Один миг, и Олег вводит в меня сразу два пальца. Входит на всю длину, толкается в меня, заставляя встать на носочки.

— А-а-а-ай!

— Чш, не кричи. Тихо, сказал! — приказывает, а после начинается какое-то безумие, потому что Холодов начинает трахать меня пальцами.

Быстро, ритмично, умело и так, что я едва на ногах стою. Я не выдерживаю, начинаю стонать, и тогда его ладонь накрывает мой рот, лишая всякой возможности кричать.

Это безумие, мрак, мое падение, но мне хорошо. Боже, я ПЯТЬ ЛЕТ не чувствовала оргазма, а он снова сделал это!

Меня прошибает очень быстро, так сильно, что я аж подскакиваю, поднимаюсь на носочках, а Олег держит меня в своих руках и трахает дальше, не отпускает.

Едва судороги проходят, мужчина опускает брюки, наклоняет меня над кушеткой и входит в меня, проталкивается в тугую горячую промежность каменным членом сразу и до упора. Большой… боже, его член такой возбужденный и твердый. Мне немного больно, я совсем отвыкла от этого ощущения наполненности, от этого безумия, я забыла, каково это — чувствовать.

— Аа-ах! — стон вырывается из горла.

В просторном кабинете выключен свет, горят только фонари, а Холодов делает со мной это.

Обхватив меня крупными руками за талию, Олег вбивается в меня на полную силу, ритмично двигает бедрами, долбит меня, насаживает просто на себя, а я теку, как сука последняя, ненавидя себя за это.

Мы как звери дикие, слышны лишь развратные шлепки наших тел и мои жалобные стоны.

Мы совсем не целуемся, никакой ласки нет, чисто секс, техника, разврат и мое падение в бездну в этой унизительной позе сзади. Что я творю, что…

— Твою мать!

Еще два толчка, и Олег кончает, чем-то меня вытирает, а я едва живая отползаю от него.

Оба тяжело и быстро дышим. Олег чертыхается, а я… я вот-вот разревусь. Такой униженной я в жизни себя не чувствовала. Я представляла, как буду царапаться и отбиваться от него, а сама… сама стонала, как последняя шлюха, под бывшим!

Щелкает ключ, Олег открывает дверь, бросая в меня мои же вещи.

— Одевайся и на выход. Свободна на сегодня.

Выставляет, как девку на заказ, хотя почему “как”? Так оно и есть.

— Я тебя ненавижу! — шиплю на него, вытирая слезы, а он только усмехается. Кажется, еще сильнее опьянел.

— Твое тело говорит об обратном. Встретимся на обходе. К дочери можешь зайти.

Ответить мне уже нечего, я быстро напяливаю на себя одежду и выхожу из кабинета этого дьявола.

Ползу в туалет и умываюсь ледяной водой, пытаясь прийти в себя, а после иду в палату к Саше. Она уже проснулась, обеспокоенно смотрит по сторонам.

— Я тут, моя маленькая.

— Мама…

— Все будет хорошо, моя девочка. Слово даю.

— Не плачь, мамочка.

Вытирает маленькими ладонями катящиеся по моему лицу слезы, а я улыбаюсь, давя в себе адское желание сдохнуть.

— Я не плачу, малышка. Спи. Завтра тебе станет лучше.

— Дядя доктор мне поможет?

— Угу… Поможет, — успокаиваю Сашу, а сама думаю, что завтра Холодов снова будет ждать меня у себя, и хуже всего то, что я не смогу отказаться.

Глава 12

Телефонный звонок вырывает из дурмана сна. Я лежу на кушетке в своем же кабинете, даже не помню, как отключился вчера.

— Я слушаю.

— Алло.

Незнакомый номер, говорит явно детский нежный голос.

— Кто это?

Пытаюсь вспомнить номер, на часах семь утра, и вообще-то я уже должен отдыхать дома после дежурства.

— Это я.

Разговор начинает напрягать.

— Кто “я”? Девочка, кому ты звонишь?

— Пап, это ты?

Внутри что-то сжимается. Кто-то номером ошибся, но расстраивать ребенка я не хочу.

— Э-э, я…

— Папочка! Ты придешь ко мне? Я болею. Это Саша…

Черт, надо было молчать. Это же дочь Яны. Откуда у нее вообще мой номер?!

— Извини, малыш. Я занят.

Она затихает, а я отключаю вызов, потягивая спину. Странный ребенок. То она дикая, то такая ласковая. Переменчивая, как погода весной, и эти вопросы про отца… бесят.

Я никто ей, точнее, лечащий врач. Пусть ее настоящий отец бегает, у меня этих пациентов десятки. В глазах порой рябит, и каждому надо помочь, каждого к выздоровлению провести, да вот только не всегда получается.

Оперировать детей — это как играть в лотерею на краю вулкана. Или ты в итоге увидишь счастливое лицо родителей, или будешь проклят до седьмого колена, если вдруг что-то пойдет не так.

На столе замечаю открытую бутылку коньяка и полупустой стакан. Почему не полуполный? У меня полупустой.

Врут все, когда говорят, что врачи святые и не пьют. Пьют, так же как и полицейские, и все остальные, кто связан с риском, потому что порой по-другому сбить напряжение нельзя, хоть сам себе анестезию делай.

В голове мелькают картинки ночи, а точнее, она. Моя Яна. Нет, не моя уже давно. Чужая, чья-то жена, хоть и не носит кольцо. Пришла все-таки, хоть я и не сомневался. Разделась предо мной, красивая, сука, стала, еще лучше, чем была.

Ну чего тебе не хватало? Черт возьми, Яна. Как каменная была, едва коснулся бархатной кожи — аж задрожала, но быстро распалилась, потекла даже в моих руках.

Я как запах ее вдохнул — едва не кончил. Вкусная, сладкая, легкая, королева моя снежная. Что же ты наделала, девочка, я бы любил тебя, а так… операцию сделаю, и пусть валит на все четыре стороны.

Пять лет не видел ее и еще бы сто не видел, хотя кого я обманываю? В первый год без Яны чуть не сдох, ни есть, ни пить не мог, даже оперировать.

Пришлось операции переносить, откладывать, меня чуть не уволили тогда, и я уехал на семинар. Подальше от нее и от себя самого. Женился тогда практически сразу. Жанна. Всегда под боком была. Поддержала меня, не то бы совсем волком выл.

Жанна сердце мое склеивала по кусочкам, ведь я знал, что детей не могу иметь. Еще один удар под дых, захотелось на стену просто лезть: десятки детей каждый день вижу, а у самого не может быть ребенка, и шансов никаких. Думал, застрелюсь тогда, но нет, в работу ударился, и все уже было стабильно, как тут она снова на горизонте замаячила.

Яна моя… моя девочка. Я думал, чище нее нет, но я ошибся. Пришла, да еще и с ребенком нагулянным, на которого я смотреть нормально не могу. Это ведь наша дочь могла быть такого возраста уже, наша… если бы я мог. Если бы она не изменила.

* * *

Я сижу у кровати Саши всю ночь. Она спит, ей лучше, а я стараюсь не думать о том, что сегодня сделала и что теперь буду делать еще месяц.

В теле какие-то непонятные ощущения, оно просто уже забыло, каково это — быть с мужчиной. Думала, Олег будет грубым со мной, но нет. Он был страстным — наверное, потому, что просто был пьян, и сегодня… я не знаю, каким он будет сегодня.

Мы встаем рано, готовимся к обходу, сегодня должны назвать дату операции и все, что потребуется для нее. Рано утром я иду в ближайший магазинчик, Саша захотела йогурт, а когда возвращаюсь, вижу, что она какая-то очень грустная стала и сжимает мой телефон в ладонях, лежа на боку.

— Сашуль, что такое?

— Я папе позвонила.

— В смысле?

Почему-то холодеет внутри, и я быстро беру телефон, просматривая историю вызовов. Номер Холодова в последних исходящих. Блин, почему я не забрала телефон? Я подписала его “П”. Не “папа”, а “подонок”.

— Он тебя как-то обидел? Саш, скажи маме.

Убираю выбившиеся из ее косичек волоски, и малышка обнимает меня, прижимаясь к груди.

— Он сказал, что не приедет, потому что занят, но я думаю, папа не навестит меня, потому что не любит. Мам, я плохая, да? — щебечет моя птичка, а мне хочется открутить голову Холодову. Лучше бы он не брал трубку, лучше бы он вообще не знал Сашу! Только расстроил ее, она и так в последнее время переживает, и мне не хочется, чтобы она еще и по этому поводу волновалась.

— Ты не плохая. Не надо ему звонить, Саш. Просто не надо.

— Все по палатам, обход! — гудят в коридоре, а после я вижу, как распахивается дверь. Первым, как обычно, входит Холодов, держа папку анализов в руках. Не входит, точнее, а именно влетает, потому что шаг у него большой, все остальные только догоняют.

— Как дела, Александра? — игнорируя меня, спрашивает Олег у Саши, а она, надутая еще с утра, складывает руки на груди и опускает голову.

— Никак! — бубнит, недовольно сводя брови. Кого-то она мне напоминает в этот момент. Олега. Как в зеркало смотрю.

Неужели он не видит сходства? У них же характер одинаковый, не говоря уже о том, что внешне Саша очень похожа на Олега.

— Похоже, кто-то не в духе сегодня.

К Саше подходит еще один врач, а она отворачивается, показывая нам всем свой прекрасный розовый язык.

Становится стыдно, я не знаю, почему она так реагирует на чужих людей, со мной она всегда ласковая и послушная.

— Ох, как некрасиво! Ты же девочка! — смеется этот доктор, а Холодов только поджимает губы.

— Извините. Она обычно не такая. Саша, нельзя так делать!

— Я не хочу быть здесь! Пусть они все уйдут! — выкрикивает Саша на всю палату, точно большой начальник, и кажется, я краснею до самых кончиков волос.

— Вас тут никто и не держит, — мрачно заключает Олег. — Принимайте препараты, операция через месяц. Можете освобождать место, у нас и так очередь из пациентов, — басит Олег и идет к другому ребенку, который здоровается с ним за руку. Мой же ежик отворачивается к стене, и я вижу, как уже сопит.