— Ты не ошибся — шторм и правда был штормом Змия, — тихо молвил царь. Кудеяр удивлённо посмотрел на Веслава.

— Думаете? — спросил наместник.

— Два дня назад от волхвов Борея прилетел голубь с берестой, — со вздохом ответил Веслав. — В послании говорилось о шторме и о том, что к берегу прибило останки «Трияна».

— Значит, в этой буре кто-то погиб… — нахмурился Кудеяр.

— Не кто-то, — царь внимательно посмотрел на наместника. — Царевна Злата отправилась в Борей, на родину отца, на этом корабле.

— Что? — Кудеяр не поверил услышанному. — Почему вы уверены в том, что разбился именно «Триян»?

— Волхвы передали, что среди останков, прибитых к берегу, была доска, на которой сохранилась часть имени корабля.

— Полоз забрал Злату… — ещё больше хмурясь, прошептал наместник, и Веслав кивнул.

— Я отправил гонцов и посыльных голубей в княжества с печальной вестью, — сказал царь. — После того как завершатся песни по Злате, будет проведён ежегодный Великий Собор. — Веслав хмуро смотрел на Кудеяра. — Как бы я ни хотел отпустить тебя к Любаве, я не могу, — с сожалением проговорил Веслав, и наместник понимающе кивнул.

— Я попрошу волхвов зачаровать для неё голубя, — тихо ответил Кудеяр и дотронулся до оберега Велеса.

— После Великого Собора отправишься к ней, — заверил Кудеяра царь. — Я надеюсь, Полоз пока не будет нападать на нас, — предположил Веслав. — Видишь, даже Перун помогал тебе в пути, — с сомнением добавил царь.

— После вашего сообщения о Злате я в этом не уверен, — признался Кудеяр, положив руку на сердце. — Змий не просто так её жизнь забрал. Если это правда.

— Я думаю, это правда, — кивнул Веслав. — Полоз должен был обратить взор на дочь своего Наместника.

Кудеяр покачал головой.

— Шёпот молвы всё тот же? — спросил наместник.

— К сожалению, — сокрушённо ответил царь. — Люди истолковали гибель Златы как… — Веслав запнулся, — как милость Богов, освободившую столицу от дочери тёмных волхвов. Теперь, по их разумению, Полоз не вернётся точно.

— Спокойное и сытое время нам явно не на пользу, — нахмурился Кудеяр.

— Я хотел построить ещё корабли, — говорил Веслав, опустив взор, — но военный совет и совет веденеев не одобрили приказ, ссылаясь на излишнее расточительство казны.

— Казначей Остроглаз всё возмущается расходами на дружину? — спросил наместник.

— Ты даже не представляешь как. Ворон, конечно же, доволен, как и военные чины, — грустно усмехнулся Веслав. — Но веденеи и казначей не согласны, что дружину надо укреплять. — Царь немного помолчал и, переведя взгляд на расписной потолок, тихо проговорил: — Мне кажется, я один пытаюсь хоть что-то сделать. Крайне тяжело идти против неверия.

Кудеяр хмуро посмотрел на молодого царя: порой наместнику казалось, что в Веславе слишком много неуверенности. Если бы царь был более суров, ему бы не пришлось соглашаться с советом веденеев — правящие мужи приняли бы царскую волю. Кудеяр не любил вспоминать время Драгослава, но Наместник Полоза, в отличие от его племянника, умел повелевать людьми, и его приказы выполнялись беспрекословно даже без ворожбы. Если бы такое качество было и у Веслава… Кудеяр покачал головой, отгоняя мысли: о подобном он вслух никогда не говорил, ибо на престоле был благословлённый Богами человек, который проявил к нему, наместнику Драгослава, невероятное великодушие, не только сохранив жизнь, но и оставив на государственной службе.

— Тяжело, но, к сожалению, необходимо, — ответил наместник. — Судов за этот сезон мы, конечно, уже не построим, но армию укрепим.

— Да помогут нам Боги, — устало проговорил Веслав.

— Помогут, — кивнул Кудеяр. — В народе чтят Освободителей, а правящие мужи… Им придётся согласиться с вашей волей, — говорил Кудеяр, и Веслав обернулся на своего наместника. — Я вас во всём поддержу. Даю слово. — Кудеяр положил на сердце руку, поднялся и, поклонившись Веславу, покинул престольную.

Василиса сидела подле окна и сквозь слёзы смотрела на великолепный Солнцеград, купавшийся в лучах летнего полуденного солнца. Вести о Злате, которые принёс голубь волхвов Борея, и вести, что вчера поведал Кудеяр, вогнали царицу в глубокую тоску. Василисе всегда было жаль Злату, несмотря на то, что царица знала, как к ней относится царевна. Василиса не серчала на Злату — она полагала, что Боги были несправедливы к девушке. Мать Свагора могла бы помочь Злате пережить горе, Сварог мог бы не позволить Полозу забрать её. Неужели Полоз и из Златы сделает прислужницу? От этой мысли наворачивались на глаза слёзы.

Василиса отвернулась от окна и с грустью оглядела пышное убранство своей горницы: расписные стены, печь с изразцами, резной стол, на котором стояла ваза с ягодами и кувшин с водой. Солнечный свет струился сквозь мозаичные окна. Скоро уже шесть лет, как Василиса стала царицей. Но только первые два года она была по-настоящему счастлива. С тех пор, как Мор обратил на неё взор своих безглазых очей, царица стала увядать. Видения мучали, не давали жить. Василиса сжала в ладони берёзовый оберег, с которым никогда не расставалась. Царица знала, кто спас ей жизнь, и если вначале она радовалась своему спасению, то теперь оно страшило её. Царицу страшила плата, которую, как она чувствовала, Мор потребует не только от неё, но и от её близких. Владыка Нижнего Мира должен был забрать её душу: тогда, на поле боя, Василиса исполнила свое предназначение, открыв Веславу силу Света. Сама она, как и Агния, должна была погибнуть, вернув долг Мору и сохранив равновесие Света и Тьмы. Василиса была уверена, что тогда Мор не стал бы помогать Полозу, спасая его слугу, Веслав справился бы со своей утратой, а Злата осталась бы жива — царевну не забрал бы Полоз. Но теперь… теперь вся надежда на то, что у её Духа хватит сил противостоять зову Неяви.

По настоянию Веслава Василиса вновь обращалась за советом к Великому Волхву Далемиру, но и в Свагоборе ей не помогли: ни Слово Великого Волхва, ни его благословление. Даже совет старца Далемира — поместить у изголовья постели огнивицу со Сварожичем — не развеял кошмары и тоску. Не помогали и пышные обеды, которые, не скупясь, проводил ради неё Веслав; ни артисты, что каждый день плясали при дворе; ни прогулки, на которые водил её царь. Почти каждую ночь Василиса видела Колодец, почти каждую ночь она боролась с желанием прыгнуть во тьму. Ведь знала Василиса, что если она прыгнет в Колодец, всё случившееся потеряет смысл.

Царица смахнула слёзы и, убрав под одежды оберег, покинула свои хоромы. Она всё же согласилась пойти на прогулку с Ярой и Фросьей, которые ещё с утра звали её развеять печаль (Мухома с семьёй решили дольше погостить в Солнцеграде). И Яра, и Фросья жалели Злату, но княгини не были искренними в своем сочувствии. Даже служка, который принёс весть о кончине царевны, сообщал о смерти дочери Драгослава с неестественной печалью. Василиса понимала своих подданных, и это понимание только больше печалило её.

Царица спустилась в приёмные хоромы Царского Терема, где её уже ждали Яра и Фросья с детьми: красивые, в дорогих, с каменьями, платьях. Осанки обеих сделались под стать новому положению — и Яра, и Фросья держались гордо и чинно, истинные знатные дамы. Василиса невольно вспомнила их другими: в простых рубахах и сарафанах, улыбающихся деревенских дев. Когда-то и на ней самой был сарафан изо льна, а не расшитое царское платье, когда-то и она искренне смеялась — в ушедшие беззаботные счастливые года. Царица постаралась отогнать безрадостные мысли и улыбнулась Яре и Фросье.

Женщины отправились в Святобор, что располагался за Великим Свагобором, недалеко от Теремного Дворца. Стояла середина липеня [Липень — июль.], и дневная жара таяла в благодатной тени святой рощи и на свежем прохладном ветру. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь сочные кроны деревьев и зайчиками играли на белом щебне насыпных дорожек. Над цветущими кустарниками летали яркие насекомые. Ясна и Любозар, которые уже успели подружиться, убегали вперёд взрослых и, играя, звонко смеялись. Василиса с грустью смотрела на детей, которых, как ей казалось, у неё уже не будет. Царица слушала подруг вполуха, стыдясь того, что завидует им.

— Василиса, тебе не смешно? — остановила её Фросья. Княгиня смотрела на царицу, улыбаясь. Улыбалась и Яра, и Василиса поняла, что она не услышала какую-то их шутку. — Ох, да ты не слушаешь нас! — расстроилась Фросья и сокрушённо покачала головой. — Твоя хандра тебя погубит.

— Я немного задумалась, — кротко улыбнулась Василиса. Ясна, визжа, пробежала мимо, прячась от Любозара, который теперь её дразнил. Девочка спряталась за мать и со смехом закрывалась от мальчика Фросиной юбкой. Яра пыталась утихомирить сына, но Любозар не собирался отступать и пытался достать Ясну, вырываясь из рук матери. Царица невольно улыбнулась.

— Как бы ни была печальна недавняя весть, — Фросья хмуро посмотрела на царицу, — в ней есть и… определенные обстоятельства… — Княгиня старалась мягче выразить свою мысль.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Фросья, — со вздохом ответила Василиса. Любозар наконец вырвался из материнских рук, дёрнул Ясну за косу и убежал. За мальчиком погналась княжна. Женщины медленно двинулись вслед за детьми.