По телу прокатывается волна колючих мурашек, которые хочется стряхнуть с кожи.

А еще Громов красивый. Правда красивый. Мужской, настоящей, в некоторой степени даже брутальной красотой. Пронзительный взгляд темно-зеленых глаз, прямой нос, густые брови вразлет, полноватые губы, которые совершенно не смягчают его внешность. Возможно, причиной тому острая линия челюсти или брутальная щетина. А, может, тот самый взгляд, прошивающий насквозь. И раздевающий, да… Вроде смотрит на меня без пошлости, а я все равно чувствую себя голой перед ним.

Чтобы подарить себе хоть маленькую иллюзию защиты, складываю руки на груди. Этот жест не ускользает от внимательного взгляда хозяина кабинета, и он мечется к моей груди, заставляя вздрогнуть.

— Рад видеть, Татьяна, — спокойно произносит Громов, возвращая взгляд к моему лицу. — Чем обязан?

— Вы, наверное, уже знаете, зачем я пришла, — отвечаю тихо. Сейчас я просто не способна разговаривать громко и четко. У меня нет сил после всех сегодняшних потрясений.

— Догадываюсь, но люблю, чтобы пришедший ко мне человек напрямую озвучивал свою просьбу. Так чем обязан?

Громов упирается бедрами в стол, скрещивает ноги в лодыжках, а руки ставит на край столешницы, обнимая ее длинными пальцами. Я на мгновение зависаю на крупных венах, испещряющих тыльные стороны его ладоней. Широких ладоней. У Громова красивые руки, если я могу судить со своего места. И все же меня этот мужчина настолько пугает, что я даже боюсь признавать его привлекательность.

— Я согласна выйти за вас.

— Предложение уже утратило свою актуальность. Я давал сутки на раздумья. Ты и твои родители пренебрегли им. Я пообещал, что самоустранюсь после отказа. Свои обещания я привык выполнять, так что… — он разводит руки в стороны. Вот в этот момент я бы ждала его издевательской улыбки, но он остается спокойным и серьезным.

— Но я… Вы хотите, чтобы я вас упрашивала? — догадываюсь, и во мне поднимается возмущение.

— Не надо меня упрашивать, — уголок губ Громова дергается. — Я поставил условие, твой отец его не выполнил.

Я дергаю плечами, пытаясь сбросить раздражение, но оно, наоборот, нарастает. Сверлю взглядом невозмутимое лицо. Как же хочется плюнуть в него! Залепить пощечину, обозвать негодяем и уйти. Но я догадываюсь, чем это закончится. Папа уже пострадал. Кто еще? Мама? От картинок в голове мне становится плохо. Если этот урод покалечит и мою нежную маму, я сойду с ума. Пусть бы лучше меня убил, чем ее тронет.

Ужас сковывает мое горло. Я понимаю, что в любом случае перспектива у меня не радужная. Но Громов по какой-то странной причине действительно кажется меньшим из зол и более адекватным по сравнению с Плюхановым. По крайней мере, он не угрожал моей семье, чтобы жениться на мне.

— Что я могу сделать, чтобы вы изменили свое решение? — спрашиваю тихо дрожащим голосом. Меня коробит от необходимости уговаривать бандита жениться на мне. Но какой у меня теперь выход?

— Что случилось? Почему ты передумала?

— Плюханов избил моего отца. Он лежит в больнице с переломами. А мне сегодня сказал, что вечером придет за мной и женится. А еще обещал… воспитывать меня, — выплевываю эти слова с брезгливостью. — Защитите мою семью, и я стану вашей женой.

— В какой больнице твой отец?

— В третьей. При университете. Травматология.

Когда я замолкаю, Громов молча сверлит меня взглядом. Я свой тоже не отвожу. Пусть видит все, что ему нужно увидеть. Через несколько секунд берет со стола телефон и, набрав кого-то, прикладывает трубку к уху.

— Макс? Отправь людей в третью больницу в травматологию. Плюха поломал Журавлева. Надо поставить охрану. Головой отвечаете за его жизнь. Также несколько человек к дому Журавлевых. Вы сейчас в городской квартире или в загородном доме? — спрашивает он и смотрит на меня. Я не сразу понимаю, что он обратился ко мне, а не к собеседнику, а потом спохватываюсь.

— В квартире.

— На городской адрес Журавлева, — командует Громов в трубку. — К Татьяне, которая сейчас выйдет из моего кабинета, приставить человека с машиной. Пусть катает ее везде по необходимости, остальное время дежурит у ее дома. Выполняй.

Положив трубку, Громов переводит на меня нечитаемый взгляд.

— Это значит, вы согласны? — тихо спрашиваю я, до последнего надеясь, что он решил защитить мою семью просто по доброте душевной.

— Да, — коротко отвечает он, разрушая мою надежду.

Глава 10 — Новые реалии

Татьяна

В коридоре больницы довольно оживленно. Сейчас как раз время посещений, поэтому вокруг снуют люди в наброшенных на плечи тонких медицинских халатах и бахилах. Кто-то с цветами, кто-то с фруктами, кто-то с документами. Лавируя между ними, добираюсь до палаты папы и замираю, не дойдя до двери. Справа и слева от нее стоят два амбала. Настолько огромные, что мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть в мрачные лица.

Один из них переводит на меня тяжелый взгляд и несколько секунд молча сканирует им, а потом кивает.

— Добрый день, Татьяна Владимировна, — басит он. — Проходите.

— Добрый, — тихо отзываюсь и, когда мужчины немного расходятся в стороны, проскальзываю мимо них.

Откуда они знают мое имя?

Захожу в палату. Папа поворачивает голову и пытается улыбнуться разбитыми губами, но выходит только скривиться.

— Папочка, — спешу к нему и припадаю к его груди. Поглаживаю плечо. — Как ты?

Рука папы опускается на мою голову и гладит по волосам.

— Буду жить, — отзывается он с улыбкой в голосе. — А ты как?

— Все хорошо, — отвечаю, садясь. — Мама на генеральной репетиции, вечером заедет.

— Переживает?

— За концерт — нет, за тебя — да.

— Ох, моя бедная девочка, — вздыхает он. — Накануне концерта такие волнения.

— Она справится, — заверяю его. — Видел охрану за дверью?

— Да. Они заходили познакомиться. Это люди Громова. Я так и не понял, почему он их сюда поставил.

— Чтобы тебя охранять.

— Это очевидно. Но что его побудило так поступить? — Я отвожу взгляд от папиного лица и утыкаюсь им в стоящий на прикроватной тумбочке стакан с водой. — Танюш? — зовет он меня, и я снова смотрю на папу.

— Я согласилась стать женой Громова.

— Что? Зачем? Ты же не хотела.

— Папочка, ну какие у меня варианты?

— Но Плюханов уже отыгрался на мне. Неужели ты думаешь, что он зайдет дальше?

— Папа, ты самый здравомыслящий человек в нашей семье. Конечно, зайдет. Он уже угрожал мне. Я встретила его тут, в больнице. Он заявил, что пока ты лежишь здесь, мы с ним поженимся. Тогда я пошла к Громову и сказала, что согласна.

— А он что? — хмурится папа.

— Приставил к тебе охрану, велел готовиться к свадьбе, которая состоится через три дня.

— Так скоро?

— Да. Говорит, ждать нельзя.

— Ох, — вздыхает папа, но не успевает больше ничего сказать, как дверь в палату открывается, и в нее заглядывает охранник.

— Владимир Савельевич, тут врач.

— Впустите, — папа устало машет рукой и недовольно поджимает губы. — Ну врача-то зачем останавливать?

— Так у нас приказ проверять всех, — бормочет громила и, отступив в сторону, пропускает доктора, но сам из палаты не выходит. Встает возле закрытой двери и, сложив руки за спиной, наблюдает за врачом.

— Добрый день, — здоровается доктор, и мы отвечаем ему приветствиями. Он становится возле кровати и листает папину историю болезни. — Пришли результаты всех анализов. Ничего критичного, так что можете через три дня переходить на дневной стационар, а пока полежите у нас, понаблюдаем за легким сотрясением, которое вы получили.

— У моей дочки через три дня свадьба.

Врач переводит на меня взгляд и кивает.

— На свадьбу отпустим, но ненадолго. Вам нужен покой.

— Спасибо, — отзываюсь я, отойдя в сторону, чтобы позволить доктору осмотреть папу.

— Пройдете утренние процедуры и можете отправляться на торжество. Но, пожалуйста, избегайте танцев и алкоголя.

— Да какие танцы? — хмыкает папа. — Тут бы встать.

— Встанете, — заверяет его врач, а я подхожу к окну и отворачиваюсь, чтобы доктор мог осмотреть ушибы на теле папы. Сглатываю горькие слезы, которые навернулись на глаза, когда краем глаза я заметила ссадины. — Так, тут все потихоньку сходит. Чуть позже зайдет медсестра и поставит капельницу. Таблетки, которые вам утром дали, надо выпить все. Что ж вы оставили две?

— Да вода закончилась. Ждал, пока принесут, а потом задремал и забыл.

— Ну выпейте сейчас. Лучше поздно, чем совсем не выпить. Ну все. Через три дня после осмотра переведу вас на дневной стационар. Будьте здоровы.

— Спасибо, Семен Ефимович.

Врач покидает палату вместе с охранником, а я возвращаюсь к папе и присаживаюсь на край кровати. Он тут же берет меня за руку и легонько ее сжимает.

— Как же ты будешь жить с таким мужчиной, Танюш? — спрашивает папа, сам не понимая, что поднимает на поверхность мои собственные страхи.

— Не знаю. Как-то, да буду, — отвечаю со вздохом. — А что еще остается? Папуль, но ты не переживай. Громов этот… он не такой страшный, как Плюханов, — убеждаю скорее себя, чем отца. — Даже на интеллигента похож.