— Ты отомстила ему? — Кассия встала и тоже стерла слезы с лица мертвой богини.

— Почти, — призналась та. — Я покажу Галлеану, кто он на самом деле. Только и всего. Кто чудовище и кто безумец. Хочешь разделить со мной этот праздник, как разделила мою боль?

— Да, — не колеблясь ни секунды, ответила Кас.

— Но сначала, почему бы не насладиться своим собственным? — Мортис положила сотканные из мглы руки девушке на плечи. — Барону очень нравились реки крови. Твоей крови. А как он отнесется к своей?

— Можно? — Вопрос прозвучал как-то совсем подетски.

— Разумеется.

Не мешкая, Кассия вернулась в свою комнату за тем самым кинжалом, которым она резала себе пальцы, чтобы корыстолюбцы вроде Жеро и ему подобные могли набивать свои сундуки золотом и драгоценными камнями. И вдруг Безмясая заметила белое свадебное платье на портновском манекене.

— Отличная работа, — похвалила она. — Жаль, что пропадет зря.

— Не пропадет. — Кас стащила платье с деревянной болванки.

Вскоре Кассия уже кружилась на месте, шелестя пышными юбками. Подвенечный наряд был ей к лицу, подчеркивая ослепительную красоту юности.

— Мы идем? — подмигнула Кас своему отражению в зеркале, когда кинжал нашелся.

Она радовалась и спешила, как радуются и спешат ребятишки развернуть приготовленные для них подарки. Кассия выскочила в коридор: она ничего и никого не боялась, ведь Мортис шла следом за ней.

Вдруг где-то за спиной девушки скрипнула дверь. Из комнаты вышел сонный Тревор.

— Кас? — спросил он, протирая глаза.

Безмясая стояла прямо между Тревором и Кассией, но юноша не видел ее. Не мог. Он выбрался в коридор и пошлепал босыми ногами к подруге.

— Я… примеряю платье, — солгала Кас.

— Вижу, — улыбнулся Трев. — Ты великолепна.

— Только… свадьбы не будет.

— Как? — Физиономия Тревора вытянулась. — То есть… неужели ты поняла, что Седрик предатель?

— Еще какой, — кивнула Кассия. — Если бы можно было жениться на россыпи драгоценных камней, барон так и поступил бы. И еще… Саймон знал об этом, он хотел вложить Седрику немного ума, и чем все кончилось?

— Это правда?

— Единственная, — подтвердила девушка.

— Почему Саймон мне не сказал об этом? Выходит, барон еще большее ничтожество, чем кажется. Проклятье! — Голос Тревора дрожал. — Убил бы мерзавца на месте!

— Вот, наверное, поэтому, — предположила Кас.

— Ничего, сестренка, завтра я прямо вызову труса на поединок и разделаюсь с ним… — Он сладко зевнул.

— Непременно. Отправляйся спать и прощай… — Девушка жаждала обнять друга в последний раз, но когда прячешь кинжал за спиной, от некоторых вещей приходится отказываться.

Тревор вдруг устремил взор в темноту, прищурился и побледнел, словно рассмотрел во мгле черты Безмясой.

— Прощай? — переспросил он.

— До завтра, — беззаботно бросила Кассия.

Последний отрезок пути мелькнул незаметно. Дверь послушно отворилась, словно и не была заперта. Комната, залитая призрачным светом, заставила ненадолго замереть на пороге. Седрик безмятежно спал на большой кровати под балдахином, раскинув руки во всю ширину постели. Он едва слышно дышал и был похож на кроткого ангела. У Кас перехватило дыхание. Два чувства боролись в ней: любовь и желание наказать любимого за ложь и предательство. Чем заслужила она столько боли разом?

Кассия ступила внутрь и сразу увидела в полутьме два мерцающих зеленым глаза. Нечеловечески огромная фигура Мортис источала ровное бледное сияние, как болотные огни, заманивающие путников в трясину. Кас стало страшно, но вовсе не богиня Смерти была тому причиной: балдахин над кроватью показался ей темными крыльями Бетрезена, а шкафы и сундуки — приземистыми, уродливыми демонами, которые только и ждут сигнала, чтобы броситься на нее и утащить в преисподнюю. Сердце сжалось; Кассия испуганно посмотрела на Мортис. Богиня приблизилась к постели, склонилась над спавшим Седриком и повернула костлявое, лишенное плоти лицо к девушке.

— Он так же прекрасен, как и раньше, но ведь теперь тебе открылась истина? — спросила Безмясая. — Седрик использовал тебя. Как ты могла поверить, что барон честный и благородный человек? Хотя я тоже была доверчива… Но увы! Для него существует только его собственное благо и золото, все остальное не имеет значения. Пусть это жестоко, но он умер в тот момент, когда отверг тебя и выбрал капли твоей драгоценной крови. Взял и ничего не пожелал дать взамен. Ты видела достаточно корыстолюбцев — они все на одно лицо. Все готовы пользоваться другими и приписывать себе чужие заслуги. Фальвику будет лучше без него.

Мортис говорила свистящим шепотом, который проникал в самые глубины сознания, выжигая в нем все счастливое и светлое. Ничего не осталось от прежней Кассии Блэкбоу. Ее переполнило одно-единственное чувство: ненависть к Седрику. Обманщик должен быть наказан, он это заслужил, а она всего лишь орудие справедливости.

— Он умер раньше, — возразила Кас и перевела взгляд на Седрика.

Теперь Рики не казался ей ангелом. В его чертах появилось нечто дьявольское, неприятное, мерзкое. Как она могла полюбить это? Уму непостижимо… Обида терзала ее, как волки терзают загнанного зайца. Время остановилось, его песчинки перестали сыпаться.

Ей вдруг стало так тяжело, как никогда прежде. Неужели это будет продолжаться целую вечность? «Нет, не будет!» — ответила она самой себе. Одним ударом Кассия вогнала клинок в грудь барона по самую рукоять. Темное пятно начало быстро расползаться по зеленовато-белой простыне.

Седрик широко открыл глаза. В его взгляде не было ни обиды, ни ненависти, только бесконечное удивление и испуг. Барон не сразу узнал Кассию в склонившейся над ним женщине с запавшими глазами, всклокоченными волосами и безумным лицом. Его Кассия — чудовище? Теперь Седрик видел их обеих: убийцу и Смерть рядом. Лицо его исказила гримаса боли. Барон захрипел, силясь побороть судорогу. В бессмысленном жесте отчаяния он поднял руки над постелью, словно цепляясь за ускользающую жизнь, и тут же уронил их. Через мгновение жизнь покинула Седрика. Кассии почудилось, что едва заметный сгусток желтоватого света вырвался из груди барона, превратился в тонкую струйку и исчез в складках одеяния Безмясой.

— Что мы наделали?! — послышался внутренний голос. — Нельзя трогать Рики! Рики — это святое!!!

— Но ты сама утверждала, что Седрик предал нас, — возразила Кас, нежно гладя покойника по волосам.

— Это чтобы позлить нас! Мы любили его… любили… Чтобы… позлить! — надрывался голос.

— Между нами пропасть. Ты безумна, но не я. — Кассия развернулась и пошла к окну.

— Никаких нас нет. Есть ты! Только ты!!! Кас распахнула створки: вместе с ветром в комнату ворвались капли дождя.

— А ведь ты станешь скучать по нему, — посетовала Безмясая, растворяясь в темени за подоконником.

— Недолго, — скорбно вздохнула Кас.

Она слишком устала, чтобы страдать. Путь указан. Все чувства перегорели, не оставив даже угольков. Так, горстка сизого пепла.

Комната расплывалась у нее перед глазами, полными слез. «Где Рики? Здесь его нет. Только плоть и кости, — звенело в ушах. — Мортис унесла Рики с собой».

— Значит, и нам пора… — прошептала Кассия. — Моя любовь, иду к тебе!

Белое платье мелькнуло в оконном проеме. А дождь припустил еще сильнее. Его капли летели к земле вместе с Кас, прямо в объятия смерти. Она упала на каменные плиты, как яблоко падает с ветки, как камешек падает в пруд, как капля крови падает с пораненного пальца.


Время не остановилось. Невендаар продолжил жить, как жил. Кто лгал и крал, продолжал так же лгать и красть. Впрочем, и те, кто не делал этого никогда, не изменили себе.

Тела барона и его невесты обнаружили на рассвете. Кассию нашли стражники, обходившие дозором замковую площадь, а Седрика те, кто отправился сообщить ему скорбную новость. Две смерти в одну ночь потрясли город. Пусть барон и его нареченная не были ангелами во плоти, никто из жителей Фальвика не желал им такой судьбы.

Тайну заговора инквизиторы увезли с собой в столицу. Они покинули Фальвик вечером того же дня, словно давно ждали случая убраться подальше от этого проклятого места.

Седрика похоронили с причитающимися почестями в фамильном склепе и Кассию положили подле него. Единицы знали, чья рука лишила барона жизни. Под страхом казни им велено было молчать, чтобы не сеять смуту.

Наиболее искренне оплакивал Кассию и Седрика отец Теофил. Когда же траур кончился, он отказался от сана, раздал имущество, не оставив себе ни гроша, и ушел в лес. Больше никто его не встречал. Поговаривали, что где-то в глуши живет святой человек, который, не поднимаясь с колен, молит Всевышнего о прощении для всякой живой твари.

Мастер Аарон и Блинкл навестили Фальвик несколько месяцев спустя. Они забросили колдовство и организовали труппу бродячих артистов. Аарон играл королей, а Блинкл все больше комичных девиц. Трагедия барона и баронессы заинтересовала новоиспеченных лицедеев настолько, что они написали пьесу. Правда, широкого признания сей опус не получил.

Удачливый Вор также забросил свое прежнее ремесло. Он женился, обзавелся детишками, а на два золотых купил торговую лавку. Денежки эти не раз обернулись и принесли доход, а гном навсегда забыл о приключениях, едва не закончившихся для него так трагично.

Два Копья, Лаантар и прочие эльфы возродили уничтоженную обитель Эльмаар. Они по-прежнему не подпускали людей к своим границам, однако один человек все же навещал друга среди вечной осени.

Липовый маг, хозяин кошачьего черепа на палке, вовсе не погиб от рук разбойников. Он благополучно добрался домой, в Аартен, где и живет по сей день с дочерью, после чудесного исцеления взявшей имя Кассия.

Солгала ли Мортис нарочно или спутала несуразного мужичка с кем-то — лучше спросить у нее. Но видит небо, это плохая идея. Никогда нельзя угадать наперед тайны безумной богини Смерти. Она щедро делится со слугами своей обидой и болью. Кто встречал баньши, запросто подтвердил бы это. Дикий их вой вырывает души из тел, не оставляя лазейки к спасению. Впереди нее всегда бежит громадный косматый зверь. Позади — земля превращается в гнилую пустошь. Платье баньши белее снега, а взгляд несказанно печален. Она смотрит в глаза поверженным врагам, силясь отыскать того единственного, которого потеряла.

Однажды поиски закончатся. Перестанут пылать города, чума остановит свое шествие. Отряд храбрецов оборвет череду безликих лет, и, возможно, за этой гранью бедняжка обретет покой.

Но это совсем другая история, а пока есть еще двое и пустой перекресток. Перекресток четырех дорог, бегущих от края до края горизонта, свинцовые тучи, готовые пролиться дождем, и промозглый ветер.

Крылатый конь нервно прядал ушами и грыз удила. Ему не терпелось унести седока обратно в Таргрим, однако угрюмый рыцарь медлил.

— Не изменишь решение? — сурово насупившись, спросил всадник.

— Я не останусь, — ответил человек в длинном дорожном плаще с капюшоном, закутанный в широкий шарф по самый нос. — Слишком многое здесь тяготит меня. Надеюсь, в Фергале оценят мои таланты.

— Серая Гильдия? — Всадник похлопал пегаса по шее.

— Может, да. Может, нет. Обычно есть, как минимум два варианта быть кем-то или быть собой… — Шарф скрывал лицо говорившего, но, скорее всего, тот улыбнулся.

— А если я прикажу остаться? — просто чтобы потянуть время, спросил рыцарь.

— Трев, все переменилось. И мы уже не те, что были. — Самуэль, прищурившись, посмотрел на друга.

— Значит, прощаемся? — вздохнул тот. — На сколько? На год, на два, до скончания веков?

— Мы непременно встретимся, — пообещал Сэм. — Я наверняка буду слышать о тебе часто, тогда как ты обо мне едва ли.

— Ну, бывай? — Тревор махнул рукой.

— Бывай.

Крылатый конь радостно взмыл ввысь, а Самуэль проводил его с земли долгим взглядом.

Затем неприметно одетый путник натянул капюшон на голову и решительно зашагал по дороге на запад.