Про спортзал

После сытного ужина, когда Владимир расположился на отдых от трудов и забот, жена торжественно внесла в зал напольные весы и поставила их перед диваном. Владимир, смотревший футбол, намека постарался не заметить. Тогда жена вздохнула и переместилась левее, грудью аккуратно закрыв благоверному экран.

— Ну Наташ, — воззвал к ее совести Владимир, — ну грудь-то твою я уже видел, а этот матч первый раз смотрю…

Наталья пропустила хамство мимо ушей. Владимир подождал еще немного, грудь не сдвинулась с места, и он предпринял второй заход:

— Ты меня не любишь, — с уверенностью сказал он. — Вон какой красавец тебе достался, а ты его куском хлеба попрекаешь. Вот не иначе, как по расчету замуж выходила.

— Вов, у тебя машина есть? — невинно поинтересовалась Наталья.

— Нет, — не считывая намек, честно ответил Владимир.

— А дача? А квартира своя?

— Ты к чему клонишь? — заподозревал недоброе благоверный.

— Я к тому клоню, что так плохо даже гуманитарии не рассчитывают, а у меня все-таки высшее экономическое. Так что не воображай: выйти замуж за тебя можно было только по большой любви. Что я сдуру и сделала.

— Чего сразу сдуру?

— А с того! На работе девчонки хвастаются: у одной мужик — золотые руки, всю технику в доме отремонтировал, сейчас ремонт затеяли, так он ей лишний раз кисточкой махнуть не дает, все сам, все сам. У второй не мужик, а Бандерас, мускулы на солнце блестят. А ты у меня если чем и блестишь, то намечающейся лысинкой и животиком. Уже не помню когда что тяжелее пирожка поднимал.

— Вот теперь обидно, Наташ! — от оскорбления Владимир даже с дивана приподнялся. И непроизвольно потрогал макушку в поисках мифической лысины. — Я тут тружусь не покладая рук на благо семьи.

— Ага, еще скажи, что от мышки трудовые мозоли!

Семейная идиллия продолжалась до позднего вечера, и, когда Владимир вышел из душа в небрежно повязанном на поясе полотенце, жена встретила его не сбившимся от страсти дыханием, а оскорбительным фырканьем. Владимир покосился в зеркало. Оттуда на него смотрел вполне красавец мужчина, правда с внушительным животиком, но в остальном, в остальном…

Противостояние продолжалось неделю, причем если Владимир избрал благородную политику шланга (сделать вид, что ничего не происходит, и надеяться, что противнику надоест строить козни), то Наталья не гнушалась самыми вероломными методами. Она перестала печь, повесила на холодильник надпись «после 18.00 не входить», прикрепила возле рабочего стола фотографию какого-то молодого атлета и за ужином рассказывала то про вегетарианство, то про скидки в ближайшем фитнес-центре. Через неделю осадного положения Владимиру захотелось взвыть волком. Как-то после работы он зашел в фитнес-клуб, купил абонемент, вернулся домой и, показав карточку Наталье, процедил сквозь зубы.

— И запомни — это была моя идея!

— Твоя-твоя, — согласилась Наталья. — Когда первое занятие? Давай я тебе форму приготовлю.

В спортзале Владимир почувствовал себя скверно. Легко считать себя красавцем и почти атлетом, если все друзья-ровесники синхронно отрастили животы. Другое дело — оказаться в помещении, где мужчины с мускулатурой, как с картинки (и уже не скажешь, что это фотошоп), с напряженными лицами качают кто бицепсы, кто трицепсы.

Владимир подошел к штанге, на которой крепились два внушительных «блина», и внимательно на нее посмотрел. Обошел кругом. Потрогал рукой один из «блинов», подумал, не сменить ли его на какой полегче…

— Мужик, ты заниматься-то будешь? — окликнули его сзади.

Владимир оглянулся. Сзади стоял главный герой боевиков в натуральную величину — из тех, кто весь фильм машет во все стороны руками-ногами, совершенно не потея, а в конце целует спасенную красотку, которая нежно обвивает мускулистую шею. У этого пока вместо красотки на шее висело полотенце, но чувствовалось — это временно.

Владимир понял: в спортивном зале процветает дедовщина. Если он прямо сейчас не докажет этому качку, кто здесь главный альфа-самец, то жизни не будет. Поэтому он гордо сказал:

— Буду.

И лег на скамейку.

Качок встал рядом и оценивающе посмотрел на Владимира.

— Слышь, мужик, — сказал он, — тут вес большой. Ты того… осторожнее.

— Знаете, — гордо сказал Владимир, — может, для вас и большой, а я такие штанги одной левой… И в доказательство слов поднял штангу. А дальше что-то щелкнуло в голове, и мир быстро потемнел…

Наталья открыла дверь, и неизвестный крепкий мужик занес в дом Владимира, который слабо перебирал ногами и ойкал при каждом движении. Наталья бросилась к мужу, помогла уложить его на диван, а параллельно выслушала, как Толик (тот самый качок) вытащил Владимира из-под штанги, помог откачать и даже почти донес до дома, благо, ему самому было по дороге. Владимир в наиболее драматичные моменты истории выражал согласие стоном.

Толик быстро откланялся, отказавшись от чая. Наталья сделала мужу холодный компресс, попыталась уговорить его вызвать скорую (безрезультатно) и наконец покаянно сказала:

— Вов, прости меня, пожалуйста. Я с этим спортзалом совсем тебя замучила. Все из-за меня.

— Наташ, — спросил Владимир, стараясь не шевелить животом, — а я у тебя хоть немножечко Бандерас?

— Ты для меня намного лучше, — сказала Наталья и осторожно обняла лежащего мужа.

— О, братан, а я думал, ты сюда больше ни ногой, — удивленно сказал Толик, глядя на входящего в спортзал Владимира.

— Размечтался, — воинственно отозвался Владимир. — Что это — ты, значит, можешь себе вместо рук накачать горный ландшафт, а мне слабо? Давай, показывай, как тут выпиливать из себя Бандераса.

Про первый поцелуй

Вика планировала родиться прекрасной принцессой. Тонкой, золотоволосой, с серебристым смехом. Свои щедрый 52-й размер и грудной низкий смех, шедший в комплекте, она считала ошибкой в расчетах и не принимала во внимание.

В детстве она думала, что заколдована злой колдуньей, и достаточно поцелуя любящего принца, чтобы снять наваждение. Вика была коренастой девочкой с крупными чертами лица, носом картошкой и невыразительными глазами под широким лбом. Принцы вокруг нее, прямо скажем, не гарцевали. Пришлось брать судьбу в свои руки.

На роль принца был назначен пацан, с которым они вместе отбывали летний срок на соседних дачных участках. Арсений был на два года младше, не блистал ни умом, ни харизмой и дни проводил в одиночестве, пытаясь научить местного пса Дружка прыгать через обруч. Пока Дружок, который равным образом откликался на Шарика, Бобика, Тузика, лишь бы кормили, освоил только команду «Умри», после которой падал на землю, подставлял пузо для глаженья и впадал в праведный сон.

Сначала в ход пошел флирт. Вика поймала Арсения на озере и напихала ему в плавки песка. Арсений ответные чувства не продемонстрировал, но на озере появляться перестал. «Все, влюбился», — немедленно поняла Вика. — «Теперь боится, что я узнаю, поэтому и избегает. Скромный». В 10 лет такие выводы давались легко и просто.

Чтобы показать, что бояться нечего и чувства взаимны, Вика пошла в атаку. Арсений окопался на своем участке, заманил колбасой туда же Дружка и на улицу носа не казал. Вика повязала в волосы бант, накрасилась красной помадой (мама уже три дня пыталась найти тюбик, но дочь пока не подозревала) и перемахнула через невысокий забор.

Арсений был на пороге педагогического прорыва. Дружок с интересом обнюхивал обруч и явно раздумывал, прыгать или нет. Жажда нового читалась в его добрых глазах. Вдруг по макушке больно ударило яблоко. Арсений оглянулся. Над ним нависала Вика, улыбаясь кровавыми губами, как вампир из недавнего ужастика. Арсений понял, что спасения нет.

Глядя на перепуганного принца, Вика поняла, что он скован робостью и смущением, как и описывали в том романе про своенравную огневолосую Летицию и мужественного Марка. Роман она стащила с маминой тумбочки и проглотила за вечер.

Вика притянула Арсения к себе за майку, поцеловала его в губы, аккуратно положила обратно на траву, потрепала разомлевшего на солнце Дружка по загривку и с чувством выполненного долга, походкой от бедра, как репетировала перед зеркалом, отправилась назад. Дома подошла к зеркалу и поняла: принц был не настоящий. Придется искать дальше…

Лет через двадцать, привольно расположившись на поскрипывающем от натуги диване, Вика говорила очередному поклоннику:

— Знаете, я до сих пор уверена, что с первым поцелуем женщина понимает все самое важное о мужчине… — и лукаво прикрывала глаза.

— Ой дура, — думал, не переставая улыбаться, поклонник, — но, боже мой, какая же у нее роскошная грудь.