— Пусть Кирстен встанет за кассу, мне нужно готовиться к встрече.

Помахала на прощанье толпе и взбежала на второй этаж.

Я привыкла к жизни на Тэйле. Здесь у меня хорошее положение в обществе, друзья, достаток, поместье и бизнес. Даже крестьяне есть! Но вместе с этим — непреодолимая тоска по дому! Горячо не хватает любимой операционной. Удовольствие от успешной операции, спасенной детской жизни несравнимо ни с чем. Скучаю по родителям и Буське — моей непослушной кошке. И пусть она с завидным упорством ссыт в тапки, но я верю, что от чистого сердца! И современных технологий не хватает тоже! Сотового, компьютера с выходом в интернет, машины, в конце концов. А еще дома меня не сожгут на костре, а хирургия не запрещена как грязное течение некромантии с глумлением над будущим трупом. В какой-то мере законы Тэйлы варварские, а в сочетании с упертым консерватизмом ортингтонцев становятся чем-то вообще несгибаемым! Это как лечить пневмонию банками, и удивляться, что не помогает.

Смышленая Таисия подала самое скромное парадное платье: винного цвета, с умеренным декольте, тугим корсетом, традиционной пышной юбкой, припущенной перламутровым кружевом. Из украшений — речной жемчуг. Волосы тщательно зачесали и подкололи, чтобы у сэра Кристиана не возникло и подозрения, что я желаю его соблазнить — некоторые мужчины странно реагируют на мое внимание.

Хотя, там и соблазнять нечего. Кэролайн нарисовала образ унылого экземпляра человеческого самца. Если он хотя бы вполовину похож на отца, то зрелище удручающее. Но есть надежда, если пошел в мать.

В графстве принято ездить на кэбах или каретах. Запрягают лошадей или ворнов. Но последние своенравны, хоть и преданы хозяину до смерти. Их предпочитают маги и высокопоставленные чиновники, ибо дорого и пафосно. С виду — обычные кони, только крупнее, выносливей и злее. На деле — результат селекции коня и дракона. Не спрашивайте — омерзительно! И крылья есть, да. У самых дорогих и редких особей. Воочию я ворнов не видела, но наслышана.

В основном эксплуатируют лошадей. Одна — для бедного семейства, две — для семьи среднего достатка, четыре — для богачей. Все, что свыше и украшено перьями в стиле молодого Филиппа Киркорова — признак запредельной роскоши.

Я прикупила кэб с одной лошадкой и делюсь им с прислугой. Хотела выписать паровую телегу из графства Айрон, но она страшно кадит и выглядит как монстр из постапокалиптического будущего. К такому местное общество пока не готово. Да и я тоже. Это мало похоже на Ладу или даже Запорожец.

В этот раз пошла пешком. Прогуляюсь, соберусь с мыслями, полюбуюсь пальцами тыкающих в меня дам. Отчасти это даже вдохновляет. Я, леди Джулия Ортингтон, миллионер, филантроп, изобретатель и местная знаменитость, едва ли не Железный человек в юбке! А еще — кость в горле графа Ортингтона, но убивать родственников не пристало, поэтому мне сходят с рук мелкие шалости.

Прошлась по любимой яблочной аллее — поздней весной она очаровательна. Дорожка свернула на центральный бульвар, от которого до графской резиденции рукой подать. Граф живет на широкую ногу и усом не ведет. Пятиэтажный дворец из белоснежного мрамора, щедро украшенный фресками, колоннами, балкончиками, балюстрадами, золочеными карнизами и прочими излишествами, издалека кричал, что самый важный человек столицы тут. Сам его сиятельство занимает четвертый и пятый этажи, первые три — для чиновников, переговорных, конференций и приемов. Кстати, на первом — шикарный бальный зал. Уж я-то знаю! Сколько приемов снабдила выпечкой — не перечесть. Сколько потенциальных мужей там отыскала — тоже не сосчитать. Хотя, почему же не сосчитать? Я веду строгий учет, у меня даже пофамильный список имеется…

Документы на проходной не спросили. Ну, право! Мы с Морисом почти семь дней встречались до попытки пожениться. Жених номер двенадцать, не помню имени, приветливо помахал садовыми ножницами. Первое время я хваталась за любого встречного, лихорадочно волокла под венец кого ни попадя. Деньги, азарт, титул, любовь с первого взгляда — каких только не было причин! По две-три свадьбы в неделю играли! Так вот садовник влюбился по уши и мой побег из-под венца принял близко к сердцу.

Щелчок ножницами, и пышная роза обезглавлена!

Я сглотнула и свернула на другую тропинку, пока графский сад не осиротел. Сиреневые кусты охотно скрыли меня от странноватого бывшего, открывая дивный вид на балюстраду с мраморными перилами. Чем ближе к резиденции — тем больше бывших. Да еще и Мора некстати подвернулась!

— Привет, вкусняшечка!

— Лети отсюда, — шикнула, стараясь не привлекать внимания. Жемчужная вуалька заслоняла верхнюю часть лица, но меня и по тени узнают!

А Мора, засранка такая, сама выбирает, кто ее видит, а кто нет. И, раз уж появилась, обязательно быть неудаче! Можно сказать, это пресловутая черная кошка, только примета работает безотказно и…

— Чтоб у тебя кардиограмма выпрямилась!

Скакнула за колонну и притаилась. Что я там говорила? Именно! Работает безотказно, а, главное, моментально!

— Что такое кардиограмма? — полюбопытствовало божество, громко хлопая крыльями.

— Узнаешь, когда выпрямится! — выругалась, осторожно выглядывая из укрытия.

Жених двадцать три — головная боль нашего квартала! Скрипач от бога и певец от шайтана! Серенады под окном в первом часу ночи от Жоржа Стравелли не выдержит даже глухой. В первый раз все поняли и простили, во второй настоятельно попросили не безобразничать, на третий — закидали яйцами и башмаками, на четвертый — вызвали комиссаров, но Жорж упрямым бумерангом возвращается вновь и вновь… Пока не познакомился с Эриком, все таскался к нам. Крепкий кулак, синяк на две недели, обида на три и… Очередная серенада. Еще более заунывная и ушераздирающая.

Жорж свернул за угол. Я бегом пересекла балюстраду и скрылась в здании. Кабинет сэра Ортингтона в западном крыле второго этажа. Отсалютовала брату жениха семьдесят восемь — работает охранником в резиденции — и отправилась, куда послали. Мора, увы, двинулась следом. Она как геморрой — сколько ни избавляйся, все равно возвращается. Другим не видна, а у тебя зудит. И молчать невозможно, и рассказать стыдно. Продолжать аналогии можно бесконечно и все подходят.

Поднялась по лестнице и свернула в западный коридор. Ковровая дорожка смягчала стук каблуков, а тусклый свет факелов — фигуры посетителей. На втором этаже царил уютный полумрак. На диванчиках, в ожидании очереди, сидели посетители. Кто-то клевал носом, кто-то читал книгу, кто-то водил карандашом по тетради. Главное — на меня не обращали внимания. И ведь почти повезло, но Мора все же подгадила и мерзко захихикала.

— Бледная ж ты трепонема!

С большинством женихов у меня хорошие отношения — мало кто всерьез воспринимал затею со свадьбой, а вот о родственниках такого не скажешь. Леди Мерибет, матушка шестнадцатого жениха, до сих пор не «оправилась от несмываемого позора». Целый год она смешивала мое имя с тем, что не тонет, еще столько же занималась мелким пакостничеством, приказывая слугам выгуливать своих многочисленных мопсов на лужайках перед моими кофейнями. А потом Эрик за меня отомстил. От души отомстил! А ведь он далеко не мопс и лужайка леди Мерибет не чета нашим… С тех пор ее мопсы нас не тревожат.

Откинула вуальку и убедилась — оно!

Леди Мерибет неслась как танк на Берлин в сопровождении лучшей подруги. Такой же высокой, худой и неприятной особы с крючковатым носом. Они походили на цапель. Такие же важные, и такие же неказистые. Оживленная беседа велась явно об утренних новостях, то есть — обо мне. Как назло, затеряться в коридоре негде. Дернула за ручку ближайшей двери и скрылась в кабинете.

— Выкусила?!

Мора кружила над головой, гаденько посмеиваясь, а я прижалась к двери, за которой мягко застучали каблуки и послышались голоса:

— Такую невестку врагу не пожелаешь! Несносная девица! Нарадоваться не могу, что Охис отвел! Истину говорю — мы любимцы богов!

— Вот уж точно Охис отвел, — на всякий случай перекрестилась. Такая свекровь — лучшее противозачаточное средство. Да и похлеще венца безбрачия. Чем я думала, когда соглашалась на свадьбу? До сих пор кажется, что Триболь меня опоил…

— Никаких манер! А хуже всего — она прогрессивных взглядов! — сообщили за дверью громогласным шепотом.

В ответ — судорожный вздох, словно меня обвинили в постыдной болезни.

— Грешна, — покаялась двери.

— Мне кажется, она всеми силами пытается привлечь к себе внимание! — вставила свои пять копеек незнакомая мадам.

— Тебе бы такую славу, милочка! — пробурчала, закатывая глаза.

— А я думаю, выбирает жениха побогаче! Думаешь, покойный виконт умер своей смертью?

Тридцатый — плотник, сорок восьмой — кузнец, девяносто девятый — вообще бездомный. Один богаче другого!

Хотела применить простецкое заклятье икоты, даже настроила первичную матрицу, но услышала голос:

— Я бы не советовал!

Взвизгнула и обернулась под истеричный хохот Моры.

Стоило осмотреться, когда вошла. Владелец просторного кабинета сидел бесшумно, ничем себя не выдал, я и не заподозрила ничего. Высокий, широкоплечий, с военной выправкой, как у Самюэля, с такой же усталостью на приятном лице. Потери оставляют след. Они рисуют едва заметными штрихами в области глаз и губ, опускают плечи, лишают взгляд блеска. Незнакомец небрежно откинул со лба темные волосы. В карих глазах — осуждение с примесью любопытства, губы плотно сжаты. Кажется, я ему не нравлюсь. Кажется, это взаимно.