распустившимися сиренево-розовыми, белыми и пудровыми бутонами. Росли они на лугах в горах Восточной и Северной империи и у нас считались редкостью. Мне с детства нравился их тонкий, ненавязчивый, сладковато-свежий аромат, и даже мой парфюм содержал в себе нотки любимых цветов.

— Это дедушка для тебя принес букет, — сказал Свенельд, зайдя в столовую с большой хлебной корзинкой. — Они с бабушкой пришли порталом минут десять назад. И дядя Ингемар с Лагертой только что прибыли. Так что сегодня мы обедаем в более чем полном составе.

— А Регина где они забыли?

— Он сегодня дежурит в горах, — ответил Свен.

Обстановка за обедом царила легкая и непринужденная, как и всегда. Никто не упоминал о Дарэне и этой злосчастной свадьбе. Все дружненько делали вид, словно ничего не произошло, и спрашивали меня о чем угодно, только не о случившемся вчера, и за это я была благодарна своей семье. Однако совсем уйти от обсуждения минувшего вечера не удалось, поскольку Лаира, младшая дочь Свенельда, наклонившись к Бригитте, громким шепотом спросила: «Ты слышала, что Джеран вчера убегал от барана, а потом сражался с напавшим на него индюком на скотном дворе какого-то трактира?» Сказанное ею услышали все, и бабушка с дедом изумленно переглянулись, подавляя смешки.

— Ох, Джеран, Джеран! Кажется, что приключения находят его сами. У нашего гения математики осеннее обострение? — промолвил дедушка, с улыбкой поглядывая в сторону Элинн.

— Это уж точно, — ответила та со смехом. — Воспаление поисковика приключений. Ну не может мой дорогой брат жить спокойно. Все-таки гениальность — тяжелое бремя.

— Я так понял, что именно этот самый поисковик и пострадал в неравной схватке с обитателями скотного двора, — заявил папа, сдерживая смех.

Многоголосый гром хохота сотряс столовую.

— Кстати говоря, его лучший друг с поры студенчества вернулся в столицу, — вспомнил Свенельд.

— О-о-о, ну все, — протянул дед, качая головой, — держись, южная столица! Два мэтра суетологии выходят на дело! Спасайся, кто может!

Смех деда тут же поддержали остальные.

— Кстати, слышал новость? Эрик Нордвинд собирается поселиться в Альтарре, — сообщил Свен папе, когда все успокоились и перешли к чаю.

— Это тот, который делал украшения для Герды? — спросила мама.

— Он самый, — ответил Свен. — Прожил около трехсот лет в Петербурге, несколько раз служил в Балтийском флоте. А тут вдруг — оп! И решил перебраться к нам. Внезапно так.

— Свободные леди высшего света уже взволнованы, — с улыбкой промолвила Элинн. — Правда, ходят слухи, что он переезжает сюда ради прекрасной леди, личность которой остается неизвестной. Что еще может заставить мужчину сорваться и покинуть давно облюбованное место?

— А что же, этот лорд Нордвинд, судя по фамилии, один из наших, выходец из северян Эсфира? — поинтересовался дедушка у Свена.

— В прошлом Эрик был старшим сыном ярла. Лет восемьсот назад жил на территории современной Швеции. А потом там случилась какая-то трагедия, не знаю деталей, и он стал вампиром. У него остался младший брат Вальгард, тоже вампир. Живет со своей семьей в Северной империи.

— Да ты что! — удивился дедушка. Вальгард Нордвинд… Нет, это имя я не слышал. А ты, Марта? — обратился он к бабушке.

— И я не знаю такого лорда, — ответила бабушка.

— Их усадьба находится в княжестве Торндхольм. Город не помню, — пояснил папа.

— Далековато от нас, — заключил дедушка. — Поэтому я не слышал раньше об этой семье.

Дальше я уже не слушала, о чем они говорили, задумавшись о предстоящей учебной неделе в Академии. Мне было совершенно неинтересно, зачем и почему этот лорд Нордвинд приезжает в нашу столицу, кто он такой и что из себя представляет. Но стоит отдать должное его ювелирному мастерству и филигранной работе — венец и серьги, сделанные его руками, вмиг стали одним из любимых комплектов в моей коллекции драгоценностей и даже заинтересовали супругу императора. Увидев меня на балу по случаю моего двадцатого дня рождения, она пришла в восторг и попросила контакты этого лорда у Свенельда.

Уже стоя в прихожей в традиционном простом белом платье для девичника с рунической вышивкой и надевая плащ, я вдруг услышала тихий, низкий, вибрирующий гул. Оглянулась в поисках его источника и поняла, что этот звук шел словно отовсюду. Было что-то в этом гуле тревожное и зловещее, что не давало отмахнуться от него, как от назойливой мухи, и воспринимать как белый шум.

— Бастет, ты это слышишь? — спросила свою питомицу.

— Что слышу? Пение птиц?

— Нет. Гул.

— Гул? — Бастет пришла в замешательство. — Нет. Еще раз тебе говорю, никакого гула я не слышу. Только пение птиц и шум прибоя. На море сегодня бриз. Дети в гостиной с настольной игрой сидят. Фрея с Элинн играют в четыре руки на рояле. Если сосредоточиться, то могу услышать, как хлопают по столу игральные карты у мужчин. Это все. Никакого постороннего гула.