— Таня, — тихо, как будто с нотками предостережения произносит ее отец. — Невежливо не поздороваться с гостем.

— Добрый вечер, — недовольно бросает Татьяна и, развернувшись, скрывается в недрах дома.

— Вы ее простите, Алексей Валерьевич, — говорит ее отец, заставляя меня повернуться в его сторону. — Таня очень переживает. Места себе не находит. Вот и ведет себя так… неподобающе. Пойдемте?

Мы заходим в кабинет Журавлева. Он закрывает за нами дверь и предлагает мне присесть в большое кожаное кресло. Сам размещается в таком же, стоящем чуть в стороне.

— Могу я предложить вам чай или кофе?

— Спасибо, я ненадолго. У меня сегодня отец умер, хочу быть рядом с мамой.

— Да что вы говорите? — восклицает Журавлев. — Какая беда. Примите мои соболезнования, — качает головой.

— Спасибо.

— Я могу прийти на похороны?

— Можете. Мой помощник вышлет вам необходимую информацию.

— Ах, как жаль, — вздыхает Журавлев. — Мы ведь после службы и виделись только раз. Он как раз вернулся с очередной миротворческой операции. Хотели встретиться посидеть, да он так и не ответил на мой звонок. Вот жизнь какая бывает. Галочка, наверное, расстроена. Она так его любила! А он! Проходу ей не давал. Все оберегал, никому не разрешал смотреть на свое сокровище.

— Перейдем к делу, — пресекаю причитания, потому что не хочу сейчас говорить о моем отце, которому самое место там, куда он отправился.

— Да, конечно. Я так понимаю, вы подумали над моей просьбой?

— Подумал и поговорил с Плюхановым.

— Он согласился отстать от моей дочери? — Качаю головой, а брови Журавлева скорбно кривятся. — Что же тогда делать?

— Я готов взять ее под свою защиту, но это возможно только при одном условии.

— Каком же? — сглотнув, Журавлев впивается в меня взглядом.

— Если Татьяна станет моей женой.

Он мог бы даже ничего не говорить. Все его чувства написаны на лице. Шок, отвращение, даже ужас.

— Но как же?.. — бормочет он, глядя на меня широко распахнутыми глазами. — Она же совсем юная. И не готова… Да и вас не знает…

Я встаю с кресла. Дальше слушать я его не намерен. Рано или поздно в своих размышлениях он дойдет до того, что я недостоин его дочери. А это я выслушивать точно не собираюсь.

— Если вы или она не согласны, я умываю руки. У вас сутки на раздумья. Свадьба через неделю.

— Зачем же так поспешно? — Журавлев вскакивает следом за мной.

— Затем, что защита ей нужна уже сейчас, а не через месяц или два. Думайте. В течение суток жду ваш ответ. Если вы со мной не свяжетесь или дадите отказ, дальше вы с Плюхановым сами. Доброго вечера.

Даже не протянув ему руку для пожатия, разворачиваюсь и ухожу из этого дома. Перед самым выходом бросаю взгляд на коридор, в котором скрылась Татьяна. Сначала там пусто, но через секунду из-за угла показывается ее голова, а потом, заметив меня, резко скрывается. Хмыкнув, выхожу на улицу и сажусь в машину. Откидываю голову на подголовник и прикрываю глаза.

— Едем домой, — командую водителю, и через секунду машина трогается с места.

Вот нахера мне все это, а? Еще и свадьба так быстро после смерти отца. Люди могут не понять. Но какое мне до них дело, если ладони чешутся, так сильно мне хочется наказать строптивую интеллигентку?

Глава 6 — Шило на мыло

Татьяна

Как только Громов покидает наш дом, я прилипаю к окну, чтобы убедиться, что его устрашающая черная машина наконец покинула наш поселок. Выдыхаю, едва красные огни габаритов скрываются за поворотом, и присаживаюсь на подоконник.

Прикрыв глаза, делаю еще один глубокий вдох.

Громов красивый. В смысле, той мужской красотой, которая не поддается банальным описаниям. Даже я — будущий филолог — не могу подобрать слова для того, чтобы описать его внешность. Она как будто стирается за общим впечатлением от этого мужчины.

На вид ему лет тридцать. Может, чуть меньше. Но в его взгляде столько опыта, что по телу проходит дрожь даже от воспоминания. Я смогла каким-то шестым чувством уловить, что этот опыт не сравнить даже с огромным жизненным опытом моего отца. В том, что пережил Громов, много боли и жести. И это, несомненно, отражается в его резких чертах лица.

Поджатые губы, острый взгляд и крепко сжатые челюсти.

Интересно, он заметил, как я вздрогнула, когда он протянул мне руку? Но меня правда чуть не отбросило назад этой… животной энергетикой. По-другому я назвать ее не могу. В ней есть что-то первобытное, опасное и даже устрашающее.

Не знаю, зачем папа пригласил его в наш дом, но уж точно не для того, чтобы просто выпить чаю. Мне не удалось подслушать их разговор, потому что в нашем доме хорошая шумоизоляция из-за того, что папа некоторое время вел занятия онлайн, а мама любит музицировать по вдохновению. Иногда оно приходит к ней в самый неподходящий момент, когда папа, например, работает. Так что он сделал все, чтобы музыка его не отвлекала.

Я снова и снова прокручиваю в голове образ вечернего гостя папы, когда меня из задумчивости вырывает голос мамы:

— Танюша, а ты чего тут?

Распахиваю глаза и упираюсь взглядом в закутанную в шаль маму. Она обернута ею почти до колен, а ниже выглядывает подол белой ночной сорочки до пят.

— Я думала ты спишь, — решаю обойти ее вопрос, и мне это с легкостью удается.

Моя мама очень… творческая. Она часто витает в облаках, так что переключить ее на нужную мне тему никогда не составляет труда.

— Я читала, а сейчас захотелось чаю. Не составишь мне компанию?

— Конечно.

— Мне показалось, что возле дома была какая-то машина. Но я была в полудреме и не стала проверять. Кто-то приезжал?

— Громов, — раздается слева от нас голос папы. — Девочки, надо поговорить.

— Володя, ты меня пугаешь, — хмурится мама.

— Нечего бояться. Точнее, не меня.

— Ой, господи, — вздыхает мама, а я закатываю глаза. Она у нас такая впечатлительная. Я тоже папиными стараниями без особой брони, но мама совсем как будто не приспособлена к жизни.

Мы перемещаемся в гостиную, размещаясь на большом диване. Папа садится напротив в кресло и сверлит меня взглядом.

— Громов согласился помочь и защитить тебя от Плюханова. — Я медленно выдыхаю и даже начинаю улыбаться. Ну вот! Не настолько плох этот Громов. А я уже надумала себе гадостей про него. — Но с условием.

Папа произносит это так, что мои внутренности как будто покрываются коркой льда. Дыхание застревает в горле, потому что я уже сейчас — до того, как папа произнес это условие — чувствую, что мне оно не понравится.

— Каким? — спрашиваю негромко.

Бросаю быстрый взгляд на маму, проверяя, не упала ли она в обморок. Так сказать, превентивно. Пока еще нет, но кожа уже побледнела. Может, сбегать за нашатырем на всякий случай?

— Ты должна стать его женой, — произносит папа, и у меня такое ощущение, что над головой раздается гром.

— Что? — хватаюсь за горло, потому что застрявший воздух все еще не двигается ни в легкие, ни обратно. — Женой?

— Да, Таня, — кивает отец. — Похоже, это единственный выход.

— Володя, — произносит мама скрипучим голосом. — Но он же… бандит!

— Я знаю, кто он, Рая, — раздраженно бросает папа. — Но, по крайней мере, он не ставит условий, что моя дочь или станет его женой или окажется в могиле.

— Я не пойду за него замуж! — восклицаю срывающимся голосом. — Это же шило на мыло! Что один опасен, что второй! Где гарантия того, что, женившись на мне, Громов сам меня не прибьет?

— Таня! — папа резко осекает меня. — Прекрати! Какой еще у нас выход?!

— Я могу уехать! — вскакиваю с места.

— А учеба? — тихо спрашивает мама, до побеления костяшек сжимая края своей шали.

— Это все, что тебя сейчас интересует? — бросаю на нее хмурый взгляд. — Мам, если меня убьют, учиться будет некому. — Шлепаю себя по бедрам и судорожно вздыхаю.

— Таня, он же может найти тебя и осуществить свою угрозу, — предупреждает папа. — Я могу даже не успеть ничего сделать.

— Ты как будто уговариваешь меня выйти за этого… — кривлюсь, — Громова. Он что-то пообещал тебе за это?

— Татьяна! — рявкает папа, и я понимаю, что перегнула со своей дерзостью.

— Папочка, — падаю на колени возле кресла и хватаю его за руку. — Родной, не отдавай меня им. Ни один из них мне не даст жизни. Ну давай еще подумаем, что можно сделать!

— Таня, неужели ты думаешь, что я не прикидывал все возможные и невозможные варианты? — вздыхает папа, накрыв мою ладонь своей второй. Легонько похлопывая, он продолжает: — Я даже с прокурором общался. В нашем городе на этих двоих нет управы.

— Давай я уеду, а? Куда-нибудь… не знаю. Далеко-далеко. И не буду показываться так долго, пока все не уляжется. Возможно, там найду себе мужчину, выйду замуж, нарожаю детишек. А эти пока… может, перебьют друг друга.

— Не знаю, дочка, — вздыхает папа и прикрывает глаза. — Надо подумать.

— Ты подумай, — прошу его. Во мне загорается надежда, что папа с его светлым умом сможет придумать, куда меня спрятать от этих двух бандитов, которые, кажется, задались целью меня поделить. — Подумай и завтра скажи.

— Громов дал на раздумья всего сутки, — со вздохом говорит папа.