— Запиши и не забудь, — поет она мне. — Надо быть открытым. Искренним и открытым! — А затем, продолжая петь в микрофон, снова оказывается в проходе между рядами.

Ну что тут скажешь? Марк никогда не отличался деликатностью.

Но я смотрю на Хадсона и вижу, что тот улыбается, взволнованный выбором Дианы, и мне становится без разницы, что она там спела. Просто я чувствую себя счастливым. Искренне счастливым.

После того как под аплодисменты вставших со своих мест зрителей Диана закрывает шоу, мы все высыпаем из зала в ночную прохладу и начинаем осторожно подниматься по лестнице к домикам.

— Это было круто, согласен? — спрашивает меня Хадсон. Мы с ним больше не держимся за руки, потому что идем посреди толпы.

— Это было удивительно, — соглашаюсь я.

— Мне очень понравился микс песен Мадонны. Я ничего не знаю о диджействе, но мне здорово зашло, а тебе?

— Ага. И Диана здорово спела ту песню под фанеру. — Марк сегодня на вершине успеха.

— Ну, что касается меня, то я небольшой фанат дрэг-шоу. Но раз в году с удовольствием смотрю его. И иногда мне начинает казаться, будто я единственный здесь нормальный человек, в хорошем смысле этого слова.

— Нормальный? — переспрашиваю я.

— По сравнению с внешним миром. — Быть квиром — это, конечно же, нормально, но ведь существуют и дрэг-квин, и мюзиклы, которые… — И, помолчав немного, он продолжает: — Меня будто распилили пополам. Ну, вроде как есть нормальный мир и есть мир геев, и я живу в мире геев, и мне нравится это, но в то же самое время я, возможно, не вписываюсь в него целиком. И мне бы хотелось, чтобы мир геев больше подходил мне. Не знаю, похоже, я порю чушь.

— Нет. Думаю, я понимаю тебя. Мы с тобой определенно существуем сейчас в мире геев, и нам бывает трудно признать, что это наш мир, что мы принадлежим ему. Мир натуралов — ненормальный мир — не желает принимать нас. Но здесь мы можем быть такими, какими хотим быть. И никто и не подумает осуждать нас.

— Я не считаю, что мир натуралов отказывается принимать меня, — смеется он. — Я имею в виду, что нам приходится жить в нем, и мне это комфортно. По большей части.

— Ну да, но ты должен чувствовать себя комфортно и здесь.

— Я и чувствую, но дрэг-квин быть не хочу. Вот что я пытаюсь донести до тебя.

— Ну, вряд ли кто-то будет тебя заставлять, — смеюсь в ответ я. — С такими-то плечами.

Он весело смотрит на меня и тоже смеется. Мы доходим до верха лестницы, и толпа начинает удаляться от нас, направляясь к домикам.

— Ты хорошо разбираешься в таких вопросах для здешнего новичка.

— Я много думал об этом, — не так чтобы лгу я. Я и впрямь немало размышлял на подобные темы. Впервые покрывая свои ногти лаком за пределами лагеря, я думал: «Ну вот, это станет еще одной причиной для засранцев вести себя по отношению ко мне как засранцы», а потом: «Они будут вести себя так в любом случае, зато я смогу испытывать маленькую радость каждый раз, когда мои ногти сверкнут при ярком свете». И еще я думал о мальчике из лагеря, который сказал мне в темноте, что я особенный, и о том, что я действительно почувствовал себя с ним таким. Но этого не стоит рассказывать Хадсону. Такая история не в духе Дала.

— Понятно, — говорит Хадсон. — Пошли вон туда. Я хочу кое-что показать тебе.

Он берет меня за руку и ведет к актовому залу, к задней его части, погруженной в темноту.

— Что? — спрашиваю я.

— Как считаешь, у нас было хорошее первое свидание? — Его лицо наполовину скрывает тень, выступающие скулы ярко освещены, глаза блестят.

— Да. Действительно хорошее.

— Замечательно. — Он слегка отворачивается от меня, и я облокачиваюсь на стену зала, чтобы лучше видеть его, а затем, не успеваю я понять, что происходит, как он наклоняется и целует меня. Честно говоря, я ожидал, что его поцелуй окажется грубым и даже неопытным. Но это была глупая мысль, учитывая историю его похождений. Кроме того, он излучает такую энергию, что я думал, будто его поцелуй окажется сродни удару. Но я ошибался. Он нежен, но настойчив, его язык осторожно раздвигает мои зубы, его руки обнимают меня. Он приникает ко мне, и меня не смущает, что он чувствует, как я возбужден, потому что я чувствую, как возбужден он. Его руки спускаются ниже по моей спине, и он притягивает меня еще ближе. Знаю, мне следовало бы оттолкнуть его — ведь это уже больше, чем просто поцелуй; это уже довольно далеко зашедшая любовная игра, он ведет себя как плейбой, и я рискую стать еще одним его завоеванием на две недели, но все это уже происходит, и это так хорошо. До такой степени хорошо, что у меня перехватывает дыхание. Так хорошо, будто я пою соло на сцене. Будто мне устроили овацию стоя.

Но мне, собрав все мои силы, все же удается отпрянуть от него, когда он делает паузу, чтобы глотнуть воздуха.

— Не так быстро, — говорю я. — А не то я подумаю, что у тебя больше общего с Халом, чем ты хочешь показать.

Хадсон какое-то мгновение будто пребывает в шоке, и я боюсь, что все испортил, но потом он улыбается.

— Верно. Не надо спешить. Прости. Просто ты… очень хорошо целуешься.

Конец ознакомительного фрагмента