— Ну, смелее! — раздалось позади, и Мирослава обернулась: молодые люди, и девушки, и юноши, раскрасневшиеся от танцев и хмеля, ждали того, как она прыгнет через костёр. — Не соломенная, не сгоришь!

Мирослава вновь взглянула на костёр: золотое пламя опаляло, его языки взлетали высоко.

— Ты так и будешь там стоять? — возмутилась другая де́вица, и Мирослава вновь обернулась. Позади неё девушка её возраста, подняв все свои юбки до колен, готовилась перепрыгнуть огонь.

— Я не хочу прыгать, — призналась Мирослава и попыталась отойти в сторону, но толпа не пустила её.

— Такая красавица, а трусиха! — выкрикнул кто-то, и люди рассмеялись.

— Да, я трусиха! — с вызовом ответила Мирослава. — Я не буду прыгать! — решительно сказала она и уступила место девушке, которая держала свою юбку.

Толпа ещё пуще рассмеялась, девушка ещё выше подняла свои юбки («Какой позор!» — подумала Мирослава) и прыгнула через горящее пламя. Со звонким смехом опустила юбку и помахала Мирославе рукой.

— Трусиха! Видишь, не растаяла я! — звонко хохотала девчушка.

Мирослава попробовала выйти из круга, но её вновь не пустили. Толпа только плотнее обступила костёр и Мирославу.

— А давайте заставим её прыгнуть? — предложил кто-то. — А то чую, с такими недотрогами Ярила не придёт нас греть! И Яру-весну не позовёт с собой!

— Пожалуйста, не надо! Я не хочу прыгать! — искренне говорила Мирослава. — Вон, есть у нас девушки-веснянки, — она показала рукой на де́вицу, которая ещё раз перепрыгнула высокое пламя, — что хорошими невестами Яриле станут!

— Каждая должна быть хорошей невестой! — громко сказала прыгунья и, взяв Мирославу за руку, потянула её к костру.

Толпа гудела, пламя дышало жаром, когда Мирослава вновь оказалась перед костром.

— Прыгай! — прокричали молодые люди хором.

— Только юбки подбери, — прошептала на ухо прыгунья. — А то в том году Марья вместе с сарафаном своим спалилася, только черевички от неё и остались!

Мирослава с ужасом смотрела в огонь.

— Отпустите меня, — прошептала она, почти плача.

— Прыгай! — требовательно раздалось позади.

— Не буду! — возмутилась Мирослава. — Это праздник Весны, а не казнь! Что с вами со всеми творится? — Она обернулась на толпу.

— Хмель с ними творится, — услышала она громкий знакомый голос. Толпа зашевелилась, пропуская кого-то, и к костру вышел Вель. — Пойдем отсюда. — Он протянул Мирославе руку, и девушка приняла помощь. Под сдавленные смешки и не очень приличные замечания Вель вывел Мирославу из круга.

— Почему ты не пошла с нами? — строго спросил Вель, ведя растерянную Мирославу сквозь гуляющую толпу. — Зачем с ними хороводы водила?

— Они меня сами за руки схватили, — призналась Мирослава. — Я не смогла освободиться. Даже коробок с птичками, которых матушка нам напекла, выбили! Теперь и Весну звать не получится…

— Ничего, у Святославы целый короб пташек, — успокоил Мирославу Вель. — Ты говоришь матушка пекла?

— Да, — согласилась Мирослава. — А что?

— Передай ей, что вкусно очень, — улыбнулся Вель.

Забава, Марфа, Святослава и друзья Веля расположились недалеко от одного из золотых костров: Богдан, брат Лучезары, достал из заплечной сумки дудочку и играл на ней, а молодые люди пели и танцевали. Забава, завидев подходящих к ним Веля и Мирославу, вышла вперёд.

— Отец Сварог! Я уж переживать стала, куда это ты пропала! — Забава решительно взяла младшую сестру под руку и встала между ней и Велем. — Спасибо, Вель! — обратилась она к юноше, который сдержанно кивнул. — Помог нам очень!

Мирослава хмуро посмотрела на сестру и освободилась от её рук.

— Я потеряла матушкиных птиц, — сказала Мирослава грустно. — В хороводе коробок из рук выбили.

Забава испуганно взглянула на Веля, но, заметив, что тот не обратил на слова сестры внимания, прошептала Мирославе:

— Ничего страшного! У Святославы много птичек, всем хватит!

Мирослава кивнула в ответ, к ним подошла Святослава.

— Давайте все вместе весну позовём! — предложила она. — Станцуем солнечный хоровод, споём веснянку!

— Да, а Богдан будет играть нам! — поддержала Лучезара.

— Давайте! — обрадовалась Марфа. — Что петь будем?

— Птички-жаворонки? — предложила Мирослава.

— Отлично! Кто предложил — тот и запевает! — улыбнулась Марфа, взяла у Святославы из короба печенье и положила в рот.

— Хватит кушать птичек! — возмутилась Забава. — Нам ещё зарю встречать надо, а наш короб Мирослава потеряла.

— Тут на всех хватит, — мягко улыбнулась Святослава и, поставив коробок на землю, обратилась к Мирославе: — Ну, де́вица, предложила — запевай! А мы в хороводе подхватим!

— Давай, сестра, говорили же, хороводницей выберем! — Забава отвела Мирославу в середину круга и, взяв одной рукой Святославу, а другой — Веля, повела хоровод. Богдан встал рядом со смутившейся Мирославой, а Лучезара с Ладом замкнули хоровод.

Богдан заиграл на дудочке, но Мирослава некоторое время молчала: улыбки друзей светились радостью (хотя Забава, как заметила Мирослава, теперь смотрела на неё как-то иначе), но Мирославе стало не по себе. Ей часто делалось неловко от внимания других людей, нынче же чувство казалось холоднее и глубже. И песнь Богдановой дудочки будто зиму, а не весну, закликала. Да и весенний ветер, что раздувал пламя костра, был больно студёным. Мирослава покачала головой, отгоняя наваждение, шумно вздохнула, посмотрела на высокое темнеющее небо и запела:

Птички-жаворонки!
Несите к нам на крыльях лето,
Заберите зиму паводками,
Много песен Весне спето!


Птички, летите,
Зовите нам лето,
Студеную зиму унесите,
А то зерна у нас нету!


Вот тепло придёт,
Зима на саночках уйдёт,
Солнышко согреет,
Землю обогреет!
Птички-жаворонки, смотрите!
Тут песни вам поют,
Тут — блины пекут!
Птички-жаворонки, летите
Да Весну зовите!


Птички-жаворонки, летите
Да Весну зовите!

С каждым спетым Словом Мирославе чудилось, будто бы мелодия дудочки сливается воедино с её песней. Каждое спетое Слово придавало сил и наполняло теплом. Музыка Богдановой дудочки не отпускала хороводницу, Мирослава пела, и ей виделось, что мелодия течёт сквозь тело — едва слышимая, но явная Песнь. И эта Песнь была Словом, и была она повсюду: в земле и в воде, в тонких ветвях берёз и первых сочных листочках и набухших почках; Песнь струилась по стволам деревьев, она давала жизнь полям и лесам; Песнь искрилась радостью в глазах людей, но и отзывалась в их душах тёмной вечной тоской. Песнь даже слышалась в деревенских домах, на резных ставнях которых играли отсветы ночных огней…

Мирослава пела, не заметив, как хоровод вокруг неё стал больше и что вместе с ней закликали Весну не только её друзья. От Песни стало так жарко, что Мирослава скинула свиту, оставшись в алом сарафане, надетом поверх белой украшенной красной вышивкой рубахи. Кто-то из хоровода протянул Мирославе птичку и деревянную чашу. Мирослава с поклоном приняла дар, под песнь дудочки подбросила птичку и отведала хмеля. Хороводнице стало ещё жарче, Песня зазвучала ещё громче, и ноги сами пустились в пляс.

Мирослава танцевала вместе с Песней, пела вместе с Ярой, а Ярила помогал ей прыгать через костёр. Только, заметила Мирослава, у Бога весенней силы волосы были чёрные, как ночь, и звали его почему-то Велем. Но девушка не обратила на его имя внимания — Песнь вела её, вела, словно волхву…

— Скоро заря, — тихо говорил Ярила-Вель. Его дыхание пахло хмелем. — Позовёшь нам Весну с Серебряной Горы?

Мирослава улыбнулась ему и осмотрелась: вокруг них собрались девушки и юноши, которые выбрали себе Веснянку. Мирославе протягивали птичек, и она их с улыбкой принимала. Теперь Мирославе было спокойно и тепло. Песнь Мирославы захватила многих, только Забава стояла в стороне и хмуро смотрела на сестру. Интересно, почему? Мирослава хотела было подойти к Забаве, но Песнь вновь напомнила о себе: она решительно взяла Мирославу за руку рукою Веля.

— Есть у нас хороводница-красавица! — громко проговорил Вель, и толпа одобрительно заулюлюкала. — Ай да мо́лодцы! Ай да де́вицы! Идём птиц отпускать да весну величать!

Песнь вновь повела Мирославу под переливы кугикл и свирелей, повела через всю деревню к Серебряной Горе. Мирослава вновь запела, её песню подхватил Вель, а вместе с ним и следующие за Мирославой и Велем люди.

Сварогины, шедшие по деревне вслед за Хороводницей, громко пели и танцевали с огнём — с небесным и с золотым. Яркие всполохи огней плясали вместе с Песней, искры взлетали до небес и превращались в звёзды. Золотой свет, смешиваясь с лазурным, рассеивал предрассветную мглу. Мирослава рассмеялась, так ей сделалось хорошо. Она крепче взяла руку Веля и запела ещё громче. К весеннему шествию присоединялись новые празднующие: люди, кто закликал весну на улице, спускались с поленниц дети, а старшие выходили со дворов. Всех Песнь звала к Серебряной Горе.

Когда среди марева дыма, хмеля и огня Мирослава увидела пологий силуэт Серебряной Горы, небо на востоке стало светлеть, а серебряные звёзды — гаснуть.