В его манере говорить было что-то от взрослого, который разговаривает с маленькой девочкой. И вдруг меня осенило: я же даже не знаю, сколько мне лет! Девятнадцать? Семнадцать? Двадцать пять?

Я хотела спросить его. Но поняла, что сейчас не время задавать вопросы.

— Давайте я помогу вам вернуться в постель. Все-таки вы не настолько окрепли, чтобы самостоятельно путешествовать по комнате.

— А что там… было?

— Расскажу как-нибудь после. Сейчас все, что от вас требуется, это крепкий сон для восстановления организма.

Он помог мне лечь и подоткнул одеяло.

— А вы… — Я хотела спросить: «придете ко мне завтра?» Но слова застряли в горле. Я поняла, что если скажу их, то расплачусь.

Он как будто бы угадал или, точнее, услышал мои мысли.

— Спите, завтра я к вам приду. — И погладил меня по руке.

Его рука была теплой, а моя — холодной.

Проснувшись утром, я обнаружила около себя другую сиделку. Это была высокая сухощавая женщина лет пятидесяти, из-под белой шапочки выбивались густые жесткие волосы. Она смотрела на меня, поджав тонкие губы.

— Смотрите, смотрите, мадемуазель Берд пришла к нам! — вспомнился мне вдруг чей-то смех. — Какая она важная…

Смеялись девочки в белых платьях — мои сестры. К ним подходила женщина, чем-то похожая на птицу — высокая, худая, с острым носом.

— Вы только поглядите! — не унимались они.

— Мадемуазель Берд, — проговорила я вслух.

Сиделка посмотрела на меня с недоумением, а потом сказала длинную фразу по-немецки. Смысл фразы сводился к тому, что мне нужно себя беречь и не перенапрягаться, никакой мадемуазель Берд она не знает, а если мне нужно есть или пить — она тотчас принесет.

Кормили меня здесь протертой пищей: пресной и безвкусной. Впрочем, я все равно практически не ощущала вкуса еды. Но вдруг мне захотелось сочных ягод — больших, ярко-красных. Как же они называются? Ах да, клубника!

— Я хочу клубники.

— Но у нас нет клубники, — сказала женщина, как мне показалось, с осуждением.

Я закрыла глаза и вновь уснула. И проснулась от того, что изумительный запах щекотал мне ноздри. Открыв глаза, я увидела рядом с собой вчерашнего светловолосого мужчину. Он сидел на стуле с тарелкой в руках, на тарелке лежала клубника, именно такая, какой я ее себе и представляла — яркая, налитая, сочная.

— Мадемуазель, вы просили клубнику.

— Да, — прошептала я.

— Тогда — прошу. На здоровье.

Я приподнялась. Он поставил тарелку с клубникой на прикроватный столик, помог мне приподняться и подложил подушки под спину, теперь я могла сидеть на кровати.

— Так будет лучше.

Он снова протянул мне тарелку. Я взяла ягоду, надкусила, брызнул сок…

— Боже, какая же ты смешная! Даже клубнику ешь как медвежонок! — раздавались, звенели голоса девочек — моих сестер. Они были как феи — в светлых платьицах, веселые, красивые.

Я посмотрела на свое платье: на груди расплывалось пятно от ягоды. Мы сидели за столом в саду и ели клубнику, посередине стола был кувшин молока, сверху которого виднелась бледно-желтая пенка.

— И почему ты такая неаккуратная!

Алое пятно расплывается на груди, я пытаюсь стереть его салфеткой. Но делаю только хуже. Я ужасно смущена. Сестры качают головами, на их груди я вижу такие же алые пятна, которые расплываются, становятся все больше и больше… Их лица бледнеют, они падают на траву как подкошенные. Я бегу от них прочь и вижу, как навстречу мне идет женщина. И я понимаю, что это — моя мать. У нее озабоченное лицо, я бегу к ней, вся дрожа.

— Мама! — шепчу я. — Мама! — повторяя, зарываюсь в складки ее платья.

Она наклоняется ко мне, обнимает и шепчет:

— Что тебя напугало?

Я, не в силах вымолвить ни слова, вырываюсь, бегу дальше. Я выбегаю на берег. Море! Какое огромное! На горизонте большой корабль, который уплывает от нас… Я бегу в воду, я уже по колено в воде. Мне страшно идти назад, а впереди… ничего нет.

— Вам плохо? — Мужчина дотронулся до моей руки.

— Н-нет. Просто вспомнилось кое-что.

— У вас такой вид, будто бы увидели что-то страшное. Что вы увидели? Или вспомнили?

Он задавал вопросы небрежным тоном, но при этом не сводил с меня внимательного взгляда.

— Так, глупости. — Я не хотела ему ни о чем говорить.

На лице мужчины мелькнула не то досада, не то раздражение. Но он мягко поинтересовался:

— Как клубника?

— Вкусная… Но я ела вкусней.

— Когда? — быстро спросил он.

— Не могу вспомнить, — солгала я.

— А что вы помните?

Я покачала головой:

— Ничего. Как будто бы в голове пустая дыра…

— Жаль! Но вы обязательно поправитесь, и к вам вернутся воспоминания.

Дальше он сказал что-то по-французски. Я уловила только общий смысл.

— Вы думаете, что воспоминания будут для меня… болезненны?

Он колебался. Я это видела.

— Говорите!

— Не знаю, — неохотно произнес мужчина. — Существует даже специальная молитва против воспоминаний. Не всегда хочется вспоминать: иногда лучше забыть. Но не всегда это получается. Память — страшная вещь! Есть прекрасные строки:

           Только змеи сбрасывают кожи,
           Чтобы душа старела и росла.
           Мы, увы, со змеями не схожи,
           Мы меняем души, не тела.
           Память, ты рукою великанши
           Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
           Ты расскажешь мне о тех, кто раньше
           В этом теле жили до меня… [Н. Гумилев «Память».]

— Чьи это строки? — спросила я.

— Есть такой поэт Николай Гумилев. Это его стихи.

— Наверное, я его не читала.

— Почему?

Я задумалась:

— Мне кажется, у меня была строгая мама.

Мой собеседник улыбнулся.

— Да, у вас была очень строгая мама.

— Но кто? — воскликнула я. — Вы знаете мою маму? Кто я? Как меня зовут? Почему меня здесь держат?

Его лицо посуровело.

— Вы еще очень слабы. Вот когда окрепнете…

— То, что тогда? Вы меня отпустите? И что я буду делать?

— Не все сразу, мадемуазель. Не надо торопить события.

— Вы обращаетесь со мной как с ребенком… Сколько мне лет?

Он некоторое время молча смотрел на меня и наконец проговорил:

— Чуть позже вы все узнаете.

По моим щекам текли слезы. Я была непонятно где, я не знала, кем я была в прошлом и что меня ждет в настоящем. Я отложила тарелку с клубникой на столик.

— Не хочу ждать! Можно мне хотя бы зеркало?

— Хорошо. Вам принесут зеркало, только ненадолго.

— А почему я не могу смотреться в зеркало? Я что, увижу вместо своего лица Медузу Горгону?

— Вы помните, кто такая Медуза Горгона? — с интересом спросил мужчина.

Я задумалась.

— Нет, но я знаю… — Я выделила последнее слово. — Знаю, что когда-то видела ее.

Беседа меня очень утомила, я откинулась на подушки и закрыла глаза. Когда я их открыла, мужчины в комнате уже не было. Зато вошла сиделка и подала мне маленькое зеркальце.

О, с какой жадностью я схватила это зеркальце. Мне казалось, что сейчас я найду все ответы на свои вопросы. Руки мои дрожали, и я боялась выронить его.

Увиденное меня разочаровало. Припухшее лицо, глаза-щелочки… Неужели это я? Я так всегда выглядела? Сколько мне лет? Двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Разве это я? Я не могу быть такой!

Я отдала зеркальце сиделке и отвернулась к стене.

Прошло несколько дней. Тот мужчина больше не приходил ко мне, из чего я сделала вывод, что он, наверное, уехал. Но кто он? И почему так внезапно исчез? Мне хотелось спросить о нем у сиделки, но казалось, что это не совсем прилично. А может быть, и опасно.

Но наконец он вновь появился. Я невольно обрадовалась.

— Здравствуйте!

— Добрый день, мадемуазель! Вы выглядите намного лучше, отдых идет вам на пользу.

— Я чувствую себя разбитой.

Он никак не отреагировал на мои слова.

— Я кое-что вам принес. — И положил мне на одеяло книгу.

Я посмотрела название. «Мифы и легенды Древней Греции».

— Мне кажется, у меня была такая…

— Возможно. Откройте книгу и прочтите хотя бы полстраницы. Можете ли вы читать?

Я открыла и начала читать. Буквы легко складывались в слова и предложения. Книга была на русском.

— Вы почти полностью восстановились.

Я покачала головой.

— Я по-прежнему ничего не помню.

— Ну не все сразу, — улыбнулся мужчина.

Сердце у меня упало. Что значит «не сразу»? Восстановится ли моя память вообще когда-нибудь? Или я обречена на полное беспамятство? И зачем, спрашивается, мне тогда жить? Я захлопнула книгу.

— Скажите, пожалуйста… — Мой голос упал до шепота. — А когда-нибудь вообще моя память восстановится?

Мужчина смотрел на меня, словно раздумывая, что мне сказать. Какую часть правды.

— Сейчас трудно утверждать что-либо определенное. Думаю, что скорее да, чем нет. Но преждевременных надежд я бы вселять не хотел.

Вот так: коротко и понятно!

Кажется, он не лгал. Этот мужчина внушал мне чувство неосознанной симпатии. Внезапно я подумала, что при других обстоятельствах я могла бы в него влюбиться. А вдруг я уже испытывала муки любви? Вдруг мое сердце когда-то уже было разбито? Могу ли я знать наверняка?

Мужчина внимательно смотрел на меня. Я почувствовала невольное смущение, почему-то захотелось натянуть одеяло до подбородка.

— А как… как вас зовут? — решилась спросить я.

Мужчина, казалось, не удивился этому вопросу.

— Я все ждал, когда вы спросите об этом. Можете называть меня Рихард.

В моей голове было множество вопросов, но я не смела задавать их. Мне хотелось знать: кто он. Что здесь делает и как долго будет около меня. Но еще больше меня мучили другие вопросы: кто я и что ждет меня дальше?

— Я вижу, вы несколько утомились. Я зайду к вам завтра.

— До завтра, — прошептала я и закрыла глаза.

Рихард пришел лишь через два дня. Он кивнул мне, кратко поздоровался и спросил:

— Как дела?

Сиделка обычно при его появлении вставала и уходила. Так было и на этот раз. Иногда она выходила немного раньше, это означало, что между ними была связь, и она знала, когда Рихард придет.

Конец ознакомительного фрагмента