— Перун Всемогущий, — прошептал Белозёр, хмуро глядя на Веслава. Какие же ещё испытания Боги преподнесут и так натерпевшемуся от них сыну?

— Что же ты молчала, дочь?! — воскликнул Гоенег и укоризненно посмотрел на Веслава. — И ты, царь-батюшка, потакаешь ей! Такие вещи надо сразу говорить, к волхвам обращаться!

— Мы обращались, отец! — не дала ответить Веславу Василиса, и Гоенег сокрушённо покачал головой.

— Хоть и стала ты царицей, а разума не набралась…

— Даже твои снадобья не помогли мне, отец! — печалилась царица. — Правильно Агнешка передал — только мой дух способен защитить меня.

— Позволь нам помочь тебе, — обратился к жене Веслав. — Не закрывайся от нас.

Василиса посмотрела во встревоженные глаза мужа: как бы она хотела, чтобы он был в силах ей помочь. Но Веслав не видел её снов, он не чувствовал того холода, который сковывал её сердце. Царь не ощущал силу Неяви, как она: Веслав никогда не умирал. С тех пор, как начались видения, Василиса поняла, что после того, как душа покидает тело, она становится иной. Её душа вернулась в тело из оберега, но этого было довольно для того, чтобы почувствовать дух Неяви, холод и одиночество вечности. Царица кротко кивнула мужу только потому, что любила его. Но Василиса знала, что ей никто и никогда не сможет помочь: никто из живущих не чувствовал студёного ветра от взмахов крыльев смерти.

— Я буду обо всём говорить, — заверила близких царица, но Веслав продолжал хмуро смотреть на жену. Такие обещания Василисы не сулили ничего хорошего: царь боялся, что она и ему перестанет рассказывать о снах.

— Давай обратимся к Великому Волхву за советом, как твой Дух укрепить в борьбе с Неявью? — предложил жене царь.

Василиса вновь покорно кивнула и обвела взглядом близких людей. Несмотря на тоску, в которую погружали Василису видения Мора, царица радовалась тому, что её родные собрались вместе. Как в те беззаботные времена, когда они ещё жили простой деревенской жизнью и сидели не за царским, а за деревянным столом, а сама она, Василиса, пекла для них блины и хлеб. Теперь, кажется, она понимала Веслава, который всегда стремился к тихому бытию. Но…

— Если Боги передали нам весть о том, что Драгослава спас Мор, значит, дадут и силы и вновь направят нас на путь. — Василиса попыталась улыбнуться. — А теперь давайте оставим мысли о Кощее в стороне Неяви.

— Вот теперь я узнаю свою дочь, — улыбнулся Гоенег, и Василиса тепло посмотрела на отца.

— Силам Неяви не одолеть Свет, — уверенно сказал Белозёр, глядя на Веслава и Василису, которая кивнула свёкру.

Слуги принесли новые блюда, и мальчик-служка доложил о том, что артисты прибыли ко двору. Василиса удивлённо взглянула на мужа, но Веслав, пожав плечами, дал разрешение приглашать артистов.

Музыканты закончили играть, слуги отворили двери, и перед царём и его близкими предстали девушки в белых с широкими алыми поясами платьях и кокошниках с фатой. Девы поклонились царю и царице в пол и встали перед музыкантами, вытянувшись, как струнки.

Заиграла музыка, и девушки стали танцевать. Их движения были плавны, легки и грациозны, подолы платьев поднимались, открывая худые ноги, украшенные лентами танцевальных туфелек. Вначале танец был мягким и нежным, но музыка убыстрялась, вместе с ней и быстрее кружились в хороводе танцовщицы, которые теперь будто плыли над полом. Прозрачная фата кокошников летела за девами, словно ветер, и плясуньи непринуждённо исполняли сложные па, танцуя слаженно, все как одна. Когда музыка достигла своего апогея, девы закружились в быстрых поворотах, юбки их платьев поднялись, сделав девушек похожими на цветы. Музыка, громыхнув, внезапно оборвалась, и девы тут же замерли, будто статуэтки.

От увиденного чуда Василиса рассмеялась, Яра всплеснула руками. Непоседливый Любозар и Ясна во все глаза смотрели на прекрасных дев. Танцовщицы поклонились и расступились перед молодым гусляром в золотых одеждах. Царские слуги принесли поэту стул, и гусляр, поклонившись обедающим в пол, сел и заиграл. Музыканты тихо ему аккомпанировали. Голос у поэта был сильный, мощный, бархатный и глубокий. Гусляр пел древние сказания о Золотом Веке, былины и легенды. По просьбе царя певец не исполнял так горячо любимых народом песен о нём самом и о Василисе, что освободили Сваргорею от ворожбы Полоза. Когда сказитель закончил петь и с поклоном удалился, Василиса искренне улыбалась. Любозар и Ясна хлопали в ладоши.

После гусляра вновь плясали девы, за которыми выступали факиры с небесным огнём-Сварожичем, и снова танцевали юные плясуньи…

Веслав обернулся на жену: на щеках Василисы проступил здоровый розовый румянец. Улыбка царицы была настоящая, как в те времена, когда они только вернулись из Блажена в Солнцеград, и им обоим казалось, что всё плохое позади. Значит, подумал царь, он будет чаще веселить жену, он обратится к волхвам, он сделает всё что угодно, но не позволит силе Неяви забрать Василису. Царь думал о том, что проведёт Великий Царский Собор, на который созовёт князей Палаты, что учредил ещё его дядя, и царских веденеев, и волхвов. Веслав увеличит жалованье дружине и за лето построит ещё корабли. Царь будет готов к тому, о чём предупреждал Искрен, даже если двор и волхвы его в том не поддержат, — ведь только тогда Боги смогут направить его по пути.

Глава 4

Веснянка

— Ты идёшь весну звать? — рассмеялась Забава и опустилась на лавку рядом с Мирославой, которая продолжала смотреть в окно. Яркое вечернее солнце разливалось золотом по улице за окном: по украшенным резьбой избам с гульбищами, по дымчатым берёзам, что росли у заборов; по светлой дороге, по обеим сторонам которой пробивалась первая трава; по сложенным подле заборов поленницам. На улице уже собирались гуляющие — нарядные девушки и молодые люди.

— Да, кажется, весну звать уже и не надо — смотри-ка, как Хорс светит! — Мирослава обернулась на старшую сестру и улыбнулась. Вечернее солнце, преломляясь на стёклах, играло в сестринских русых волосах и отсветами разбегалось по избе: зайчиками дрожало на белёной печи, на стоящей подле неё утвари, золотило сушащиеся под потолком травы. — Весна пришла уже.

— Пришла не пришла, а звать-то Ярилу с Ярой надо! Смотри, — Забава махнула рукой на стол, на котором стоял плетёный коробок с печеньями в виде птиц, — матушка нам куликов напекла, будем птичек за теплом отправлять!

— Ты иди, Забава, гуляй до утра. Может, тебя на рассвете хороводницей выберут, и позовёшь нам тепло!

— А ты что в избе делать будешь? С родителями тосковать?

— Почему же тосковать, — пожала плечами Мирослава. — Отпустим птичек с крыльца, поужинаем и спать ляжем.

Забава хмуро посмотрела на сестру.

— Скука смертная. — Забава покачала головой. — Ты же знаешь, заклинание весны пропускать никак нельзя! Тем более девушкам на выданье, — многозначительно добавила она, и Мирослава рассмеялась.

— Ах, вот оно что! — хитро улыбнулась Мирослава. — Не о весне ты думаешь, Забава!

— Не всем же как тебе — по лесам одной бродить да бересты читать! — подбоченилась Забава. — Мне — семнадцать, тебе — пятнадцать! Пора и о женихах думать. А то ещё в Свагобор волхвою заберут.

— Хорошо бы, если бы забрали, — честно ответила Мирослава, и Забава удивлённо посмотрела на сестру. — Я бы ворожеей стала… — мечтательно добавила Мирослава.

— Да сдалась тебе эта ворожба, — поморщилась Забава, — с ней и ум Сварогу легко отдать! Лучше пойдем гулять да весну звать!

— Вот и иди гулять, ведь в праздник родители позволяют, — нахмурилась Мирослава. — Меня-то зачем зовёшь?

— Да потому и зову, сестра, что по всей Еловой уже молва ходит, мол, Мирослава-краса только в лес ходит, а от женихов нос воротит! Нелюдимой считают тебя, сестрица, да странной. Хорошо, что только я видела, как ты с Таёжной речушкой беседы ведёшь, а то бы в деревне таких сказок о тебе насочиняли, ух! Ведь все знают, что за река у нас такая. — Забава укоризненно покачала головой. Но Мирослава кротко улыбнулась.

— Да хорошая речка, звонкая и чистая, — пожала плечами Мирослава. Людской молвы Мирослава не слушала, а гулять у речушки любила: вода в ней будто живая была, и Мирославе казалось, что Таёжная понимает её думы лучше людей. — А люди — Сварог с ними — пусть думают что хотят, — махнула рукой Мирослава. — Какое мне до остальных дело?

— Вот ты дивная у меня, — всё не соглашалась Забава. Подумала немного и спросила: — А ради меня весну звать пойдешь?

— Да неужели ты сама не справишься? — удивилась Мирослава. — Вон, когда вечерами тайно на гулянья ходишь — не боишься ведь!

— Ох, не справлюсь, — лукаво улыбнулась Забава. — Вся Лесная на Красну-Весну соберётся! И Вель там будет солнце звать… — Забава опустила взгляд.

Мирослава рассмеялась и хитро взглянула на заалевшую сестру.

— Ах, теперь понятно, почему не справишься! Никак Вель твоему сердцу мил?

— Кажется, мил, — тихонько сказала Забава и кротко спросила: — Ну что, идёшь со мной? — С просьбой посмотрела на Мирославу.

— Ну как же я тебя в такой беде оставлю, — улыбнулась Мирослава. — Коли ты меня ради себя просишь — пойду звать весну!