Вокруг возились какие-то нелицеприятные вокзальные личности, и Марго старалась жевать быстрее. Так же поступил и Костомаров, и вскоре они, заморив червячка, покинули кафе.
— Пройдемся? — предложил Игорь.
Марго согласилась и перевесила сумку с ноутбуком и приобретенными за две недели вещами на другое плечо, чтобы ничто не мешало Игорю обнять ее. Он шел молча, о чем-то задумавшись.
— Знаешь, я был женат, — сказал он вдруг. — У меня дочь семи лет, Настя. Живет с бывшей.
— Ты ее навещаешь? — взволнованно спросила Марго.
— Конечно, я ее обожаю. В выходные в зоопарк водил.
Марго облегченно вздохнула. Она точно знала, если бы он сказал «нет», ее увлечению пришел бы конец.
— Почему вы расстались?
— Ссорились постоянно. Сначала все было прекрасно, до ребенка. А потом ее как подменили. Не женщина, а ведьма. Ну, промочила Настя ноги на прогулке. Зачем кричать, будто ее режут?
Марго усмехнулась. Она наблюдала такое не раз, у своих теток в Краснодаре, и разобралась, в чем тут дело.
— Давай я тебе объясню твоим языком, — заявила она смелее, чем сама от себя ожидала. — Вот представь, что тебе поручили проект. И он очень важен для тебя, просто дело твоей жизни. И ты трясешься над ним, для него стараешься, ночами не спишь. Бывает такое?
— Ага.
— И вот, предположим, кто-то приходит и начинает твой проект портить. Что ты сделаешь?
— Придушу его, — сказал Игорь, рассмеявшись. — Так ясно мне еще никто не объяснял. Умничка моя. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Марго почувствовала возбуждающее покалывание его усов.
— Поехали ко мне, — позвал Игорь, и жестом указал на подземку.
— На метро? — спросила Марго удивленно. Но не успела она выяснить, каким транспортом Игорь хочет доставить ее в свои палаты, как зазвонил телефон. Это снова была бабушка, и голос у нее был обеспокоенно-убитый.
— Рита, ты где? Срочно давай домой. Мама вернулась.
Глава 7
Марго тихонько открыла дверь, но ее осторожность оказалась напрасна: никто еще не ложился спать. В зале и на кухне горел свет. Дверь в мамину комнату была закрыта, из-за нее доносились сдавленные рыдания. Бабушка на кухне заваривала репешок — травку от желудка, головной боли и душевных травм.
— Что случилось? — спросила Марго.
Мария Федоровна тяжело вздохнула.
— Не знаю, Риточка. Приехала, и плачет уже часа два. К себе не пускает. Иди, попробуй с ней поговорить.
— Лучше не трогать ее до завтра, — сказала Марго, имевшая опыт в этом вопросе.
— Как бы руки на себя не наложила, — испугано прошептала бабушка, и налила себе стаканчик пахучей травки. Марго тоже нацедила немного, потому что вокзальный чизбургер еще ворочался в желудке.
— Ну что ты? Как она наложит руки? Ножа там нет, а люстра ее не выдержит.
— Ты жестокая девочка, знаешь? Иди, пожалей мать! — зашипела Мария Федоровна.
Настала очередь Марго тяжело вздыхать. Она подошла к двери и громко, по-деловому, постучала.
— Мам, тебе Лариса Ивановна звонит. Хочет твои уроки на следующей неделе физруку отдать.
Сначала ничего не произошло, потом послышался скрип кровати, шуршание и шарканье, вздохи и сморкание. Через минуту мама выглянула. Глаза у нее были красные, как два перезрелых помидора, и вообще сравнение с этим овощем годилось для всего лица. Мария Федоровна тут же засуетилась вокруг. Татьяна пыталась не обращать на нее внимание.
— Рита, скажи Ларисе, чтоб часы не отдавала. Я выйду.
Видимо, мама совсем потеряла голову от горя, раз не сообразила, что в такое время директриса вряд ли стала сообщать им об изменениях в расписании. Но дело было сделано, бабушка отрезала маме путь назад, так что теперь, ко всем прочим бедам, ей предстоял разговор с домашними.
Опустошив кастрюлю репешка, Татьяна рассказала, что познакомилась с арабом (имя его она отказалась произносить всуе), в фейсбуке — он заинтересовался ее работой в школе. Они общались целых две недели, прежде чем он пригласил ее к себе. В переписке араб был так романтичен, что Татьяна не сомневалась в его намерениях. И по приезде вел себя более чем достойно, водил по магазинам и ресторанам, говорил комплименты… Но вскоре выяснилось, что у проклятого эмиратовца есть и жена, и дети. У отпрысков же, в свою очередь, есть все, чего они только ни пожелают. Кроме… бабушки! Вот в качестве кого араб просил ее войти в семью. Разумеется, разочарованная Татьяна бросилась собирать вещи, и меньше, чем через сутки была дома.
После рассказанного воцарилось молчание, прерываемое только бульканьем спиртного, разливаемого по чашкам. Марго, не выдержав напряжения момента, обняла мать. Они разревелись обе, а бабушка сказала:
— Они там рано выходят замуж, и внуками обзаводятся молодыми, лет в тридцать пять. У них бабушки на конкурсах красоты дают фору студенткам! А он выбрал тебя, потому что таких как ты там нет даже на конкурсах! Ты — самая красивая на свете. Да тебя еще на руках будут носить.
Бабушка отчаянно передергивала, но слова были сказаны и слезы пролиты, вино, а следом и водка выпиты. Потом Мария Федоровна притащила старый альбом с фотографиями, и тысячу раз слышанные истории были пересказаны в тысячу первый раз — как будто впервые, и грустное почему-то казалось смешным, а потом они зачем-то наряжались, примеряли мамины новые купальники и Марго поразилась, что они ей как-раз, а потом бабушка достала свои парики и шляпки, и они еще красились, а потом…
Утро, разумеется, добрым не было. Марго кряхтя, выбралась из кровати и поплелась в уборную, стараясь не смотреть по сторонам.
— Мы вчера что, летали на метле? — простонала Мария Федоровна из своей комнаты.
— Я не помню, — честно призналась Марго.
Марго послали за кефиром и лимонами, Мария Федоровна решила сварить рисовую кашку, а Татьяна, не в состоянии ничего делать, вздыхала, сидя за столом.
— Мам, я дура, — сказала Татьяна, в душе надеясь услышать опровержение.
Мария Федоровна пробормотала что-то невнятное, по интонации похожее на нежелание спорить.
— Я плохо влияю на Ритку, — снова закинула удочку Татьяна.
— С чего ты взяла? — удивилась Мария Федоровна. — Она у нас девушка рассудительная, с ума ни по кому не сходит.
— Вот именно! Ей двадцать шесть, а она ни с кем не встречается, вся в делах, занята карьерой. Разве это нормально?
— Брось. При чем тут ты?
— Я для нее плохой пример. Боится повторить мои ошибки, вот при чем.
Мария Федоровна прекратила помешивать кашу, и опустилась на край табуретки.
— Танюш, я думаю, это из-за отца. Помнишь, как она переживала? Ей тогда сколько, лет семь-восемь было? Как она его ждала, хоть какой-нибудь весточки. А эта сволочь испарилась, прости Таня. Куда он там уехал, в Прагу? И ни разу, ни разу не объявился. Вот она теперь мужикам и не верит. А твой опыт — это так, «о» малое, — подытожила Мария Федоровна математическим термином, обозначающим ничтожно малую величину.
— Еще этот ее аудит проклятый. Они же там учатся не доверять людям. Профессиональный скептицизм вырабатывают, — вздохнула Татьяна, в душе радуясь, что мама не винит ее в холодности дочери.
— Мне кажется, ты нагнетаешь, — сказала Мария Федоровна, спасая убегающую кашу. — Были у нее ухажеры и в школе, и в университете.
— В школе она мальчишек лупила, — усмехнулась Татьяна. — Ты же помнишь ее занятия боксом? Класса до седьмого к ней никто не подходил — боялись. А потом… Были парни, да, но как-то несерьезно. Две недели — и все, уже кавалер дурак или жлоб. А в последнее время и вовсе никого.
— Ну не нашла она еще свою любовь. Не торопись, все образуется.
Тут за дверью послышалось хмыканье, и ввалилась Марго.
— Меня обсуждаете? — спросила она, ничуть не стесняясь того, что подслушивала.
Татьяна ахнула, а бабушка утвердительно кивнула, протягивая ей ложку с кашей на пробу.
— Сахару мало, — резюмировала Марго. — А насчет мужиков, вы за меня не беспокойтесь. Но простите, я считаю, что брак по любви — это полная чушь. Не на страстях амурных строится семья, а на взаимном понимании, терпимости и уважении. Уважение — прежде всего. Чтобы я могла уважать мужа, вы знаете, каким он должен быть?
Марго стала загибать пальцы:
— Умным, образованным и интеллигентным, добрым, но не раскисшая лапша, а скорее справедливым, по характеру сильнее меня, целеустремленным, а значит не склонным ни к каким дурным привычкам, здоровым, в меру веселым, не жадным, и не бегать за бабами.
— Ого, — сказала бабушка, явно гордая за внучку. — А внешность значения не имеет?
— Ну, мужчина не обязан быть красивым, — протянула Марго, — но все же, здоровый — значит, подтянутый. И от него не должно плохо пахнуть. Это противно.
— А как же любовь, дочь? Мировая литература тебя ничему не учит? — спросила мама.
— Учит. Например, «Гордость и предубеждение»: там героиня влюбляется в подходящего человека. Сначала убеждается, что он подходящий, а потом уже влюбляется. Не наоборот!