— Спасибо, — наконец хриплю я.

Профессор Гибсон направляет меня к столу.

— Почему бы тебе не поесть чего-нибудь? Амалия, хочу поговорить с тобой о документе Брауна. У тебя была возможность просмотреть его?

Обе отворачиваются, погружаясь в диалог о взаимосвязи между черным феминизмом и расовой теорией — тема, в которой профессор Гибсон является экспертом.

Я бреду к столику с закусками, накрытому белой скатертью и заставленному сыром, крекерами и фруктами. Две мои лучшие подруги: Хоуп Мэтьюс и Карин Томпсон — уже стоят там. Одна темненькая, другая светленькая, они — самые красивые и умные ангелы в мире.

Я подхожу и едва не падаю в их руки.

— Ну? Как все прошло? — нетерпеливо спрашивает Хоуп.

— Думаю, хорошо. Она сказала, что, похоже, для Гарварда будет честью принять меня и что первая часть извещений о приеме скоро начнет приходить.

Я хватаю тарелку и начинаю наполнять ее, желая, чтобы куски сыра были побольше. Я так голодна, что смогла бы съесть целую головку сыра. Весь день нервничала из-за этой встречи и теперь хотела просто упасть лицом в тарелки с едой.

— О, ты создана для Гарварда, — заявляет Карин.

Мы все трое находимся под патронажем профессора Гибсон, которая верит исключительно в поддержку молодых женщин. В кампусе есть еще несколько сетевых организаций, но все ее влияние направлено лишь на продвижение девушек, и я более чем благодарна за это.

Сегодняшняя коктейльная вечеринка организована для ее студентов, чтобы они могли познакомиться с преподавателями самых престижных факультетов страны. Хоуп хочет заполучить место на медицинском факультете Гарварда, а Карин отправится в Массачусетский технологический.

Ох уж это море эстрогена в доме профессора Гибсон. Кроме ее мужа присутствует лишь пара мужчин. Я действительно буду скучать по этому месту после выпуска. Это был мой второй дом.

— Скрестим пальцы, — отвечаю я Карин. — Если не попаду в Гарвард, тогда будет Бостонский колледж или Суффолк. — Тоже неплохо, но Гарвард практически гарантирует мне работу мечты после выпуска в одной из ведущих юридических фирм страны, или, как у нас говорят, в Большой Юриспруденции.

— Ты поступишь, — уверенно говорит Хоуп. — И, надеюсь, как только получишь письмо о приеме, ты прекратишь убивать себя, потому что… Боже, Би, ты выглядишь напряженной!

Я с трудом поворачиваю голову, разминая шею. Да, я действительно напряжена.

— Знаю. В последнее время у меня жесткий график. Сегодня, например, легла спать в два ночи, потому что девушка, которая должна была закрывать «Ковбойские сапоги», сбежала и оставила меня одну, а потом пришлось встать в четыре, чтобы разобрать почту. Я добралась домой около полудня, отключилась и чуть не проспала.

— Все еще работаешь в двух местах? — Карин убирает с лица свои рыжие волосы. — Ты говорила, что бросишь подработку официанткой.

— Пока не могу. Профессор Гибсон говорит, что в юридической школе не хотят, чтобы мы работали в первый год обучения. Единственный способ иметь достаточно денег на еду и жилье — накопить до сентября.

Карин сочувственно вздыхает.

— Я тебя понимаю. Мои родители взяли такой большой кредит, что на него можно было бы купить небольшую страну.

— Хотела бы я, чтобы ты поселилась с нами, — жалобно добавляет Хоуп.

— Неужели? Вот уж не знала, — шучу я. — С начала семестра ты повторяешь это всего лишь дважды в день.

Она в ответ морщит свой хорошенький носик.

— Тебе бы так понравилось то место, что папа для нас снял! Там окна от пола до потолка, и это прямо у ветки метро. А общественный транспорт… — она загадочно двигает бровями.

— Это очень дорого, Эйч.

— Ты же знаешь, я бы покрыла разницу… Точнее, мои родители, — поправляется она. У семьи этой девушки денег больше, чем у какого-нибудь нефтяного магната, но, глядя на нее, этого не скажешь. Она такая же практичная, как и мы.

— Знаю, — говорю я, заглатывая куски мини-сосисок. — Но я буду чувствовать вину, потом вина может перерасти в обиду, и затем мы перестанем быть подругами, а перестать быть твоей подругой — это отстой.

Она качает в ответ головой.

— Если когда-нибудь твоя упрямая гордость позволит тебе попросить о помощи, я буду тут.

— Мы будем тут, — вклинивается Карин.

— Видите? — Я указываю вилкой то на одну, то на другую. — Вот почему я не могу жить с вами, девчонки. Вы непомерно много для меня значите. Кроме того, это мне на руку. У меня сбережений почти на десять месяцев до начала занятий следующей осенью. У меня есть эти деньги.

— Хотя бы приди выпить с нами, когда все это кончится, — умоляет Карин.

— Мне еще домой ехать, — я скроила кислую мину. — Я заступаю в смену завтра и сортирую посылки.

— В воскресенье? — с удивлением спрашивает Хоуп.

— Оплата в полтора раза выше. Я не смогла отказаться. На самом деле я скоро должна буду уехать. — Я ставлю тарелку на стол и пытаюсь взглядом окинуть происходящее за большим эркерным окном. Я вижу лишь тьму и росчерки дождя по стеклу. — Чем скорее я поеду, тем лучше.

— Только не по этой погоде. — Профессор Гибсон появляется у моего локтя с бокалом вина. — Сообщили о гололеде: температура падает, и дождь превращается в лед.

Один взгляд на лицо моего куратора, и я понимаю, что должна отступить. Что я и делаю, но с большой неохотой.

— Хорошо, — говорю я, — но я выражаю протест. И вам… — я указываю вилкой на Карин, — лучше приберечь мороженое в морозилке на тот случай, если мне придется остаться с вами, а то я точно разозлюсь.

Мы смеемся. Профессор Гибсон идет дальше, оставляя нас одних как троицу лучших старшекурсников. Через час общения мы с Хоуп и Карин хватаем наши пальто.

— Куда идем? — спрашиваю я девчонок.

— Д’Андре в «Мэлоуне», и я обещала встретиться с ним там, — отвечает Хоуп. — Ехать всего две минуты, так что все будет в порядке.

— В «Мэлоуне»? Но это же бар для хоккеистов, — хнычу я. — Что Д’Андре делает там?

— Пьет и ждет меня. Кроме того, тебе нужно с кем-то переспать, а спортивный — твой любимый типаж.

Карин фыркает.

— Скорее, единственный.

— Эй, — возражаю я, — у меня есть очень веские причины, чтобы предпочитать спортсменов.

— Знаю. Мы это слышали. — Она закатывает глаза. Если хочешь получить ответ на статистический вопрос, обращайся к ботаникам. А если желаешь удовлетворить физические потребности, иди к спортсменам. Тело — инструмент профессиональных атлетов. Они заботятся о нем и знают, как добиться совершенства, бла-бла-бла. — Левой рукой Карин изображает болтливый рот.

Я показываю ей средний палец.

— Но заниматься с тем, кто тебе нравится, намного приятнее, — говорит Хоуп, которая встречается с Д’Андре, своим парнем-футболистом, с младших классов.

— Мне они нравятся, — возражаю я, — час или около того, пока я их пользую.

Мы хихикаем над этим, но затем Карин вспоминает парня, который понизил планку.

— А ты помнишь Грэга «Десять секунд»?

Ее слова заставляют меня поежиться.

— Во-первых, большое спасибо, что напомнила мне об этом ужасе, во-вторых, я не говорю, что среди них нет «бракованных». Просто с атлетами шансы выше.

— А хоккеисты тебе подходят? — спрашивает Карин.

Я пожимаю плечами.

— Не могу знать. Я не вычеркнула их из списка потенциальных партнеров не из-за успехов в постели, а потому что они сверхпривилегированные засранцы, получающие снисхождение от профессионалов.

— Сабрина, детка, ты должна дать им шанс, — настаивает Хоуп.

— Не-а. С хоккеистами я не играю.

— Боже, посмотри, что ты упускаешь. — Карин развратно проводит языком по губам. — А парень с бородой? Я хочу знать, на что это похоже. Борода — в списке моих невыполненных желаний.

— Ну так дерзай. Мой бойкот хоккеистов оставляет тебе больше шансов.

— Вполне согласна, но… — Она ухмыляется. — Нужно ли мне напоминать, что ты переспала с той шлюхой Дином Лаурентисом?

Фу. Вот об этом мне никогда не стоит напоминать.

— Во-первых, я была пьяная вдрызг, — ворчу я. — Во-вторых, это было на втором курсе. И, в-третьих, именно поэтому я поклялась держаться подальше от хоккеистов.

Хотя в колледже Брайара и есть лидирующая футбольная команда, он известен прежде всего благодаря хоккеистам. Парни на коньках тут возведены в ранг богов. Обсуждаемый субъект: Дин Хейвард Ди Лаурентис. Он учится на политологическом, как и я, у нас было несколько общих курсов, в том числе по статистике на втором году обучения. Этот курс был чертовски сложен. Все очень старались.

Все, кроме Дина, который спал с ассистенткой преподавателя.

И она поставила засранцу «отлично», чего он совершенно не заслужил. Я знаю это наверняка, потому что последнее задание мы выполняли в паре, и я видела, какую чушь он написал.

Когда я узнала, что он сдал на «пять», мне захотелось отрубить ему член. Это было так несправедливо. Я пахала как лошадь весь курс. Проклятье, да я везде пашу как лошадь! Все мои достижения заработаны кровью, потом и слезами, в то время как какая-то задница имеет все на блюдечке. Да пошел он!

— Она снова злится, — Хоуп театрально шепчет Карин.

— Она думает о том, как Ди Лаурентис получил «отлично» на том курсе, — так же громко твердит Карин в ответ. — Ей правда нужно с кем-то переспать. Когда был последний раз?