— Перед уходом он попросил меня лишь об одном — всего-то навсего. В команде «Доброго пути» не хватало матроса — Рэксуорти уже дал объявление в газетах, и Уэллс об этом прослышал.

— Карвер.

— Да. Карвер об этом прослышал. И попросил меня замолвить за него словечко. Поутру спозаранку он собирался в порт, наниматься на корабль. Он попросил меня об услуге — честно и откровенно.

— И вы выполнили его просьбу?

— Выполнил, — удрученно признал Лодербек.

— Вот вам, видимо, еще один просверк, — промолвил Балфур.

— Вы о чем?

— Ну как же, еще одна связующая ниточка между вами — корабль.

Мгновение Лодербек обдумывал его слова, с видом весьма подавленным.

— Да, — признал он. — Но что я мог поделать? Он связал меня по рукам и ногам.

Балфура вдруг захлестнуло сочувствие к собеседнику, и он пожалел о своей недавней сварливости.

— Верно, — согласился он мягче. — Вы и в самом деле были в его власти.

— После этого ничего больше не происходило, — продолжал Лодербек. — Ровным счетом ничего. Я уехал обратно в Кентербери. И стал ждать. Я все ломал голову насчет этого треклятого просверка, аж сердце разрывалось. Признаюсь, я сколько-то надеялся, что Карвера убьют, что мститель до него таки доберется и я узнаю его имя прежде, чем он явится по мою душу. Я каждый день прочитывал «Отагского свидетеля» от корки до корки, надеясь увидеть имя негодяя в списке убитых, да простит меня Господь. Но нет, не дождался… Примерно год спустя — то есть около года назад, может, в феврале или марте прошлого года, — мне по почте приходит письмо. Годовой отчет о транзакциях от «Судоперевозок Данфорта», и заполнен он на мое имя.

— Данфорт? Джем Данфорт?

— Он самый, — кивнул Лодербек. — Я в жизни не пользовался услугами Данфорта — в том, что касается личной собственности, но, конечно же, я его знаю; он арендует часть грузового отсека «Доброго пути» для своих перевозок.

— И «Добродетель» тоже, время от времени.

— Да, время от времени еще и «Добродетель». Ладно, просматриваю годовой отчет. Вижу, снова и снова упоминается отправка транстасмановым маршрутом на «Добром пути», оформленная на имя Лодербека. На мое имя. Опять и опять, на западных рейсах через Тасманово море, — собственно, на каждом таком рейсе одно и то же: грузоотправитель Данфорт, грузоперевозчик «Добрый путь», капитан Джеймс Рэксуорти, одна отправка частного груза, стандартный размер, оплачена полностью Алистером Лодербеком. То есть мною. У меня просто кровь в жилах застыла. Мое имя черным по белому и длинная колонка цифр… Сумма к оплате составляла ноль фунтов. Никаких задолженностей. Каждый месяц, как явствовало из документа, счет оплачивался наличными. Кто-то состряпал целый бизнес от моего лица и хорошие деньги к тому же за него платил. Я быстро просмотрел состояние своих собственных финансов: нет, никаких недостач и уж точно не в размере восьмидесяти-девяноста фунтов за доставки. Такого рода медленную утечку средств я бы непременно заметил, откуда бы уж она ни шла. Но нет. Что-то тут было нечисто… Я поехал в Данидин, как только смог, — чтобы самому во всем разобраться. Это было… в апреле, кажется. Может, в мае. Словом, ранней осенью [Осень в Новой Зеландии приходится на привычные нам весенние месяцы: март, апрель и май.]. Едва оказавшись в Данидине, я и на берег-то, почитай, не сходил, сразу помчался на «Добрый путь». Он стоял на якоре у самого причала, и трап был опущен. Я поднялся на борт; не встретил ни души. Я-то, понятное дело, собирался потолковать с Рэксуорти, но его нигде не было. А на полубаке я обнаружил Уэллса.

— Карвера.

— Ну да, Карвера. Он был один. В левой руке полицейский свисток, в правой — пистолет. И говорит мне: я ведь в любую минуту засвистеть могу. Контора начальника порта в пятидесяти ярдах от нас, и люк открыт настежь. Я молчу. Он говорит мне, что в грузовом отсеке «Доброго пути» стоит контейнер на мое имя и обширная документация связывает мое имя с такой вот отправкой за каждый месяц на протяжении всего последнего года. Все легально, все должным образом зарегистрировано. В глазах закона я плачу за эти отправки вот уже год, до Мельбурна и обратно, туда-сюда, туда-сюда, и, что бы я ни говорил, опровергнуть этот факт мне не удастся. «Ладно, а внутри-то чего?» — спрашиваю. Платья, говорит. Дамские моды. Целый ворох нарядов… «Платья-то зачем?» — говорю. Он ухмыляется гнусно так: «Ну право, мистер Лодербек, вы ж каждый месяц заказываете в Мельбурне модные тряпки вот уж целый год как! Вы вашу очаровательную полюбовницу Лидию Уэллс просто балуете, и все, кстати, подробно записано. Всякий раз, как сундук прибывает в Мельбурн, его тотчас везут к модистке на Берк-стрит, самой лучшей, понятное дело, и всякий раз, как сундук отправляется в обратный путь, он доверху набит самыми что ни на есть шикарными и дорогущими одежками, что только можно достать за деньги в этой части мира. Вам, мистер Лодербек, в щедрости не откажешь».

Голос Лодербека помрачнел.

— «А как так вышло, что отправки зарегистрированы на мое имя?» — спрашиваю. Он так и покатился со смеху. Говорит, да каждая крыса в Данидине знает Лидию Уэллс как облупленную и чем она зарабатывает на хлеб насущный. Ей всего-то и надо было, что сказать старине Джему Данфорту, что я не жалею для нее ни бубенчиков, ни ленточек, но нельзя ли, пожалуйста, ее имени не упоминать — из уважения к моей бедной женушке? И Данфорт ей поверил. Оформлял все поставки на мое имя. Она платила наличными, говорила: это из моего кармана деньги; и никто мне ни словом не обмолвился! Деликатничали, понимаете ли; думали, мне добрую услугу оказывают, черт их дери, не судите-де — и не судимы будете… Но это еще не все, далеко не все. Женские тряпки, чтоб им провалиться, — это так, цветочки. На сей раз, говорит он, в сундуке есть еще кое-что, кроме платьишек. «И что же?» — спрашиваю. «Целое состояние, — говорит, — краденое, все — самородное, высшей пробы». — «У кого украденное?» — спрашиваю. «Да у вашего покорного слуги, — отвечает, — притом моей собственной супружницей Лидией Уэллс», — и ну хохотать, потому что врет ведь как сивый мерин, они ж давно снюхались, эта парочка. Ладно, а у него-то откуда самородное золото в таком количестве, спрашиваю. Он говорит, у него участок есть по дороге на Данстан. «Задекларировано?» — спрашиваю. Он говорит: «Нет». А раз не задекларировано, стало быть, и налоги не уплачены, то есть эта отправка нарушает закон — или, по крайней мере, нарушит, как только «Добрый путь» выйдет в море назавтра с приливом, согласно расписанию… Там, на полубаке, Карвер дает мне поразмыслить обо всем об этом минуту-другую. Я думаю о том, как все это выглядит сверху. А выглядит все это так: я за спиною мужа вот уже давненько ухлестываю за его женой. Она — моя любовница, тому есть доказательства. Все выглядит так, как если бы я украл целое состояние у злополучного мужа и теперь собираюсь вывезти золото в море. Выглядит все так, как если бы я организовал всю эту схему, чтобы разорить его и обанкротить. Налицо — прелюбодеяние, кража и даже преступный сговор. А главное — золото ведь не задекларировано. Меня того гляди обвинят в нарушении таможенных правил, уклонении от уплаты налогов, контрабанде, все такое. Мне светит пожизненное заключение, а у меня на остаток жизни совсем иные планы, Томас, совсем иные. Так что я спрашиваю его, что он хочет, и наконец он раскрывает карты. Ему нужен корабль.

— Он на тот момент — старший матрос?

— Да. Под началом у Рэксуорти, и теперь он хочет от Рэксуорти избавиться. Он все уже продумал: я, дескать, увольняю Рэксуорти нынче же вечером, расторгаю договор с командой и отписываю ему корабль забесплатно, безо всяких условий. Сами понимаете, это форменное оскорбление. Я смеюсь. Я говорю: нет. Но при нем этот треклятый свисток, и он за него уже вроде как берется, чтобы позвать начальника порта.

— А вы не потребовали показать вам золото в контейнере? — спросил Балфур. — Откуда вам было знать, что он не блефует?

— Конечно потребовал, — отозвался Лодербек. — Именно так я и сделал. О, этот парень все продумал, не могу не отдать ему должное. В сундуке лежало пять платьев. Все до одного — по моде прошлого сезона, в полном соответствии с его байкой; уже готовые для мельбурнской модистки, сами понимаете. Но слушайте дальше! Золото не просто валялось в сундуке как попало, под платьями. Его зашили в швы этих самых платьев. Небось сама Лидия и расстаралась: она преловко управлялась с иголкой и ниткой. Вы бы ни о чем и не догадались, пока не вытащили бы платья и не почувствовали бы, какие они тяжелые. Но таможенному инспектору вытаскивать их и в голову бы не пришло, если, конечно, не подбросить ему наводку, чтобы знал, куда смотреть. А так, открываешь сундук, и сколь в нем ни шаришь — модные платья, и ничего больше. Да уж, план отличный.

— Дайте-ка мозгами пораскинуть, — промолвил Балфур. — А если бы корабль отплыл по расписанию…

— Тогда бы Карвер «случайно» обнаружил сундук в грузовом отсеке и притворился бы, что впервые его видит. Притащил бы его к Рэксуорти, изображая ярость, и горе, и все что угодно. В конце концов, это платья его жены, а в документах стоит мое имя. Он бы потребовал возбудить против меня дело по обвинению в краже, и прелюбодеянии, и нарушении таможенных процедур, все вместе. «Добрый путь» не выпустили бы из гавани, завернули бы обратно на полпути к мысу. Тут-то полиция меня бы и сцапала, за ушко да на солнышко.

— Но ведь если бы такое произошло и вызвали бы полицию… вы могли бы просто-напросто все свалить на Лидию Уэллс, — предположил Балфур. — Она бы точно угодила в тюрьму…

— О да, разумеется, угодила бы, — оборвал его Лодербек. — Но я не собирался рисковать собственной свободой только для того, чтобы иметь удовольствие полюбоваться, как возмездие настигнет и ее тоже. Эти двое, конечно же, объединились бы против меня, если бы все это треклятое дело дошло до суда. И уж кому-кому, а ей бы все сочувствовали, сами понимаете: как же, прозрела, раскаялась, поддерживает законного мужа, и все такое прочее.

— Если он и впрямь ее законный муж, — указал Балфур. — Теперь вот выходит, что Кросби Уэллс…

— Ну да, ну да! — огрызнулся Лодербек. — Но тогда-то я этого не знал, верно? И не рассказывайте мне, как я должен был поступить и что должен был сделать. Терпеть этого не могу. Уж как карты легли, так легли.

— Прямо не знаю, что и думать. — И Балфур откинулся к спинке стула.

— Он меня в угол загнал. — Лодербек развел руками, признавая поражение. — Я отписал ему корабль.

Балфур на мгновение задумался.

— А где тем вечером был Рэксуорти?

— Да в треклятом игорном доме, — фыркнул Лодербек. — Небось повеселился на славу, и Лидия Уэллс тут же, под боком, ему на игральные кости дула!

— А он тоже втянут в заговор?

— Не думаю, — покачал головой Лодербек. — Тем вечером он ушел в увольнение на берег — там как раз какой-то флотский праздник приключился, вполне официальное событие. Ничего предосудительного. Да и впоследствии у меня никаких подозрений не зародилось.

— А чем он сейчас занимается?

— Рэксуорти? Водит треклятый «Дух Темзы» и скучает, как тигр в клетке. Этот человек пароходы терпеть не может. На меня зол как черт.

— А он знает, как все вышло?

— Я — лицо публичное! — возмутился Лодербек. — Если хоть кто-то что-то пронюхает, я погиб. Знает ли он? Разумеется, ни черта он не знает.

Собственная история внезапно вызвала у него всплеск раздражения, осознал Балфур. Подробный рассказ о том, как его одурачили, всколыхнул в душе жгучий стыд.

— Но продажа корабля — это общедоступная информация, — отметил Балфур спустя мгновение. — Об этом в газетах печатают.

Лодербек выругался.

— О да! — прорычал он. — Если верить газете, я продал треклятое судно за очень даже неплохую цену, причем в золоте. Разумеется, я из этой суммы ни единого пенни не видел. Золото осталось в том треклятом сундуке, а когда «Добрый путь» на следующий день отплыл в Мельбурн, на том конце груз забрали — как это происходило каждый месяц в течение прошлого года. И конечно же, сундук исчез. А я ничего тут не мог поделать, не навлекая на себя скандала. Одному Господу известно, где теперь это золото. А в придачу мерзавцу еще и корабль достался.

Лодербек сердито повертел в руках судок.

— А сколько, на ваш взгляд, на самом деле стоило то золото в сундуке?

— Я не старатель, — отозвался Лодербек, — но, судя по весу платьев, на пару тысяч по меньшей мере оно тянуло.

— И больше вы этого золота не видели.

— Нет.

— И ничего про него не слышали.

— Нет.

— А вы с этой девкой с тех пор виделись — ну, с Лидией Уэллс?

Лодербек хрипло рассмеялся:

— Лидия Уэллс — никакая не девка. Не знаю, что она такое, но не девка, Томас. Ни разу не девка.

Но на вопрос Балфура он не ответил.

— Вы же знаете, что она здесь, в Хокитике, — напомнил Балфур.

— Вы говорили, — сухо отозвался Лодербек, не прибавив к тому ни слова.

Что за непредсказуемый, норовистый скакун — низкопоклонство! В самый неподходящий момент он вскидывает голову и рвется из узды собственной работы! Благоговейное обожание Балфура, что так легко превратилось в раздражение, теперь стремительно перерождалось в презрение. Потерять так много — из-за любовницы! Из-за чужой жены!

Между тем презрение, при всей своей придирчивой критичности, — это эмоция, дарующая определенную ясность восприятия. Томас Балфур наблюдал, как его приятель осушил бокал, щелкнул пальцами, требуя подать еще вина, и преисполнился пренебрежения, а пренебрежение в свою очередь сменилось недоверием, а недоверие усилило проницательность. Отдельные детали в истории Лодербека упорно не состыковывались. Как насчет столь своевременной смерти Кросби Уэллса? Лодербеку еще предстояло отчитаться по поводу этого совпадения, а заодно и объяснить, почему он ни с того ни с сего так уверен, будто Карвер и Уэллс приходятся друг другу братьями! И как насчет Лидии Уэллс, что примчалась в Хокитику требовать свое законное наследство, причем почти сразу же после смерти Уэллса, так что начальник порта, отчасти в шутку, полюбопытствовал, уж не установили ли в почтовом отделении Хокитики телеграф. Балфур нимало не сомневался: собеседник не открыл ему всей правды; чего он не знал, так это причины подобного замалчивания. Кого Лодербек защищает? Только ли себя? Или кого-то еще?

Лодербек хищно нахмурился. Он подался вперед и ткнул в стол указательным пальцем.

— А знаете, мне тут мысль в голову пришла! — воскликнул он. — Насчет Карвера. Если его в самом деле зовут Карвер, тогда сделка по продаже корабля недействительна. Нельзя подписывать документы чужим именем.

Балфур промолчал. Его внимание без остатка поглощали неожиданная переоценка собеседника и то критическое расстояние, что вдруг разверзлось пропастью сомнения между ними.

— И даже если он на самом деле Уэллс, — продолжал Лодербек, все больше оживляясь, — даже если это правда, Лидия не может быть замужем за обоими одновременно, так? Вы совершенно правильно сказали: все вранье либо насчет брака, либо насчет имени!

Мальчик-официант принес новый кувшин вина. Балфур наполнил бокалы.

— Разве что, — обронил он между делом, — она была замужем не за обоими одновременно. Может, она развелась с одним и вышла замуж за его брата.

Балфур употребил слово «брат» очень осторожно, но Лодербек, взволнованный этой вновь открывшейся возможностью, ничего не заметил.

— И даже в том случае, если Карвера действительно зовут Карвер, тогда подпись его подложная и сделка по продаже корабля не имеет силы. Говорю вам, Томас: так или иначе, но он у нас в руках. Так или иначе. Мы Карвера поймали: он запутался в собственной лжи.

Накатившее облегчение явно вскружило ему голову.

— Итак, теперь уже вы собираетесь на него поохотиться? — осведомился Балфур.

Глаза Лодербека сияли.

— Я его разоблачу, — объявил он. — Я разоблачу Фрэнсиса Карвера и верну себе «Добрый путь».

— А как насчет мстителя? — напомнил Балфур.

— Кого-кого?

— Ну, того парня, который преследовал Карвера. Который нацелил просверк на вас.

— Вообще глухо, — заверил Лодербек. — Небось он все это выдумал.

— То есть никого он не убивал? — небрежно уточнил Балфур. — То есть никакой он не убийца?

— Он — мерзавец, вот кто он такой, — отрезал Лодербек, грохнув кулаком по столу. — Мерзавец и лжец! И вор! Но я его возьму с поличным! Он мне за все заплатит!

— А как же выборы? — напомнил Балфур. — Как же Кэролайн? — (Так звали жену Лодербека.)

— Так этим всем мне рисковать незачем, — презрительно бросил Лодербек. — Я в неофициальном порядке с ним поквитаюсь. Поймаю его на той сделке. И пошантажирую — как он меня. Отплачу ему его же монетой.

Балфур, поглаживая бороду, не сводил с него взгляда:

— Ну что ж…

— Карвер наверняка уничтожил свой экземпляр купчей, если она — свидетельство мошенничества… пожалуй, надо бы мне свой собственный экземпляр нотариально заверить, на всякий случай.

— Ну что ж, — повторил Балфур. — Вероятно, нам стоит слегка сбавить темп.

Но Лодербек возбужденно подался вперед.

— Нужды нет — я могу прямо сию минуту приступать! — воскликнул он. — Я отлично знаю, где он, этот договор. В моем сундуке — в том упаковочном ящике, о котором я просил вас позаботиться.

В груди у Балфура стеснилось. К лицу прихлынула кровь. Он открыл было рот, чтобы ответить, и тут же малодушно закрыл снова.

— А «Добродетель» в порт уже заходила? — полюбопытствовал Лодербек. — Вы ее еще на прошлой неделе ждали, по-моему.

В ушах Балфура грохотал гром. Надо было рассказать о пропаже начистоту, как только они с Лодербеком остались наедине. «Дурак! — мысленно кричал он. — Дурак набитый!» Отчего бы просто-напросто не открыть Лодербеку правду? Никто не виноват в пропаже контейнера: это случайность, накладка с документами, скорее всего… груз найдется, рано или поздно, в самом неожиданном месте… может, слегка помятым, но не сильно пострадавшим. Наверняка же Лодербек все поймет! Если обо всем поведать спокойно, честно и откровенно… если признать свою вину… Но тут сердце его сбилось с ритма. А что, если сундук из истории Лодербека — тот самый, набитый дамскими нарядами, что весь год раз в месяц курсировал через Тасманово море, — и сундук с личными вещами Лодербека, включая жульнический договор, — тот, что недавно пропал с хокитикского причала, — как-то между собою связаны? Наверняка связь есть, ведь Балфур никогда прежде не терял грузовых контейнеров; за все его годы в бизнесе ни один не был украден! Сердце его забилось сильнее. В прошлом Фрэнсис Карвер уже шантажировал политика; что, если он снова за свое взялся? Что, если грузовой контейнер похитил Карвер? Ведь этот человек в порту Хокитики знает все углы и закоулки…

Лодербек оглядел стол, высматривая ломтик холодной закуски. Перемены в поведении Балфура он не заметил; Балфур же обдумывал этот новый вероятный сценарий со всех сторон.

— Так она уже прибыла — ну, «Добродетель»? — переспросил Лодербек, не проявляя и тени нетерпения.

— Нет, — отозвался Балфур.

Зал словно сжался от этой лжи.