— Обязательно.

— Долго планируете пробыть в Бригэм-Хиллс?

— Пару дней, потом поеду домой. Я заехал только чтобы отдохнуть.

— Напомните, откуда вы?

— Я не говорил. Ньюэлл, Южная Дакота.

— Что ж, хорошего отдыха в нашем городе, — шериф касается своей бейсболки и, кивнув, возвращается в машину, на которой приехал.

Проводив его взглядом, возвращаюсь в дом и запираю дверь. Убедившись, что его машина уехала, поднимаюсь на второй этаж.

Захожу в спальню, но здесь пусто. Потом проверяю ванную, но Кьяры там тоже нет. Заглядываю в маленькую гостиную сразу за спальней и уже хочу выйти, как замечаю край черной ткани, выглядывающий из-за плюшевого коричневого дивана. Подхожу и наклоняюсь. Кьяра сидит, обняв свои колени. Поднимает голову и буквально убивает меня своим взглядом. В нем отражается такой ужас, что кровь стынет в жилах.

Я несколько секунд смотрю на нее, не понимая, как правильно спросить или что сказать.

— Он уехал? — Кьяра сама нарушает тишину.

— Да. Родители тебя ищут.

— Уверена в этом, — она невесело качает головой и поднимается, схватившись за подлокотник.

Неуверенной походкой обходит диван и садится на него. Глядя на Кьяру кажется, будто она чертовски устала. Интересно, от чего?

— Они тебя обижают?

— Кто?

Я сажусь на другой конец дивана, а Кьяра окидывает меня практически равнодушным взглядом. Вот сейчас я хочу оказаться в футболке сильнее, чем когда разговаривал с шерифом. От чувства неуместности моего внешнего вида становится не по себе. Хотя я люблю свое тело и горжусь тем, что оно у меня в идеальном состоянии.

Но я привык, чтобы женщины смотрели на меня с вожделением или, как минимум, заинтересованно. А этот взгляд, который даже не цепляется ни за рельефный торс, ни за напоминающий стиральную доску пресс, как будто прокалывает острой иглой шарик моего эго.

— Твои родители, — игнорируя неуютное чувство, поясняю я.

Кьяра кусает губу и отводит взгляд, а я не понимаю, как интерпретировать этот жест.

— Слушай, нам правда нужно прояснить пару моментов. Я только что соврал местному шерифу, что не видел тебя. Не могу назвать себя законопослушным гражданином, но и без причины врать властям мне тоже не нравится. Так скажи мне, почему я должен это делать? Кто ты, Кьяра?

Девушка снова отводит взгляд и кусает пухлую нижнюю губу. Но сейчас у меня не то что не встанет, у меня даже мыслей пошленьких не крутится в голове. В эту минуту я весь напряжен из-за того, что не знаю истории, из-за которой эта испуганная девочка скрывается не только от местных жителей, но и от полиции. А ведь это люди, призванные помогать гражданам при возникновении у тех проблем. Понятное дело, что не все представители власти на совесть выполняют свою работу. Но если это опустить, теоретически, если Кьяра нуждается в помощи, она могла бы обратиться к шерифу. Но она скрывается и от него.

— Может, я просто уйду? — спрашивает она дрожащим шепотом.

— И угодишь прямо в руки к шерифу. Потому что, судя по всему, я тоже не сильно ему понравился. Есть вероятность, что он будет за мной присматривать. Так что теперь мы с тобой в одной связке.

— Прости, что втянула тебя в это, — еще тише говорит она и опускает взгляд на свои сплетенные в замок пальцы.

— Во что — это, Кьяра? — давлю я. — Расскажи, кто ты, и что с тобой случилось?

— Пообещай, что не выгонишь до ночи. Если не сможешь выдержать этой ноши, хотя бы дождись темноты. Я сама уйду. Только не выдавай. Иначе меня могут убить.

— Ох, ты ж мать твою, — вздыхаю и провожу рукой по лицу, а потом снова сталкиваюсь взглядом с Кьярой. Напряженно киваю. — Обещаю. Расскажи сначала, кто ты такая.

Глава 10

Аарон

— Меня зовут Кьяра Бейли, мне двадцать лет, — со вздохом начинает она и сцепляет на коленях дрожащие пальцы. Зависает невидящим взглядом в пространстве. — Я выросла в коммуне. Здесь недалеко от Бригэм-Хиллс есть такая.

— Я знаю, — киваю, сжимая челюсти. Если Кьяра родилась там, ни одна женщина ей не позавидует. А учитывая, что девушке уже двадцать, она наверняка через многое прошла.

— В коммуне такие правила… — она кусает губу.

Я знаю эти говенные правила, и внутри меня клокочет ярость. Но я не перебиваю. Кьяре надо выговориться. К тому же, раз уж мы остаемся здесь, она должна доверять мне. А для этого нужно, чтобы она рассказала свою историю.

— Может, тебе воды принести? — предлагаю, когда она облизывает пересохшие губы. Кьяра качает головой и на секунду зажмуривается. Делает глубокий вдох, а потом снова смотрит сквозь пространство.

— В общем, у женщин там нет прав. Только обязанности. Мужчина — царь и бог, и женщины созданы, чтобы ему поклоняться. Все женщины в коммуне служат мужчинам. Я бы даже сказала, обслуживают их. — Она невесело улыбается. — По достижении восемнадцатилетия девушка проходит отбор, — Кьяра тяжело сглатывает. — Ее могут… могут попробовать несколько мужчин, пока один из них не заявит, что готов жениться на ней.

Это я тоже знаю. Много лет назад от таких правил во мне поднималась бессильная ярость. Сейчас я просто воспринимаю это как факт. А, нет, ярость все же клокочет внутри.

— Тебя тоже… пробовали? — спрашиваю тихо.

Она быстро моргает, пытаясь загнать назад слезы, скопившиеся в глазах.

— Пробовали, — отвечает бесцветным голосом. — Но ужасает даже не этот факт, а… В общем, у нас есть правящий совет. В него входят несколько мужчин, которые обладают властью не только в коммуне, но и за ее пределами. Один из них… — она судорожно вздыхает и обнимает себя руками. — Его зовут Лайонел Дженнингс. Урод, — брезгливо кривится. — Старый извращенец с одной ногой. Он любит… насиловать женщин, — после некоторого промедления она с трудом выдавливает из себя слова. — Он был дважды женат, и теперь дважды вдовец. Местный врач говорит, что обе супруги умерли от болезней. Но их хоронили в закрытых гробах. Женщины коммуны — те, что посмелее, — шепчутся между собой. Говорят, он своих жен жестоко избил, и они умерли в результате полученных травм.

— Подонок, — шепчу сдавленно. Чувствую, как в голову ударяет кровь, а по телу растекается адреналин. Все тело вибрирует от потребности прямо сейчас сорваться с места. Поехать в коммуну и проделать с ублюдком все то, что он делает с женщинами.

— Он был третьим. Наверное, это хорошо, — вздыхает Кьяра. — По крайней мере, в свой первый раз я не пережила тех ужасов, которые пережила в третий.

Она прячет лицо в ладонях, и из ее груди вырывается нечеловеческий вой, от которого кровь стынет в жилах. Он перерастает в громкие, надсадные рыдания, которые со временем стихают. Не знаю, сколько времени проходит, пока Кьяра успокаивается. Я не тороплю ее, потому что мне и самому нужно время, чтобы прийти в себя после такого.

— Ты можешь не рассказывать, — тихо произношу я, когда Кьяра успокаивается.

Она качает головой. Вытирает слезы, делает несколько глубоких вдохов и снова смотрит в пространство.

— Я уже начала. Расскажу. В общем, он изъявил желание жениться на мне. Парень, который мне нравился… Я думала, он станет моим мужем. Но до него банально не дошла очередь. А когда он заявил, что сам намеревался жениться на мне, вскоре пропал. Уверена, Дженнингс убил его.

— Ты любила его?

— Как можно полюбить того, кого не знаешь? Просто он был единственным, кто был добр ко мне в этом ужасном месте.

— Что было дальше?

— Дальше началась подготовка к свадьбе. Я просила родителей не допускать моего замужества.

— Почему они тебя не защитили, раз знали, что из себя представляет Дженнингс?

— У него слишком много власти в коммуне. К тому же, кто пойдет против правящего совета? Да и правила были придуманы задолго до моего рождения.

— Кто твой отец?

— Владелец местного магазина.

— Так это же практически элита. Он мог бы повлиять на ситуацию, отказаться выдавать тебя замуж.

— У моего отца три семьи и семнадцать детей. Одним больше, одним меньше — плевать. Я и разговаривала-то с ним всего четыре раза в жизни. И каждый из этих разговоров преследовал единственную цель — заставить меня слепо следовать правилам.

— Как ты оказалась в Бригэм-Хиллс?

— Я предпринимала две попытки побега. Каждый раз меня возвращали и… наказывали, — сипло произносит она.

О наказаниях я тоже знаю все, поэтому тяжело сглатываю и сжимаю кулаки до хруста костяшек.

— Поэтому меня переодели в черное платье, чтобы выделить среди девушек моего возраста. И чтобы все знали, что я нарушитель порядка. Все остальные девушки ходят в белых или бежевых одеждах.

— Как же тебе удалось выбраться?

— Отец, сам того не подозревая, помог мне. В коммуну приехала машина с продуктами. Отец потребовал, чтобы я помогала ему в магазине. Давал самую тяжелую работу. Такой вот способ перевоспитания бунтарки-дочери. Я разгружала эту машину. В глубине кузова оставалось несколько мешков с мукой. Водитель вез их в Бригэм-Хиллс. Здесь готовились к ежегодному празднику осени. Я поняла, что это мой единственный шанс. Если бы мне не удалось сбежать, меня бы, скорее всего, не просто стегали плетьми, а забили бы ими до смерти. Но смерть меня не страшила. Тогда она как раз представлялась мне избавлением. Так что я запрыгнула в кузов и притаилась.