Элда Мингер

Ритмы ночи

Пролог

— Ой-ой-ой! Смотрите, девочки, какая люстра! — Звонкий, восторженный голос Лауры Гордон постепенно сошел на шепот — она, как завороженная, не могла оторвать глаз от множества переливающихся, подрагивающих хрустальных подвесок. Хитер Грей чуть не налетела на свою подругу: тоже, задрав голову, восхищалась гигантской люстрой, этой сверкающей массой. Замыкавшая шествие Мэг Прескотт — она изучала на ходу путеводитель — не сдержала улыбки, услышав в голосах подруг столько неподдельного детского восторга.

Все три девушки — Лаура, Хитер и Мэг — были неразлучны со школьной скамьи, с того времени, как вместе учились в высшей школе [Высшая школа в США — 9—12-е классы. — Прим. перев.] в городке Блу-Спрюс, штат Колорадо. Теперь же Мэг работала в солнечном Лос-Анджелесе, поэтому Хитер и Лаура наскребли немного деньжат и полетели к подружке — покутить и подурачиться ровно семь дней. Сейчас середина февраля, но погода все равно прелесть! Как здорово распрощаться на время с холодным снегом, скользким льдом и колючим зимним ветром Скалистых гор! Ради такого удовольствия и денег не жалко. Мэг решила устроить девочкам настоящий праздник. Они уже побывали в Диснейленде, совершили экскурсию по городу и в Голливуд, по Мелроуз-авеню и в Малибу. Устали, конечно, и больше всего — от впечатлений.

«В нашем отеле останавливались многие кинозвезды», — прочитала Мэг в своем испещренном пометками путеводителе и подавила зевок. Всю ночь накануне, почти до четырех утра, они дурачились в блюз-клубе на Сансет-бульвар. «Здесь жили Лоренс Оливье и Вивьен Ли. И Элизабет Тейлор…»

— Ух, вот это я обожаю! — Лаура махнула в сторону роскошной вазы в восточном стиле на блестящем черном постаменте. Отбросив со лба прядь золотисто-рыжих волос, она принялась искать в сумке фотоаппарат. — Мэг, встань-ка вот сюда! Надо, чтоб ты была в кадре.

Мэг, отдав путеводитель Хитер, молча подчинилась. Сразу поняла: ее наисовременнейший «кэжьюэл» [Удобная одежда на каждый день (англ. «casual»), допускающая некоторое «вольнодумие», но приличная в любой ситуации. «Кэжьюэл» профессионалы в моде называют ведущим стилем нового тысячелетия. — Прим. ред.] — обрезанные джинсы, экстравагантная красно-белая гавайская блуза и плетенные из алых ремней сумка и обувь — будет здорово контрастировать с элегантными, плавными линиями дорогой вазы. Отличная фотография получится!

Лаура несколько раз подряд щелкнула маленьким автоматическим фотоаппаратом. Ей нравилось изображать типичную туристку среди такого шикарного окружения. Она поставила Хитер и Мэг у стилизованного, с завитками «модерн» шезлонга. И конечно же, Лаура уговорила запечатлеть Мэг под этой потрясающей хрустальной люстрой. Затем Лаура несколько раз сфотографировала огромный бассейн с кристально чистой голубой водой, сверкающие белизной кабинки для переодевания, прелестный бар. Хитер, с коротко подстриженными темно-каштановыми волосами и серыми глазами, выглядела, пожалуй, самой оживленной. А вот Лаура не очень-то рвалась позировать — больше снимала подруг.

Тут и там среди буйной растительности возвышались пальмы, придавая пейзажу фантастический вид. Радовали глаз невероятно ровные изумрудно-зеленые газоны с разноцветными брызгами диковинных тропических цветов, наполнявших воздух густым ароматом. Чирикали птички, жужжали пчелы… Мэг, оглядываясь кругом, все не могла поверить: неужели они в центре Лос-Анджелеса, точнее, в Беверли-Хиллз? Отель — как зеленый оазис посреди пустынного города.

— Вот это жизнь! — В голосе Лауры прозвучала почтительность, зеленые глаза сияли восторгом. — Все на свете отдала бы, чтобы стать по-настоящему богатой!

— Девочки, смотрите-ка — чье-то платье на стуле! — прошептала Хитер, подталкивая локтем Мэг.

В это обычное утро своего семидневного отпуска — они и не спали почти ночью, понадеявшись на кофе да на энергию молодости, — девушки пели, смеялись, обменивались шутками. Хотелось впитать в себя как можно больше столь легкой, свободной жизни.

У Мэг появилось вдруг желание совершить нечто экстравагантное — ну, например, надеть вот это платье, кем-то оставленное на стуле, и сфотографироваться. Классная карточка получится, будет потом над чем посмеяться!

— Ну-ка, Мэг, надень! — подзадорила Лаура. Мэг не из тех, кто робеет. Она оглянулась по сторонам: в бассейне плескались всего несколько человек. О платье явно забыли — вон рядом еще стакан из-под мартини стоит.

— Давай! — шепотом, но энергично подначила ее Хитер.

Будто черт ее подтолкнул: Мэг схватила платье — какой мягкий, бархатистый махровый ворс! — и в одно мгновение натянула. Ни блуза, ни шорты, ни сандалии не выглядывали из-под снежно-белой каймы — только пальцы ног с огненно-алыми ноготками. Точь-в-точь в тон бусам на шее, но к платью бусы явно не подходят — не тот вырез.

— Сними ты это украшение! — крикнула Лаура, уже приготовившись щелкнуть.

— Слушаюсь, мэм! — И, стащив с шеи бусы, Мэг бросила их Хитер.

Та ловко поймала их и со смехом надела на себя.

— И… еще очки! — не переставая хохотать, еле выговорила Хитер. — Потрясающе выйдет!

Мэг небрежно села в шезлонг — с таким видом, словно ничто на свете ее не волнует, — и, повернувшись к подругам, одарила их сверкающей улыбкой. Подняла стакан с мартини (тост за «красивую жизнь»), другую руку запустила в короткие, взъерошенные русые волосы и, улыбаясь, посмотрела прямо в фотоаппарат, немного приподняв одну бровь — как будто говорила: «Повеселимся, а?»

Конечно же, она и предположить не могла, какую роль это фото сыграет в ее жизни.

Глава первая

С того яркого, беззаботного дня прошло три года и четыре месяца. Кафе Даффи гудело; в маленьком уютном баре аппетитно пахло пивом и жаренным на решетке мясом. В пятницу здесь всегда подают суп из ребрышек. Кафе сегодня снято для празднования встречи выпускников, но Билл Даффи оставил свое традиционное меню неизменным — оно уникально, больше нигде такого нет.

Никто особенно и не спорил, где проводить вечер встречи. Конечно, у Даффи: самое подходящее место для тусовки в таком маленьком городке, как Блу-Спрюс, штат Колорадо. Мэг Прескотт открыла дверь — в нос ударил густой дух сигаретного дыма. Она, вообще-то, давно уже не курила, да и привыкла в Лос-Анджелесе к таким ресторанам, где подают здоровую пищу, но все равно, Даффи — это родной дом. Воспоминания о счастливых деньках нахлынули на нее. Вскоре она, однако, нахмурилась. И Хитер и Лаура какие-то сегодня загадочные. Само по себе это, может быть, и нормально — такой уж день, но все равно — что-то не так. Утром, когда Мэг разговаривала с ними по телефону из номера отеля, в голосе и той, и другой, было что-то необычное. Инстинкт редко ее подводил, и сейчас она чувствовала, что надо быть… осторожной, что ли, внимательной.

Все три подруги были любительницы розыгрышей. Школьные учителя их жили в постоянной тревоге — опасались: вот-вот опять что-нибудь выкинут. Мэг готова поклясться, что слышала вздох облегчения, когда они втроем, — вместе, как обычно, — поднимались на сцену, чтобы получить выпускные дипломы. Это было десять лет назад.

А сегодня она беспокоится: уж не приготовили ли девчонки что-нибудь для нее самой? С них станется! Ничего плохого, конечно, особого ущерба эти шутки не нанесут. Что-нибудь такое… легонькое, чтоб все потом смеялись, и не один год. Как тот маленький отпуск, к примеру, и как те фотографии. Мэг окинула взглядом зал. Лаура прислала ей целую кипу — живо запечатленная неделя клоунад и шуток там, в Южной Калифорнии. Она от души смеялась, рассматривая их, особенно тот снимок, в отеле «Беверли-Хиллз», где она в чужом платье. Она даже прикнопила несколько фотографий на стенку над компьютером.

Осмотрев зал из конца в конец, она заметила, что все взгляды устремлены на нее. Так, спокойно… в чем дело? Одежда ее в порядке: на ней черные джинсы в обтяжку и черный топик, ботинки тоже черные. Этакая Линда Гамильтон из «Терминатора-2». Девушка не промах, а пришла просто потанцевать, повеселиться. Она и сама разыграет, кого хочешь.

Темные очки ей, конечно, к лицу в такой упаковке, но здесь, в полумраке, это уже перебор — снимем. Ей хотелось выглядеть сегодня очень эффектно и от души забыться, вернуться в прошлое вместе со своими одноклассниками. Ей так нужно быть уверенной в своей привлекательности! По меркам Блу-Спрюс она достигла грандиозного успеха: написала книгу, опубликовала и продала весь тираж. Один роман вышел, но что дальше? Кто может сказать, ждет ли ее удача на этом пути? Из всех сидящих здесь она одна понимает, что за десять лет после окончания школы ничего существенного не добилась, и даже не уверена, последуют ли за первой книгой другие.

Маме и это понравилось бы… Думая об Антонии Прескотт, Мэг не испытывала нежных чувств, нет. Мать всегда старалась подогнать ее под какие-то невероятные стандарты, постоянно повторяя, что она не такая, как все в Блу-Спрюс. Лучше — имела она в виду.

Время, проведенное в этом «городе бездельников», как Антония называла Блу-Спрюс, можно считать потерянным. Антония Прескотт не уставала утверждать, что ей крупно не повезло, когда судьба занесла ее в маленький колорадский городишко, да еще с дочерью. Просто у нее не было тогда никакой возможности уехать в более приличное место. Их старый «БМВ» уже отказывался служить, да и сама Антония выдохлась вконец. В Блу-Спрюс остановились, потому, что матери Мэг нужно было время, чтобы оправиться после очередного развода. Но как только она нашла себе нового кандидата на супружество — тут же, задалась целью переехать в Манхэттен. «Цивилизация!» — лаконично объясняла она, разводя руками.

Сейчас, в Блу-Спрюс, стоя в дверях кафе Даффи, Мэг оставалось лишь надеяться, что одноклассники прочно забыли ее мать. Но обычно в маленьких городках у людей цепкая память… Разнервничавшись от воспоминаний, она запустила пятерню в свои короткие светло-русые волосы. Дорого ей обошелся этот цвет шевелюры и укладка, но овчинка явно стоила выделки: прическа выглядит сейчас не как из парикмахерской, а будто ее обладательница, только что с пляжа, где лежала, глядя на волны, а ветерок трепал ей волосы.

Все еще нервничая, Мэг непроизвольно дотронулась до бриллиантовой серьги в мочке левого уха. Эти серьги с бриллиантами, по полкарата каждый, — единственная экстраординарная вещь, которую она позволила себе купить, когда вышла ее первая книга. Наверное, и последняя: ее писательская карьера в последние три года явно буксовала.

Когда она, упаковав в свой старенький джип все пожитки, включая двух котов и Слагго (помесь мопса с кем-то), катила в Лос-Анджелес, ей было страшно, но она рассчитывала на успех, собиралась сыграть по-крупному — сделать писательскую карьеру. Ей удалось издать одну книгу, — о чем многие только мечтают, — но она начинала осознавать, что перспективы на продолжение неважные.

Однако никто здесь не должен этого знать! Ее линия поведения — улыбаться, с ученым видом кивать головой и слушать, что ей расскажут о себе другие; скромно говорить: «Да, я распродала весь тираж» — и молиться Богу, чтобы никто не поинтересовался: а когда выйдет следующая книга?

Мэг опять стала играть серьгами — нервная привычка. «Успокойся, успокойся!» — мягко велела она себе. Сделала глубокий вдох, сосредоточилась и чуть не задохнулась от табачного дыма, слоями плавающего в воздухе…

Да, выглядит она восхитительно, роскошно! Так думал Дэниел Уиллет, стоя в полумраке у бара и наблюдая за Мэг Прескотт. Признаться честно, он пришел сюда только из-за нее — ведь, строго говоря, Дэниел не принадлежал к числу одноклассников, собравшихся здесь. Школу он окончил двумя годами раньше, сразу подался на ферму своего отца, там и работал все годы. И работает до сих пор, и живет там. Рассказывать ему, собственно, не о чем — ни занимательных историй, ни приключений. Впрочем, он выжил и неплохо сводит концы с концами.

А Мэг он просто хотел увидеть еще раз. Только увидеть и снова за работу. Тогда, давно, от одного взгляда на эту девушку внутри у него что-то переворачивалось, в горле вставал комок — особенно когда она улыбалась своей яркой, солнечной улыбкой. И этот ее лучистый, задорный смех… Она так и не смогла приручить свой смех, сделать его «как у леди». Он всегда вырывался из нее, откуда-то из глубины существа — словно живой родник чистой воды. Дэниел так любил, когда она смеялась. Слышал этот смех в коридоре, во время перемены, — и всегда улыбался сам себе. Смеялась она часто — открыто, беззаботно…

И вот после окончания школы двинула на Запад — за славой и карьерой. Чего, в конце концов и добилась — он краем уха слышал здешние разговоры. Дошли до него и слухи о каких-то ходивших по рукам фотографиях. Хотел посмотреть, но так был занят на своем ранчо — все как-то не удавалось. Он рад за нее, очень рад! Если кто и заслуживает успеха, так это Мэг: у нее такое доброе, отзывчивое сердце — приехала на десятилетие выпуска сюда, в маленький захолустный городок. Другие, кому повезло, как ей, сочли бы это событие незначительным, мелким и никогда бы не потащились в какой-то там Блу-Спрюс.

Подойти, заговорить с ней — нет, он не смеет. Неловко — на людях, в шумной компании. И вообще по складу характера он одиночка. У него к ней сильное, глубокое чувство, но об этом никто никогда не узнает. Когда его младший брат Алек стал встречаться с ней, это его убило. Все в его семье любили ее, даже мать, а ведь она была очень непростой по характеру. Мэг и Алека время от времени видели вместе, в течение почти двух лет. И все это время он как в агонии наблюдал за ними: как они встречались, флиртовали, смеялись, уединялись в конюшне целоваться, а может быть, кто знает… Больно вспоминать, но он… он любил их обоих. И потому только смотрел и ждал.

Мэг победила на весеннем конкурсе рассказов, проводившемся среди подростков, — первое место: пятьсот долларов и публикация в осеннем выпуске журнала. Для Блу-Спрюс эта новость стала действительно большим событием. Самым сенсационным, если не считать давнишнего случая с Мартой, женой Джейка Будайна, которая клялась, что ее похитили инопланетяне и держали у себя какое-то время.

Дэниел, узнав об успехе Мэг, понял, что, даже если Алек и Мэг расстанутся, он никогда не сможет с ней сойтись. Потому что она одна из тех, кто принадлежит всему миру. За два дня до того, как она уехала, он видел ее в магазине — она с кем-то разговаривала в нескольких шагах от него. Он только поздоровался кивком головы, а она подошла и стала рассказывать ему о своей мечте — до сих пор помнит он каждое слово этого разговора. Спросила тогда, есть ли у него мечта. Никого, кроме Мэг, это и не интересовало: все считали его счастливцем — ведь ему досталось хозяйство отца, которое тот оставил семье. Самое смешное, что он поделился с ней своей мечтой: рассказал об арабских скакунах — он без ума от этой породы, завести бы на своей ферме две-три лошади! Как они выбегают на пастбище: сильные, грациозные шеи, выгнутые дугой, точеные копыта звонко ударяют о землю… Только посмотреть — и можно умереть спокойно.

Она улыбнулась тогда ему своими прекрасными синими глазами — как только он в них не утонул, не растворился? Такие глаза способны преследовать мужчину до конца его дней. Взяв его за локоть, убедила, что верит: его мечта сбудется! И уехала.

Долго бродил он тогда в одиночестве, только собаки плелись за ним, как и хозяин, понуро наклонив головы. Все сокрушался: почему у него не хватило смелости сказать ей о своих чувствах? Потом понял, что у него нет прав на нее: она полна жизни, планов, проектов; она так талантлива! Ей ли быть женой фермера — он и просить не смел. Эти руки, умные, с хрупкими, артистическими пальчиками, станут красными, иссеченными, огрубеют. Возможно, и пыталась бы она писать в свободное время, — о своей тяжелой жизни, — но книги ее так никогда и не были бы закончены.

Позднее, в продуктовом магазине, он услышал об ее успехе, о том, что весь тираж разошелся. И тогда он, отложив дела на ферме, два с половиной часа гнал машину в Денвер, нашел книжный магазин, вошел — простой ковбой, явно не читатель, среди чистеньких, интеллигентных граждан. Конечно, ему было не по себе. Нашел ее книгу, внимательно рассмотрел фото на обложке: она сфотографировалась с мопсом Слагго в руках, — наверно, самая некрасивая собака в мире. Дэниел вез книгу домой так бережно, будто страницы были не из бумаги, а из чистого золота. Читал и перечитывал за эти годы столько раз, что сбился со счета; каждый раз глубоко переживал описанные события, каждый раз удивлялся, как много Мэг видела своими синими глазами.

Роман был о фермерской династии с несчастливой судьбой. Четыре брата, сестра, властная, деспотичная мать и мягкий, сострадательный умирающий отец. Персонаж, которого она назвала Мэттью, старший сын, принес свою жизнь в жертву остальным членам семьи. Он поступил так, как считал правильным, и нашел свое счастье. Сильные, берущие за сердце слова; живые, эмоциональные образы.

Его потряс этот роман. Перечитывая его вновь и вновь, он стал узнавать в образах этих суровых людей себя и своих братьев — Алека, Брэтта и Джо. Стал видеть свою ферму, своих собак и лошадей; чувствовать знакомые запахи, слышать привычные звуки. Его тяжелую, до хруста в спине, убивающую душу работу Мэг хорошо поняла. И как горы и земля становятся частью человеческой души. И как переживаешь одиночество, пустоту и безысходное отчаяние. А в самом конце приходит, и остается с тобой, и побеждает вера в жизнь.

Отпустить Мэг опять? Невыносимо больно! Он пойдет на вечер встречи — просто взглянуть на нее. Всегда ею гордился и будет жить дальше с тем же ощущением.

— Мэг! Не может быть! Это ты? — Крупная блондинка с матовыми, выжженными волосами вдруг появилась будто из-под земли. Мэг прочитала имя «Сьюзи», написанное неровными, жирными буквами, и только затем узнала Сьюзи Ландор, которая сидела в классе позади нее и стояла рядом в школьном хоре.

— Сьюзи, как здорово, что ты здесь! — Мэг была вполне искренна — они так часто смеялись вместе, стольких разыграли!

— Тебе надо прицепить значок со своим именем, — начала Сьюзи, — и еще…

Мэг вспомнила: ведь имя Сьюзен фигурировало в анкетах, разосланных всем участникам сегодняшнего вечера.

— Так это ты все организовала — поверить не могу! Вот молодец!

Сьюзи просияла.

— Да, Кев и я — мы решили собрать всю нашу компашку. Так здорово было в школе — помнишь?

— Ты и Кевин? Кевин Брекман?

— Я теперь Сьюзи Брекман.

— Как замечательно! Вы же в школе дрались все время!

— Мы и сейчас деремся. Отличное средство не стареть. — Сьюзи показала на конец бара.

За стойкой, уткнувшись в отпечатанный на компьютере список, сидел упитанный мужчина, осанистый, уже с пролысинами. Перед ним, на стойке — коробка с нагрудными именными карточками.

— Кев! — Сьюзи прямо лопалась от восторга. — Кев, смотри, кто здесь!

— Черт возьми, быть не может! — Кев протянул руку и дружески поздоровался с Мэг. Затем, как будто передумав, широко улыбнулся, притянул ее к себе и обнял. — Вот не думал, что ты у нас появишься!

— Почему бы и не появиться? — Мэг приняла от Сьюзи нагрудную карточку со своим именем и фотографией и, взглянув на маленькое фото, расхохоталась. Длинные прямые волосы, светящиеся восторгом глаза, лукавая, задорная улыбка. Такая она здесь юная…

— Ну… как бы… — Сьюзи, очень взволнованная, не находила слов, но быстро взяла себя в руки. — Я имею в виду — как ты там живешь, в Калифорнии?