— Скоро восход, — прошептал на ухо Вель. — Позовешь Весну для всего Света?

Мирослава обернулась на Веля: он был слишком близко, он даже держал её за плечи. Почти обнимал. Мирослава нахмурилась. Вель обнимал её. Почему? Как так вышло? Где Забава? Где остальные? Но нежная мелодия напомнила о себе, Мирослава улыбнулась Велю и кивнула.

Юноша позвал людей за собой, взял Мирославу за руку и повёл её на Серебряную Гору. Основание холма утопало в сизом тумане. Сырая земля скользила под ногами, но сильная рука Веля не давала Мирославе упасть. Мирослава хотела пойти сама, происходящее казалось ей неправильным, но она не могла понять почему. Мирослава не могла вспомнить ничего, кроме Песни, которая Словом захватила всё её существо.

Под музыку свирелей, рожков и кугикл гуляющие взошли на холм вслед за Мирославой и Велем — наречёнными Ярилой и Ярой. Сложили из факелов на вершине холма два костра, небесно-голубой и золотой, рядом с которым запели песни Мирослава и Вель.

— Перед тем как позвать Весну, поженим Ярилу и Яру! — Из толпы, окружившей костёр, вышла Святослава — Мирослава узнала её. Отсветы огня плясали на её чёрных волосах. — Дабы лето было тёплым и благодатным на урожай! — Святослава обернулась на брата. — Будешь нашим Ярилой?

— Буду, сестра моя, буду! — громко провозгласил Вель и, посмотрев на улыбающуюся ему Мирославу, спросил: — Будешь ли ты невестой моей на восходе солнца?

Его слова больно укололи будто в самое сердце. Укололи холодом и тоской. И показалось вдруг Мирославе, что среди толпы она увидела хмурый и злой взгляд сестры. Но наваждение померкло в золотом огне, и Мирослава кивнула.

— Вот теперь и тепло придёт к нам! — рассмеялась Святослава и, подведя Веля и Мирославу к небесному костру, сняла с волос Мирославы ленту и обвязала ею руки своего брата и его наречённой. Позади Веля встал Всеволод, а позади Мирославы — Святослава, которая громко запела:

Как весну мы звати
Да тепло встречати!
Вот, молодые, смотрите
Да Богов не гневите!

Путь ваша лента сгорит в огне,
Пусть Свет поёт о Весне!

Всеволод пропел следом:

Пусть огонь с вас снимет путы,
Пусть зима отступит!
Пусть не будет в мире смуты,
Пусть тепло прибудет!

Ярило и Яра!

Путь ваша лента сгорит в огне,
Пусть Свет поёт о Весне!

Вель и Мирослава опустили руки в огонь-Сварожич, и лента, соединяющая их ладони, распалась сияющими искрами. Люди заулюлюкали, и огромный хоровод двинулся по кругу.

— Жарко! — крикнула Святослава, и остальные её поддержали.

Вель крепко держал Мирославу за руку, Мирослава хотела освободиться, но не вышло: Песнь обняла её руками Веля и поцеловала.

— Светает. Пора тебе спеть о Весне всему Свету, — прошептал Вель. Он мягко отстранился и отошёл назад, оставив Мирославу одну на вершине холма.

Мирослава оглянулась: люди, взявшись за руки, ждали её Песни. Горизонт алел над лесом, предвещая скорый восход. Серпы румяной Дивии и бледноликой Луны сделались едва заметными на фиолетово-голубом небе. В небе, в котором звучала Песнь Весны.

И Мирослава запела, и хоровод двинулся по кругу.

Птицы серебряные да золотые,
Летите к нам из южных краёв!
Птицы из Ирия, птицы иные,
Пойте громче соловьёв!

Птицы серебряные да золотые,
Пойте Весне свою вечную песню!
Птицы из Ирия, птицы иные,
Пусть тепло с Весною воскреснет!

Пусть на ваших солнечных крыльях
Отблески душ, живущих в раю,
Нам освещают дорогу всесильно,
Пусть среди тьмы укажут тропу!

Птицы серебряные да золотые,
Летите к нам из южных краёв!
Птицы из Ирия, птицы иные,
Пойте громче соловьёв!

Пусть ваши тёплые песни
Растопят лёд и тоску,
Пусть Весна воскреснет,
Пусть будет лето в Свету́!

Птицы серебряные да золотые,
Летите к нам из южных краёв!
Птицы из Ирия, птицы иные,
Пойте громче соловьёв!

Когда заря разгорелась, озарив небосвод алым, сквозь серебряный узор слов Песни Мирослава увидела стольный град. Белокаменные стены столицы сверкали на свету, только странно сверкали. Будто не камень отражал полуденное солнце, а настоящий лёд. Весь Солнцеград был скован льдом, и даже монументальные врата навеки запечатал лютый мороз. «Вот почему этой весной будто зиму закликали», — сквозь морок подумала Мирослава.

Серебряные Слова Песни растаяли с первым солнечным лучом, и Мирославе открылся Царский Терем. На троне Теремного Дворца восседал иссохший человек. Нет, правитель Сваргореи не был человеком. Тёмный бессмертный дух, пленённый Мором, одиноко чах над златом на престоле погибшей от ветра Неяви страны. Кощей медленно поднял голову и чёрными запавшими глазами посмотрел на Мирославу. Его ледяной взор пронзил, будто меч, и Хороводница, схватившись за сердце, упала.

Глава 5

Князь леса

Леший вёл Агнешу заворожёнными тропами лесного народа, и ни мавки, ни русалки, ни лесные упыри не могли учуять путников.

Сын рыбака Тихона с трудом пробирался сквозь ельник за лешим: стояла первая седмица дивена, и в лесу всё ещё лежал снег. Ноги проваливались в снег и вязли в сырой земле, с ветвей падала капель. Ранее утреннее солнце едва пробивалось сквозь сплетённые ветви деревьев, и в тайге пахло сырой свежестью.

Высокий и мохнатый проводник сварогина был одет в вывороченную шкуру, перетянутую массивным клёпаным поясом. Косматый с удивительной для своих размеров лёгкостью шёл по лесу: Агнеше даже чудилось, что леший не касается земли, настолько тихой была его поступь, а вековые дерева будто сами расступались перед хозяином леса. Агнешка хоть и старался изо всех сил поспеть за своим проводником, но всё равно изрядно отставал, и лешему приходилось останавливаться, дабы ждать юношу.

— Ты же в лесу бываешь чаще, чем дома! — усмехнулся леший, вновь дожидаясь человека, который пытался пробраться сквозь бурелом. — Пора уже освоить лесную ворожбу!

— Я много раз просил тебя научить меня, Лый, — проворчал Агнеша, преодолевая валежник. — Но даже сейчас ты не хочешь помогать!

Леший басовито рассмеялся и покачал косматой головой.

— Мы не учим так, как учат люди. Я много раз говорил тебе об этом, — улыбаясь в длинную бурую бороду, ответил Лый. — Лесной ворожбе надобно учиться самому, а не помощи от лешего ждать!

Агнеша наконец выбрался и, встав перед своим грозным спутником, сердито на него посмотрел.

— Я — человек, а не леший, — напомнил юноша Лыю. — Я ещё не умею слушать Лес. Если бы ты…

Но Лый предупреждающе поднял лапу.

— Всё ты умеешь, — заверил леший человека. — Только, как и все люди, ждёшь, когда за тебя сделают твоё дело.

Агнеша хотел было возразить, но Лый погрозил ему мохнатым пальцем — леший не любил бессмысленные споры.

— Учись и ни на кого не надейся! — грозно проговорил Лый и продолжил путь. Агнешка, вздохнув, пошёл за ним.

Сын рыбака Тихона искренне старался постичь то, что лешие называли «слушанием леса», но у него никак не выходило. Лый же уверял юного сварогина в том, что он — способный ученик. Даже не просто способный, а особенный — Лый впервые встретил человека, который был духом так близок к природе. Да и сам Индрик послал за Агнешей и велел обучить юношу всему, о чём ведает лесной народ. А Царь Зверей не может ошибаться. Поэтому уже две седмицы Лый вёл Агнешку туда, где не бывал ни один человек, — в лесное княжество.

Агнеша хорошо умел идти молча, и Лый ценил это его качество. Агнешка, конечно, как и всякий человек, мог и спорить, и чудить, но умел он и молчать. А молчание, знал Лый, — среди людей редкий дар. Тот, кто умеет молчать, — умеет слушать и слышать, а это значит, что такому сварогину будет по силам и внять Песне Леса, и постигнуть науку лесного народа. Индрик предрекал тёмное время для всего Света, да и Лый, как и другие обитатели Леса, чувствовал, что неладное витало в воздухе. Неспроста ведь оживились и мавки, и русалки — месяц назад даже на полевых леших напали, что впредь никогда не случалось. Не зря князь леших, мудрый Дреф, молвил о том, что не только слуги Полоза наводнили лесные речки — никак сам Мор желает вновь явиться в Свет. Вот и просыпается сила нечистая, вот и послал Индрик за юношей, за тем человеком, кто сможет передать людям знание. Ведь дети Сварога давно перестали слышать…

К середине следующего дня Лый и его юный спутник добрались до сердца Южной Тайги, где ели и сосны были невероятной высоты, а их кроны смыкались, будто потолок. Солнечный свет почти не проникал сквозь плотную хвою, и казалось, будто сами стволы вековых деревьев излучают тихий тёплый свет. Земля была неестественно чиста: не было ни валежника, ни кустарников, только лежал плотным слоем хвойный опад, кое-где закрытый снегом.

— Мы почти пришли, — обратился Лый к Агнешке, который невольно поёжился. — Ты чего, боишься? — удивился леший и потрепал сварогина по плечу.