— Я помогу вам справиться с ними, — мягко сказал Бен. — Я знаю, что этот день имел большое значение для Патриции. Иначе бы она не говорила о вас с такой теплотой.

— Я попросила Холли, мою секретаршу, купить для нас пирожных, а когда она вернулась, я отпустила ее. Мы с Патрицией обошли мой демонстрационный зал, она осмотрела всю коллекцию. Затем я приготовила чай и мы долго-долго беседовали. Патриция сняла с себя Жемчуг и надела его на меня. А потом она открыла свою вместительную сумку из крокодиловой кожи…

— Это было что-то среднее между пещерой сокровищ Али-Бабы и филиалом Картье, не так ли? — подсказал Бен.

— Да, да. Жемчуг сам по себе был роскошным подарком, но внезапно она начала вынимать бархатные футляры и кожаные коробочки, говоря при этом, что я заслужила право быть обладательницей этих драгоценностей и что она будет счастлива сообщить всем, что я ее внучка.

— А она не сказала, что упомянет вас в завещании и что в этом случае вам оставит?

— Ни слова. Откровенно говоря, до того, как вы мне позвонили, я была уверена, что драгоценности и составляют мое наследство.

— Даже после того, что Патриция сказала вам?

— Я не думала, что она имела в виду завещание. И ведь Патриция не сказала определенно, что сообщит всем, что я ее внучка.

Бен нахмурился. Он не сомневался, что Нина говорит истинную правду, но пока еще не были произнесены те слова, без которых картина не могла быть полной.

— Я должна сказать кое-что, — начала Нина и тут же замерла на полуслове, увидев, как оживился Бен. Чего он ожидает услышать от нее? — Мне не нужно никаких подтверждений. Может, даже будет лучше, если все останется так, как есть.

— Вас беспокоит то, что ваша тайна станет достоянием широкой публики? — внезапно прозрел Бен. — Многие женщины были бы рады возможности заявить о родстве со столь знаменитой личностью и получить наследство в придачу. Вы ведь любите хорошие вещи?

— Да, я люблю хорошие вещи. И меня не очень беспокоит то, что моя семейная тайна будет многим известна.

— В чем же тогда дело? — довольно резко спросил Бен.

— Дело в том, что мне ничего не нужно. Да, это звучит немного странно, но тем не менее это правда, — ответила Нина, отодвинув в сторону пустую кофейную чашку, как бы убирая все преграды между собой и Беном. — Мне не свойственна жадность, и я не привыкла хватать все подряд только потому, что могу себе это позволить. И я не отношусь к тем людям, которые только и делают, что жалуются, как плохо им живется, хотя на самом деле им грех жаловаться. У меня процветающий бизнес и достаточно денег… более чем достаточно. И если драгоценности, подаренные Патрицией, и есть мое наследство, то мне больше ничего не надо. Кроме того, если бы завещания вообще не было, я бы, возможно, думала иначе, но поскольку завещание есть…

Нина оборвала себя на полуслове и глянула на часы. Два сорок, а на три у нее была назначена встреча с известным художником по интерьеру, который сделал себе имя в кругах дизайнеров, необычно используя для оформления мебельную ткань. Он был любителем рассказывать забавные истории и редко уходил из ее зала без покупки. Сегодня Нина приготовила для него два расписных лакированных подноса, и ей нужно было вернуться в офис, чтобы не заставлять ждать ценного клиента.

— У меня назначена встреча на три часа, — объяснила Нина. — И я не могу опоздать на нее. Мне очень жаль, Бен, но я ничем не могу помочь вам. Я не знаю, где Патриция могла хранить завещание. Уверена, что вы справитесь с этой проблемой лучше, чем я.

— Вы для меня настоящая загадка, — задумчиво произнес Бен. — Вы готовы отказаться от грандиозного состояния.

— Может быть, данная ситуация неприятна для вас и в профессиональном, и в личном плане, но, честное слово, я уверена, что если объявлю себя внучкой Патриции Росситер, то только усложню и без того непростую ситуацию, — тихо ответила Нина. — Спасибо за обед. Мне было очень приятно познакомиться с вами, и сожалею, что ничем не смогла помочь вам. Несмотря на это все, мой ответ будет — нет!

— Понимаю, — ответил Бен, не сводя с Нины глаз. — Но вы уверены, что это ваш окончательный ответ?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сколько себя помнила Нина Своуп, ее мать, Фрэнсис, всегда была погружена в работу. Фрэнсис еще до замужества зарекомендовала себя талантливой сценаристкой, а когда родилась дочь, стала работать на дому для нескольких рекламных агентств. Когда же Нина выросла и начала самостоятельную жизнь, Фрэнсис вернулась на постоянную работу.

В ближайшую пятницу, после встречи с юристом в день Святого Валентина, Нина решила поехать к матери, чтобы поужинать и провести у нее уик-энд. Ей хотелось побеседовать о том, что не выходило у нее из головы после встречи с Беннетом Уортоном. Нина не сомневалась, что мать ответит на все вопросы, касающиеся Патриции Росситер.

Погода еще более ухудшилась. Небо затянуло серыми, угрожающего вида тучами. Синоптики предупреждали о надвигавшемся снегопаде, сопровождавшемся ураганным ветром, который уже прошел над Вашингтоном и Филадельфией и теперь приближался к Нью-Йорку.

Нина решила быстро пробежаться по магазинам, чтобы успеть добраться до дома матери до того, как начнется метель. После обеда у нее была назначена только одна встреча с художником по интерьеру, но он позвонил и попросил перенести ее на следующую неделю, поэтому Нина поскорее завершила все дела в офисе и поспешила к выходу. Она прошлась пешком до своей любимой французской булочной, чтобы купить свежей сдобы и пирожных.

Водитель такси, в расчете на щедрые чаевые, согласился на какое-то время остаться в ее распоряжении. Он сначала завез ее на квартиру, где Нина быстро собрала необходимые вещи и спустилась вниз, торопясь вернуться в центр до того момента, когда улицы будут запружены автомашинами.

На такси Нина доехала до книжного магазина на Пятой авеню, запаслась последними новинками и нагруженная книгами, пирожными, папкой с деловыми бумагами отправилась на восток, в направлении Парк-авеню.

Погода ухудшалась с каждой минутой, и Нина чувствовала себя очень неуютно под порывами ледяного ветра, несмотря на шубу и теплый шарф. Мысли о надвигавшейся буре позволили ей на время отвлечься от размышлений о Патриции Росситер и о том, что произошло после того памятного лета, когда она ее впервые увидела. В тот год они переехали в новую квартиру на Парк-авеню.

Сначала они жили в пентхаусе большого кирпичного здания, построенного в конце пятидесятых, но через полгода после смерти отца Нина с матерью переехали в другую квартиру, находившуюся в этом же доме на несколько этажей ниже. А еще через два года Нина обзавелась собственной квартирой.

Нина бодро поздоровалась с привратником, который сообщил ей, что Фрэнсис приехала с полчаса назад, и вошла в вестибюль, радуясь, что наконец-то оказалась вне досягаемости пронизывающего ветра. Войдя в лифт, она порылась в сумке и нашла ключи от квартиры. Нина держала часть вещей в своей спальне в квартире матери, а та делала то же самое в ее квартире. Это значительно упрощало как запланированные, так и внезапные визиты.

Через несколько минут Нина открыла входную дверь.

— Мама, это я! — крикнула она, запирая за собой дверь. — Принесла уйму вкусных вещей.

— Когда нас занесет снегом, мы будем питаться французскими пирожными, — пошутила Фрэнсис, выходя в прихожую, чтобы обнять дочь. Она оглядела сумки, которые Нина опустила на низкий столик, и с иронией сказала:

— Надеюсь, ты оставила немного пирожных остальным покупателям.

— Да, да, кое-что оставила, — рассмеялась Нина, вешая в шкаф шубу и доставая оттуда черные замшевые лодочки. Она переобулась, поправила волосы и обняла мать.

— Я очень обрадовалась, когда привратник сказал мне, что ты уже дома. Хотя твой офис и находится недалеко, очень хорошо, что ты успела добраться до снежной бури.

— Что могло со мной случиться? — снисходительно улыбнулась Фрэнсис. — Синоптики подняли такой шум из-за метели, что нам пришлось закрыться сразу после обеда.

— Ты должна беречь себя, — твердо сказала Нина, радуясь тому, как хорошо выглядит ее мать. Фрэнсис было за шестьдесят, и в прошлом году она перенесла довольно сложную операцию, после которой некоторое время жила у дочери. И именно тогда, впервые в жизни, Нина начала задумываться о здоровье своей, всегда такой энергичной матери. Сегодня она выглядела великолепно. Голубой кашемировый свитер освежал ее лицо и прекрасно гармонировал с хорошо подстриженными седыми волосами, а шрам от операции сегодня был практически незаметен.

— Дорогая, перестань волноваться по пустякам, — рассмеялась Фрэнсис.

Прихватив с собой принесенные Ниной покупки, они вошли в гостиную. Их взгляды приковало большое окно, за которым проносились густые хлопья снега.

— Как вовремя я пришла. Сегодня я поставила перед собой задачу сделать все покупки и успеть к тебе до начала метели — и выполнила ее, — сказала Нина.

— Я отнесу пирожные на кухню. На ужин у нас будут бараньи отбивные.

— Умираю от голода. Сейчас распакую вещи и помогу тебе накрыть на стол.

Оказавшись в своей спальне, Нина выложила на прикроватный столик купленные книги. На письменном столе разместились деловые бумаги и личная почта. Нина вспомнила, как девять лет назад она сидела за этим самым столом и составляла свой первый бизнес-план. Теперь можно с уверенностью сказать, что фирма процветает, и не вспоминать о первых трудных шагах. Нина подумала, что сегодня вечером им с матерью предстоит не очень приятный разговор, но его никак нельзя избежать.

Она прошла в ванную, умылась, освежила макияж и поправила прическу. В гостиной ей пришлось включить свет. Непогода разыгралась не на шутку, снегопад все усиливался, и в просторной комнате, светлой даже в самый пасмурный день, стало темно.

Нина направилась на кухню, чтобы помочь матери накрыть на стол.

— Что мне сделать? Приготовить заправку для салата? — спросила Нина, надевая фартук.

Фрэнсис сосредоточенно посыпала приправами отбивные и ничего не ответила. На плите что-то побулькивало в маленькой кастрюльке, на кухне вкусно пахло и было очень уютно. По телевизору шел выпуск новостей. Основной темой, естественно, была снежная буря.

— Я рада, что ваше агентство не рекламирует готовую заправку для салата, иначе бы нам пришлось ее попробовать, — пошутила Нина.

Следующие полчаса мать и дочь были заняты приготовлением ужина, и Нина развлекала мать, рассказывая ей о кулинарных курсах, на которые она недавно записалась.

Наконец ужин был готов, и они расположились за большим обеденным столом из темного дерева. Нина включила телевизор в гостиной, но обеих женщин больше интересовали события их собственной жизни, чем новости мирового масштаба.

Фрэнсис занимала должность вице-президента рекламного агентства, специализировавшегося на маркетинге зубной пасты, консервированных продуктов, чистящих средств… Но самым привлекательным из рекламируемых товаров являлась относительно недорогая французская косметика, и как раз в это время начинались поставки новой продукции. Нине было весьма любопытно узнать, что она собой представляет.

— Мы собираемся устроить презентацию на следующей неделе, — сказала Фрэнсис. — Ты придешь?

— С удовольствием, если там будет бесплатная раздача косметики.

— Может быть, ты познакомишься с каким-нибудь симпатичным мужчиной.

— На презентации? Мужчины, посещающие презентации косметических фирм, делятся на три категории: женатые, в надежде порадовать супругу даровым сувениром, гомосексуалисты в поисках пары и одинокие мужчины, рассчитывающие подцепить кого-нибудь только на одну ночь.

— Я все хотела тебя спросить, куда делся тот брокер, с которым ты встречалась в прошлом году. Тэд или Тодд…

— Тодд. Мне не хотелось бы говорить тебе, почему я перестала с ним встречаться, не очень красивая история.

— Мне кажется, что ты виделась с ним на той неделе, когда я выписалась из больницы. Помнится, я сказала тебе, что предпочитаю, чтобы ты приятно провела вечер, а не сидела подле моей постели.

Нина отложила вилку и рассмеялась:

— Сначала все было в порядке. Мы поужинали у «Джино», а потом отправились в кино. Тодд готовился к ответственному совещанию, а поскольку был четверг и «Блумингдейл» был открыт допоздна, мы зашли в магазин и я помогла выбрать ему новый галстук.

Фрэнсис доела свою отбивную:

— Звучит очень мило. Что же произошло?

— Когда я сказала, что мне нужно вернуться домой пораньше, чтобы побыть с матерью, только что выписавшейся из больницы, Тодду это вовсе не понравилось, — неохотно продолжила Нина. — Он предложил, чтобы я опять поместила тебя в стационар, потому что твое пребывание в квартире усложняет мою жизнь. Я, естественно, рассердилась…

— Может, он выразился как-то неудачно? Сказал не то, что думал…

— Ничего подобного, — прервала ее Нина. — Он прекрасно знал, что говорит. И тогда я поняла, что между нами все кончено, — закончила Нина, ощущая горечь и гнев.

— Может быть, стоило дать Тодду еще один шанс?

— Зачем? Если женщина начинает с того, что говорит, что возможно мужчина не хотел ее оскорбить, то рано или поздно она скажет, что он ударил ее потому, что она огорчила его.

Нина не собиралась произносить подобную тираду. Вряд ли она поможет беседе о ее отце и Патриции Росситер. Но она не смогла справиться с собой. Нина вышла на кухню за салатом и, вернувшись, добавила:

— Я не хотела рассказывать тебе о Тодде.

— Я вижу, эта история задела тебя. Не предлагаю тебе извлечь выгоду из этой ситуации, хотя многие женщины твоего возраста…

— Я не отношусь к этим многим, — отрезала Нина.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Нина немного успокоилась и решила направить беседу в нужное русло:

— Тодд меня больше не интересует. Я познакомилась с интересным человеком. Вчера мы вместе обедали.

— В день Святого Валентина? Как мило! Это Марисса вас познакомила?

— Нет. Беннет Уортон сам позвонил мне, — Нина собралась с духом. — Он распорядитель имущества Патриции Росситер.

— Старая ведьма! — вилка Фрэнсис звякнула о тарелку. — Она оставила тебе еще что-нибудь из своих драгоценностей?

— Не совсем, — стараясь говорить ровным голосом, ответила Нина и рассказала историю об исчезнувшем завещании.

— Ну и пусть используют старое или отдадут все состояние штату Нью-Йорк!

— Бен думал, что я могу знать, где спрятано завещание, а когда я сказала, что не предполагаю, где оно может быть, он внес предложение, — Нина сделала паузу, решив рассказать все до конца. — Он сказал, что я могу претендовать на наследство как единственная родственница Патриции.

— Не верю своим ушам, — сказала Фрэнсис после долгой паузы. — Ох уж эти адвокаты!

— Да нет, он довольно милый, — Нина вертела в руках массивную вилку. — Мне было приятно находиться в его обществе, хотя то, что он сказал, ошеломило меня.

— Понимаю. Он женат?

— Разведен.

— Ты собираешься встретиться с ним снова?

— Наверное, но я думаю, что он готов встретиться со мной только в случае, если я произнесу магические слова.

— А ты собираешься это сделать? — ровным голосом спросила Фрэнсис.

— Вначале я ответила отрицательно, затем Бен спросил меня, окончательный ли это ответ, и теперь я не знаю…

— Теперь ты хочешь быть объективной.

— Не совсем, — Нина улыбнулась в ответ на предположение матери. — Но я не люблю ультиматумов. И я не хочу, чтобы мое решение выглядело так, как будто я наказываю Патрицию за тот выбор, который она сделала много лет назад.

— Я никогда не встречалась с этой женщиной, но о ней ходила масса слухов. Кто-то однажды сказал мне, что она обладала особым полем и притягивала к себе людей, как магнит. А те, кого Патриция приближала к себе, становились ее рабами и выполняли любую ее волю.

— Звучит зловеще, — отозвалась Нина, вспоминая элегантную пожилую женщину, появившуюся три месяца назад в ее демонстрационном зале. — Когда мы с ней беседовали, я не почувствовала, чтобы Патриция пыталась чем-то околдовать меня.

— Конечно нет. Она всего лишь осыпала тебя драгоценностями, — с этими словами Фрэнсис переключилась на салат.

Нина поняла, что мать немного успокоилась, но решила дать ей возможность высказаться до конца прежде, чем перейти к следующему вопросу.

— Ты заметила, что я добавила в салат ломтики зеленого перца? Когда отец задерживался на работе, я всегда готовила к его приходу омлет с красным и зеленым перцем.

— Я хорошо помню, что ты приготовила омлет в тот самый вечер, когда отец пришел домой поздно и сказал, что нам пора сменить квартиру и перебраться в другой район, — Нина сделала паузу. — Это было в тот самый день, когда я зашла к нему в офис и увидела в его кабинете Патрицию Росситер.

Наступило долгое молчание. Обе женщины понимали, что с того дня что-то изменилось в их жизни и теперь наступил момент, когда они должны были поговорить об этом.

Но вначале они хотели завершить обед и перешли к десерту.

— Мама, а почему у нас никогда не было загородного дома? — мимоходом спросила Нина, когда они относили посуду на кухню.

— Это моя вина, — объяснила Фрэнсис, пока они заваривали чай и выкладывали на блюдо пирожные. — Я всегда была против.

— Почему?

— Разве я тебе не рассказывала? — удивилась Фрэнсис.

— Ты говорила, что не хочешь целый день жариться на солнце и играть в бридж в компании глупых женщин.

— Это на самом деле так, но основную причину подобного упрямства надо искать в моем детстве. В те годы каждое лето свирепствовала эпидемия полиомиелита и любая семья, опасаясь за своих детей, стремилась выбраться из города, чего бы это ни стоило.

Нина поежилась.

— Я недавно читала о докторе, который не мог поставить точного диагноза болезни, очень распространенной всего сорок или пятьдесят лет назад. Вероятно, это доказательство прогресса.

— Возможно. Ну вот, когда я была девочкой, то важно было летом выбраться из опасного, перенаселенного и являющегося рассадником болезней города.

— Бабушка часто показывала мне фотографии в альбоме и рассказывала, что дедушка приезжал к вам каждую пятницу на своем «паккарде».

— Твой дедушка в автомобилях разбирался гораздо лучше, чем в загородных домах, — рассмеялась Фрэнсис. — Так уж получалось, что каждый раз мы оказывались в каком-нибудь ужасном бунгало. А самым худшим нашим летним пристанищем оказалось то, где мы провели лето в год моего семнадцатилетия. После этого я дала себе клятву, что ни за что не стану проводить лето за городом.

— Я бы поступила точно так же, — согласилась Нина.

— А на следующее лето я начала работать в рекламном агентстве. Когда мы поженились с твоим отцом, я рассказала ему о своем отношении к летнему отдыху за городом. Он долго смеялся. А к тому времени, когда родилась ты, медицина шагнула далеко вперед и мои прежние страхи казались смешными и мне самой. Все меняется, — закончила Фрэнсис, — иногда очень быстро.

Нина сидела, задумавшись, обводя взглядом элегантную и одновременно уютную гостиную. Комната выглядела точно так же, как и много лет назад, и неизменность обстановки помогла Нине сказать то, что она собиралась.

— Твои слова напомнили мне разговор с папой во время того самого обеда, — отозвалась Нина. — Я говорила о колледже, о том, чем хотела бы заниматься, и вдруг он сказал, что я не должна планировать ничего наперед, потому что жизнь непредсказуема и все может измениться в одно мгновение, — Нина наклонилась вперед и поставила чашку на кофейный столик. — До вчерашнего вечера я не подозревала, что эти его слова могли быть вызваны визитом Патриции Росситер. А папа знал, что Патриция — его родная мать до того, как она его навестила?