— Ну и как он вам — что за человек-то?

— В смысле, какой именно человек?

— Ну да, какого сорта? — Рука Лодербека вновь дернулась. Вспыхнув, он переформулировал вопрос: — Я хочу сказать, как он вам показался?

— Жаловаться не на что, — пожал плечами Балфур. — Занимался своим делом, в чужие не лез. По выговору вроде бы уроженец Лондона. — Он помолчал, затем заговорщицки наклонился вперед. — Конечно же, теперь, когда он умер, о нем чего только не рассказывают.

И вновь Лодербек не ответил ни словом. Как-то странно он себя ведет, отметил Балфур: красный от смущения и все больше отмалчивается. Он словно бы хотел услышать от Балфура ответ на какой-то конкретный вопрос — и одновременно заставить его замолчать. Оба помощника, по-видимому, интерес к разговору утратили: Джок возил по тарелке кусок печенки, а Огастес, отвернувшись, наблюдал, как в окна хлещет дождь.

Балфур искоса следил за ними. Эти двое вращались вокруг Лодербека точно спутники вокруг планеты. Они спали в его комнате, подложив под голову по диванному валику, неотлучно следовали за ним повсюду и всегда говорили и действовали заодно, словно делили на двоих одну личность в придачу к имени. До сего дня Балфур считал их очень славными ребятами, компанейскими и понятливыми; он полагал, что их преданность Лодербеку весьма похвальна, пусть даже их вечное присутствие порою действовало ему на нервы. Но теперь? Он переводил взгляд с одного на другого и понимал, что уже не столь в этом уверен.

Лодербек почти ничего не рассказывал Балфуру о последнем этапе своего путешествия через Альпы двумя неделями раньше. Все, что Балфур знал о его ночном прибытии в Хокитику, он почерпнул главным образом из «Уэст-Кост таймс»: газета опубликовала сокращенную версию показаний, которые Лодербек в письменном виде предоставил полиции. Лодербека никто не подозревал в причастности к двум смертям, одной — фактической, другой — предотвращенной: из протокола коронера недвусмысленно явствовало, что Кросби Уэллс скончался от вполне естественных причин, а врач сумел доказать, что опиум, от которого едва не погибла Анна Уэдерелл, принадлежал ей самой. Но теперь Балфур задумался: а много ли правды в газетном отчете?

Он наблюдал, как Джок Смит гоняет кусок печенки по тарелке туда-сюда. Как странно, что Лодербек ни с того ни с сего воспылал любопытством к характеру Кросби Уэллса при жизни, а еще удивительнее то, что Кросби Уэллс, человек тихий, заурядный, не пользующийся ни малейшим влиянием, внезапно оказался связан родственными узами — да какими бы то ни было узами! — со скандально известным Фрэнсисом Карвером. Балфуру в это не верилось. А теперь вот еще эта шлюха на дороге. Речь идет о простом совпадении, или это происшествие имеет какое-то отношение к безвременной смерти Кросби Уэллса? И с какой стати Лодербек так упорно уходил от разговора об этих двух встречах — вплоть до сего момента?

Отчасти чтобы поддержать разговор, отчасти чтобы обуздать воображение, которое так и норовило голословно обвинить его друга во всех смертных грехах, Балфур проговорил:

— Итак, вы продали барк Карверу — думая, что зовут его Уэллс, — и он между прочим проболтался, что у него в загашнике припасен братец Кросби.

— Сейчас уже не помню, — отозвался Лодербек. — Это с год назад было. Давным-давно!

— Но вот вы год спустя столкнулись с братом этого человека — только что умершим, тело еще остыть не успело! — продолжал Балфур. — По другую сторону Альп, ни больше ни меньше… в месте, где вы отродясь не бывали! Поразительная случайность, вы не находите?

— Лишь немощный разум верит в совпадения, — напыщенно произнес Лодербек. Оказавшись в непростой ситуации, он имел обыкновение изображать надменную снисходительность.

Балфур пропустил афоризм мимо ушей.

— Так которое из имен вымышленное? — размышлял он вслух, не сводя с политика глаз. — Карвер? Или Уэллс?

— Я наполню кувшин, мистер Л.? — осведомился Огастес Смит.

Лодербек побарабанил по столу:

— Да, наливайте. Отлично.

— «Добрый путь» снялся с якоря недели две назад, — рассуждал Балфур. — Судно ходит туда-сюда от Кантона, верно? Чай возит? То есть мы Карвера еще долго здесь не увидим.

— Оставим эту тему, — заявил Лодербек. — Я перепутал фамилии. Наверняка перепутал. Не имеет значения.

— Минуточку! — воскликнул Балфур. Ему в голову пришла новая мысль.

— Что такое? — вскинулся Лодербек.

— Возможно, не все так просто. Учитывая, что продажа имущества покойного была обжалована. Для вдовы, вероятно, очень даже имеет значение, что у Кросби Уэллса где-то припрятан братец.

Лодербек вновь боязливо заулыбался:

— Для вдовы?

— Да-да, — многозначительно откликнулся Балфур и уже собирался было продолжать, но Лодербек поспешно его перебил:

— В хижине не было никаких следов жены — вообще никаких! По всей видимости, он — этот парень — жил один.

— В том-то и дело, — откликнулся Балфур.

Он уже хотел пояснить, но Лодербек снова вмешался:

— Вы говорите, что это важно — новости насчет брата. Но деньги мужа всегда наследует жена, разве что в завещании говорится иначе. Таков закон! Не понимаю, при чем тут брат. Отказываюсь понимать! — И он набычился, вызывающе глядя на собеседника.

— Так завещания нет, — откликнулся Балфур. — В том-то и проблема. Кросби Уэллс никакого завещания не оставил. Никто вообще не знал, есть ли у него семья. Когда он умер, непонятно было даже, куда извещение посылать, — видите ли, наличествовало только его имя: ни домашнего адреса, ни свидетельства о рождении, ровным счетом ничего. Так что его земля и дом отошли Короне… и, разумеется, Корона имеет полное право пустить их в продажу, так что они немедленно оказались выставлены на рынок и на следующий же день были куплены. Здесь у нас на рынке товар не задерживается, это я вам со всей авторитетностью говорю. И тут, еще чернила на договоре купли-продажи не просохли, объявляется жена! Никто ни о какой жене и знать не знал вплоть до того дня — а у нее, понимаете ли, и свидетельство о браке в полном порядке, и сама она подписывается как Лидия Уэллс.

Лодербек вытаращил глаза. Вот теперь Томас Балфур полностью завладел его вниманием.

— Лидия Уэллс? — проговорил Лодербек еле слышным шепотом.

Огастес Смит глянул на Джока и тут же отвернулся.

— Это в четверг случилось, — покивал Балфур. — Суд не нашел в ее документах, к чему придраться; хотя, конечно же, в Данидин послали запрос на всякий случай. И все же что-то тут не так. Свалилась точно снег на голову, хочет прибрать к рукам землю и дом, а ведь Кросби о ней даже не упоминал никогда. И вот еще что сомнительно: дама, черт ее подери, — высший класс! Как Кросби Уэллса угораздило жениться на такой красотке — о-го-го! — дорого бы я дал, чтобы разгадать эту тайну!

— Вы ее видели? Лидия здесь? Она здесь?

Имя прозвучало в его устах знакомо и привычно. Итак, Лодербек с ней знаком, выходит, он наверняка и покойного знал, подумал про себя Балфур.

— Ну да, — вслух подтвердил он, стараясь не выдать своих подозрений. — Прибыла в четверг на почтовом пароходе. Разодета в пух и прах, такая вся цаца, а по трапу-то вниз сошла, как бывалая морячка. Платье узлом завязала да через плечо и панталончики рукой придерживает. Все обручи да застежки на виду. Чтоб мне провалиться, если я знаю, как Кросби Уэллс заполучил такую штучку, — вот чтоб мне провалиться на этом самом месте!

Лодербек все еще никак не мог оправиться от потрясения:

— Лидия Уэллс — жена Кросби Уэллса!

— По крайней мере, так она утверждает. — Балфур вгляделся в лицо собеседника, а затем резко отставил бокал и подался вперед. — Послушайте, мистер Лодербек, — объявил он, хлопнув ладонью по столу между ними, — сдается мне, что-то мешает вам высказаться начистоту. Может, облегчите душу?

Эта простая просьба словно бы открыла шлюзы в сердце Алистера Лодербека. Подобно столь многим руководящим персонам, которые привыкли к постоянному сервису по высшему разряду и потому редко остаются одни, Лодербек был склонен воспринимать обслугу в чисто утилитарном ключе. Безусловно, Балфур очень славный парень: сметливый делец, шумный весельчак, склонный к излишествам, любитель посмеяться, — но его ценность как человека сводилось к ценности назначенной ему роли; в представлении Лодербека он был легкозаменяем. Что скрывалось за самоочевидными качествами, политик не давал себе труда выяснить.

Когда властелин впервые прозревает в своем подданном человека — возможно, и не равного себе, но, по крайней мере, живое существо, цельное и умалению не подлежащее, со своими слабостями и увлечениями, с подлинным прошлым и неопределенным будущим, — это всегда момент глубоко личный. Сейчас Алистер Лодербек остро пережил это осознание — и устыдился. Он вдруг понял, что Балфур предлагал ему дружбу, — а он принимал лишь содействие; что Балфур дарил его великодушием, — а он ценил в нем лишь полезность. Лодербек обернулся к помощникам.

— Ребятки, — сказал он, — я хочу поговорить с Балфуром один на один. Оставьте нас ненадолго.

Огастес и Джок поднялись от стола (одержав победу над соперниками, Балфур с непривычным для него торжеством отметил, что оба явно расстроены) и молча вышли из зала. Едва они скрылись за дверью, Лодербек глубоко выдохнул. Он плеснул себе еще вина, но пить не стал — просто держал бокал в ладонях, неотрывно глядя на него.

— Том, вы скучаете по Англии? — спросил он.

— По Англии? — Балфур поднял брови. — Ноги моей не было в солнечной Англии с тех пор, как… хм. С тех пор, как в волосах моих еще не пробилась седина!

— Да, конечно, — сконфуженно поправился Лодербек. — Вы же в Калифорнии старательствовали. Я и позабыл. — Он умолк, ругательски себя ругая.

— Здешний народ хлебом не корми, дай потолковать про дом родной, — промолвил Балфур. — Там лучше, где нас нет, как говорится.

— Да, — тихо произнес Лодербек. — Именно.

— Ба! — продолжал тот, ободренный согласием собеседника. — Ребята в большинстве своем так и живут, одной ногой уже на корабле. Намыли золотишка — и тотчас обратно. И что дальше? Обеспечит такой себя на всю жизнь, найдет девушку, хозяйством обзаведется — и о чем, как вы думаете, мечтает? Что во сне видит? Да золотые прииски! Грезит о тех временах, когда золотые «знаки» в руках держал! И все толковал о доме. О мамочке. О йоркширском пудинге и настоящем беконе. Вот так-то. — Балфур постучал бокалом о стол. — Англия — это Старый Свет, это наше отечество. По отечеству скучаешь — как же не скучать-то? Но возвращаться не возвращаешься.

Дожидаясь, чтобы политик наконец заговорил, Балфур обвел глазами зал. Время близилось к одиннадцати, толпа желающих пообедать еще не начала просачиваться внутрь небольшими группками, но вскорости это произойдет: ведь была суббота, причем суббота, завершающая неделю проливного дождя. Парень, дежуривший у очага, ушел, прихватив с собою горячие утюги. Повар, отложив карты, рубил какую-то кость. Откуда-то из внутренних помещений вынырнули мальчишки-уборщики и теперь с шумом и тарарамом составляли тарелки. Священник за соседним столиком все еще сидел за своим давным-давно остывшим кофе, впиваясь глазами в брошюру и сосредоточенно поджав губы. Очевидно, что до соседей ему никакого дела не было, но Балфур на всякий случай пододвинул свой стул поближе к Лодербеку и понизил голос.

— Лидия Уэллс, — начал Лодербек, — хозяйка некоего заведения в Данидине, название которого я произнесу только единожды, и не больше, с вашего позволения. Это место зовется «Дом многих желаний» — звучит по-дурацки, на самом-то деле. Наверняка вам доводилось о нем слышать.

Балфур чуть наклонил голову, подразумевая, что с заведением близко незнаком, но и в полном неведении не пребывает. Речь шла об игорном доме самого что ни на есть упаднического толка: он славился своими высокими ставками и своими танцовщицами.

— Лидия была… моей доброй приятельницей в стенах этого заведения, — продолжал Лодербек. — Деньги тут ни при чем. Никаких денег из рук в руки не переходило — зарубите себе на носу. Потому что это чистая правда. — Он попытался ожечь Балфура взглядом, но судовладелец не поднимал глаз. — Как бы то ни было, — продолжил Лодербек спустя мгновение, — всякий раз, будучи в Данидине, я наведывался к ней в гости.

Он подождал, словно приглашая собеседника высказаться, но Балфур упорно молчал. Через минуту Лодербек заговорил снова:

— Так вот, если помните, когда я впервые зашел к вам в контору, Том, мне требовался капитан для «Доброго пути». Вам корабль оказался без надобности; и в последующие месяцы я изрядно помучился, разыскивая надежного человека, чтобы заключить с ним контракт. На тот момент судно стояло на якоре в Данидине. «Королеву» надо было проконопатить, а я был на мели, как вы помните, — все потратил на ремонт «Добродетели». Счетов к оплате накопилось видимо-невидимо. В конце концов я принял скоропалительное решение и в частном порядке сдал «Добрый путь» в аренду парню по имени Рэксуорти: он думал наладить регулярное сообщение между Австралией и приисками Отаго. Он в военном флоте служил. Теперь-то, понятное дело, в отставку вышел. Корветом командовал в Крымской войне, на Балтике, крест Виктории заработал. Он где только не побывал. Говаривал, что, если бы к нему веревку прицепили, он бы весь мир узлом обвязал. Уволился-то он из-за подагры — тяжелой достаточно, чтобы уйти в этот долгосрочный отпуск, который, кстати, ему в любом случае причитался, но недостаточно, чтобы окончательно распроститься с морем. «Добрый путь» подошел ему как нельзя лучше; он — моряк старой закалки, а суденышко-то у меня старомодное… После того я вернулся в Акароа и какое-то время о Рэксуорти ровным счетом ничего не слышал. Но я все мотался по острову из конца в конец, а когда в следующий раз завернул в Данидин, то влип в неприятности. Обнаружился муж. Лидия оказалась замужем. Пока меня не было, он вернулся домой.

— Кросби Уэллс? — сощурился Балфур.

Лодербек покачал головой:

— Нет, не он. Тот скот, которого вы знаете под именем Карвера. Мне он назвался Уэллсом. Фрэнсисом Уэллсом.

Балфур задумчиво покивал:

— Но теперь та же самая женщина утверждает, что она была замужем за Кросби Уэллсом. Кто-то тут явно врет.

— Как бы то ни было…

— Врет либо насчет брака, либо насчет имени, — подвел итог Балфур.

— Как бы то ни было, — раздраженно бросил Лодербек, — это как раз не важно на данный момент. Нужно рассказывать все по порядку. Я ведь даже не знал, что Лидия замужем. В игорном доме она, видите ли, пользовалась девичьей фамилией: Лидия Гринуэй; я понятия не имел, что она — Лидия Уэллс. Разумеется, как только объявился муж, я осознал, что был не прав. Я тут же сдал позиции. Попытался уладить дело честь по чести. Но этот парень вроде как загнал меня в угол. Я был членом Совета, только что получил пост управляющего. Сам недавно женился. Под угрозой оказалась моя репутация.

Балфур кивнул:

— Итак, он предстал перед вами обманутым мужем. Попытался лишний фунт-другой на стороне сшибить.

Губы Лодербека дернулись.

— Все было не так просто.

— Да полно, этот трюк стар как мир, — неуклюже посочувствовал Балфур. — Каждому мужчине этот страх знаком, вот на нем-то и играют, так что в конце концов шантаж оборачивается прямо-таки облегчением. Плати, и больше обо мне никогда не услышишь, все такое. Девчонка, понятное дело, обычно в доле. Он небось соврал вам, что она залетела.

Лодербек покачал головой:

— Нет. — Он вновь уставился на бокал в руке. — Он повел себя куда умнее. Денег он вообще не требовал — вообще ничего не просил. По крайней мере, до поры до времени. Он сообщил мне, что он — убийца.

Каретные часы на каминной полке пробили без пятнадцати час. Священник за соседним столиком поднял глаза, похлопал себя по бедру, извлек часы из кармана брюк, чтобы сверить время. Завел механизм, покрутил колесико, протер салфеткой циферблат, вновь убрал их в карман. А затем вернулся к брошюре: прикрыл глаза козырьком ладони, чтобы сузить фокус, и снова погрузился в чтение.

— Он отлично владел собою, — продолжал Лодербек. — И держался этак вежливо. Рассказал, что напарник убитого ему в затылок дышит. Кого он убил и почему, он не открыл: просто сказал, что его преследуют из-за этого убийства.

— А имен он не называл?

— Нет. Вообще никаких.

— А вы-то тут при чем? — нахмурился Балфур. — Я так понимаю, это чужая ссора. Или чужая бравада. Но в любом случае вас это не касается.

Лодербек наклонился ближе:

— Суть вот в чем. Он сказал, что меня засекли как его напарника или компаньона. Я «отмечен». Как только мститель его настигнет и заберет его жизнь… после того он придет за мною.

— «Отмечены»? — удивился Балфур. — Как именно «отмечены»?

Лодербек пожал плечами и откинулся назад:

— Не знаю в точности. Безусловно, я в игорном доме частенько бывал и с Лидией появлялся на людях, то там, то сям. Вероятно, за мной шпионили.

— Шпионить — это одно, — возразил Балфур. — Но метка… это ж вроде татуировки… как можно кого-то «отметить» без его ведома? Право, мистер Лодербек, вы чего-то недоговариваете! Выкладывайте уж все как есть!

Лодербек явно смутился:

— Ну так вот, вы про просверк слыхали?

— Что-что?

— Ну, просверк. Кусочек стекла, или осколок зеркала, или драгоценный камень, закрепленный на конце сигары. Курить он не мешает, а когда сигара во рту, вот так, заметить его невозможно. Аферисты этим пользуются. Игрок за игрою курит: вынимает сигару изо рта, вот так, и держит ее в руке, а в просверке отражаются чужие карты. Или можно партнеру свои карты показывать, если игра двое на двое. Способ жульничества такой.

Балфур оттопырил два пальца, придерживая воображаемую сигару, и вытянул руку через весь стол.

— Однако чертовски неудобное жульничество, — откомментировал он. — Столько всего может помешать! А что, если вы прижимаете карты к себе? Или кладете на стол рубашкой кверху? Смотрите: если я протяну руку через стол, вот так… вы карты пододвинете к себе, верно? Ну, право, вы ведь отдернетесь!

— Не в деталях дело, — отмахнулся Лодербек. — Суть в том, что…

— И риск совершенно дурацкий, — гнул свое Балфур. — Как прикажете оправдать тот факт, что на конце сигары закреплено крохотное зеркальце?

— Суть в другом, — настаивал Лодербек. — Не в деталях дело. Суть в том, что этот Уэллс… ну то есть Карвер… сказал, будто держит меня под просверком.

Балфур все еще прогибал запястье и вскидывал локоть, щурясь на незримую сигару в пальцах. Теперь он наконец прекратил свое занятие и сжал кулак.

— То есть у него имеется какой-то способ подглядывать в ваши карты.

— Но я не знаю какой, — отозвался Лодербек. — По сей день не знаю. Это меня с ума сводит. — И он потянулся за кувшином с вином.

Балфур скептически изогнул брови. Это еще что за козырь такой? Туманное упоминание о какой-то там мести, никаких имен, никакого контекста и полная чушь насчет карточного жульничества? Для шантажа как-то маловато. Лодербек явно что-то скрывал. Балфур кивнул, давая понять, что собеседнику стоит наполнить бокал.

Лодербек отставил кувшин и продолжил: