Дрожь пробежала по телу Касса. Он был потрясен, как будто пуля, выпущенная Баком, сразила и его тоже. Рука его опустилась. Пьюрити видела, как напряглось все его тело, а Бак между тем продолжил свой рассказ:

— Когда я подъехал, он был уже мертв. Я побоялся, что это приведет к серьезным осложнениям, поскольку уже слышал о проходившем неподалеку паувау, и потому уволок тело подальше, чтобы его никто не мог обнаружить.

Неприятное ощущение в груди Пьюрити превратилось в настоящую боль, когда Бак перевел взгляд на нее. Голос надсмотрщика стал хриплым:

— Мне очень жаль, Пьюрити. Я подумал, что для тебя будет лучше, если ты ни о чем не узнаешь. — Не дожидаясь ответа, он снова обернулся к Кассу: — Пьюрити в это время находилась у фургона с провиантом, помогала Питу прилаживать колесо. Моя лошадь захромала, поэтому она позволила мне взять свою, чтобы привести замену. На ее кобыле я и ехал, когда все произошло. Как и собирался с самого начала, я привел себе другую лошадь, а любимицу Пьюрити постарался как можно скорее отвести обратно к ней. Пьюрити все еще была занята колесом и не заметила моего отсутствия.

Бак перевел взгляд на Пита, стоявшего неподалеку. Тот пожал плечами.

— Как только Пьюрити оставила нас, Бак рассказал мне о случившемся. Позже я отправился вместе с ним туда, где он спрятал тело, и мы вместе похоронили твоего брата.

Пьюрити увидела раскаяние, отразившееся на лице Бака. Когда он снова обратился к Кассу, кончики его губ подергивались.

— Прости. Не мне судить, хорошо или дурно я поступил. Могу лишь рассказать, как все было на самом деле. Когда пули просвистели над моей головой, у меня не оставалось иного выбора, как только отстреливаться, а если учесть, как много этот перегон скота значил для ранчо «Серкл-Си», то я не мог пойти на риск, дав знать властям о случившемся. — Бак сделал паузу. — Когда появился ты и арканом сорвал с лошади Пьюрити, я догадался, что среди индейцев, собравшихся на паувау, растет враждебность к белым и нам лучше как можно скорее покинуть это место.

— Бак… — Голос Пьюрити был полон муки. — Почему ты ничего мне не сказал?

Бак попытался улыбнуться.

— Какой от этого был бы прок, дорогая, ведь изменить что-либо мы уже не могли. — Бак снова обернулся к Кассу. — Говоря по правде, для меня не имело значения, индеец этот парень или нет, когда я увидел, что он пытается угнать наш скот. Я бы поступил точно так же, если бы передо мной был белый. — Бак помолчал, после чего продолжал уже более мягким тоном: — Есть еще кое-что, в чем я должен тебе признаться теперь, раз уж все вышло наружу. Мне и Питу не нравилось, как в последнее время разворачивались события на ранчо. Все зашло настолько далеко, что мы, если бы не этот случай, сегодня ночью готовы были принять решение. Не стану лгать тебе. Скажу только, что один Бог знает, к чему это могло привести.

Бак снова сделал паузу, пытаясь побороть волнение, затем закончил свое признание словами:

— Этой ночью, Касс, мы все увидели, что ты собой представляешь. Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, и потому я выложил тебе все без утайки. Теперь моя судьба зависит от тебя, я готов принять любое твое решение.

Касс молчал. Его лицо казалось совершенно невозмутимым, однако от внимания Пьюрити не ускользнули противоречивые чувства, разрывавшие его душу: боль утраты и ярость. Сопереживая ему, девушка внезапно почувствовала, что ее выбор наконец сделан: она останется рядом с Кассом, на что бы он ни решился.

Пьюрити протянула ему руку.

Секунды молчания показались ей долгими часами.

Сердце замерло в ее груди от радости, когда Пьюрити почувствовала, как пальцы Касса сомкнулись вокруг ее руки. Она затаила дыхание, когда он медленно повернулся спиной к двум мужчинам, не сводившим с них глаз, и пошел прочь, увлекая ее за собой.

Бледный свет раннего утра постепенно становился ярче, когда Касс внезапно остановился в тени навеса и обернулся к ней, обняв ее и прижав к своей груди. Закрыв глаза, Пьюрити прошептала слова, которые шли из глубины ее сердца:

— Мне так жаль, Касс. Я ни о чем не знала.

— Зато я знал, — прошептал в ответ Касс, прикоснувшись губами к ее волосам, и голос его был полон муки. — Поверив в твою непричастность к исчезновению Парящего Орла, я пришел к выводу, что в этом замешаны либо Бак, либо Пит. Любой другой работник на ранчо непременно сообщил бы тебе о стычке с индейцем. Мне было ясно, что из всех ваших людей только Бак и Пит рискнули бы навлечь на себя твой гнев, считая, что поступают так ради твоей же безопасности.

— Жаль, что я об этом не знала, — вздохнув, прошептала Пьюрити.

— Я тоже сожалею об этом, но одно мне ясно, даже яснее, чем когда-либо прежде.

Пьюрити ощутила на себе всю силу взгляда его зеленых глаз, что когда-то смотрели на нее с холодной враждебностью, почувствовала тепло его крепкого тела, некогда прижавшего ее к земле своей тяжестью. Ей приятно было ласковое прикосновение его пальцев, которые однажды ночью схватили ее за волосы, и она с радостью и трепетом услышала низкий голос любимого:

— Я люблю тебя, Пьюрити.

В душе девушки все запело, а Касс между тем продолжал:

— Не важно, кто тут прав, а кто нет. Все равно ничего не изменить, а я не хочу тебя потерять.

Касс наклонился к ней, и она ощутила тепло его поцелуя, долгого и страстного.

Внезапно отстранившись от нее, прерывисто дыша, Касс произнес всего три слова, полных любви. Они окрылили ее и вернули надежду. Вся красота и богатство мира сейчас заключались для нее в одной простой фразе:

— Нам пора домой.

Эпилог

Джо Барнс, капитан техасских рейнджеров, перечитал телеграмму, полученную им несколько дней назад. Это был рослый мужчина с пышными седеющими усами и загорелым лицом, покрытым морщинами, свидетельствующим о том, что ему много времени приходилось проводить под открытым небом. Услышав за дверью кабинета звук знакомых шагов, он обернулся. Ждать пришлось недолго. Раздался негромкий стук в дверь, она отворилась, и на пороге появился высокий человек.

— Вы как раз вовремя, — обратился к нему Барнс. Высокий рейнджер нахмурился:

— Я только вчера вернулся из Сан-Антонио. На пару недель раньше срока.

— Вас здесь не было уже несколько месяцев. Сами понимаете, что у преступников не бывает выходных.

— Я тоже не брал себе выходных.

— Знаю. И как у вас дела?

— Прекрасно.

— Что ж, тем лучше, потому что у меня есть для вас поручение.

Великан покачал головой.

— У меня еще не кончился отпуск.

— Это дело не терпит отлагательства. — Капитан Барнс взял в руки телеграмму. — Сообщение поступило от одного молодого человека по имени Касс Томас. Тут не слишком много сказано о том, что именно случилось, но если этот парень просит о помощи, можно не сомневаться, что она ему необходима.

— Пошлите кого-нибудь другого.

— Все уже заняты.

— Мне нужно уладить кое-какие дела, прежде чем вернуться на службу.

— Я прошу вас об этом… как об одолжении. Сам бы занялся этим делом, но не могу уехать прямо сейчас.

Капитан внимательно смотрел на человека, стоявшего напротив него, ожидая его ответа. Для него не было ничего удивительного в том, что при одном виде этого рейнджера люди невольно испытывали страх. Он был очень высок и крепко сложен, а его темные глаза, казалось, видели окружающих насквозь. Именно поэтому Барнс считал его одним из лучших работников, когда-либо служивших под его началом.

— Итак? — не отступал капитан.

После минутного колебания рейнджер ответил:

— У меня еще осталось немного времени от отпуска.

— Вы можете взять его, как только разберетесь с делом Томаса.

— Ладно.

Капитан Барнс вручил ему телеграмму.

— Это все, что у вас есть?

— Да.

Как только великан закрыл за собой дверь, капитан Барнс улыбнулся. Он не осуждал этого человека за колебания, зная, что дома его ждала молодая жена. Ходили слухи, что она была на редкость красива и до замужества зарабатывала себе на жизнь игрой в карты в захолустном дансинге. К тому же эта женщина носила имя одной из христианских добродетелей.

Барнс коротко рассмеялся. Если на свете и существовал мужчина, способный с ней справиться, то это был Уэс Хауэлл. Он, как и его отец до него, по праву считался самым рьяным стражем закона из всех тех, кого капитан знал в своей жизни.

Внутри вигвама было тихо. Стоя неподвижно в своем теплом и уютном жилище, Шепчущая Женщина осмотрелась вокруг. Запасы продовольствия были вполне достаточными, к ее одиночеству все относились с уважением. Однако вигвам был пуст, и так же пусто было у нее на сердце.

Боль в груди Шепчущей Женщины усилилась. Она не видела своего горячо любимого мужа так долго, что уже потеряла счет дням, а ночи без его объятий были наполнены томительной тоской.

Она могла лишь надеяться, что среди дыма, заполнявшего вигвам Пятнистого Медведя, женщина Бледнолицего Волка нашла именно тот ответ, который искала, ибо искать своих родных без всякой надежды когда-либо обрести их — настоящая пытка.

Ждать возлюбленного, который в этот миг лежал в объятиях другой женщины, было выше человеческих сил. Не в состоянии больше выносить столь тягостные мысли, Шепчущая Женщина вышла из вигвама и бросила взгляд на полуденное небо. Ее охватило чувство беспросветного одиночества. Парящий Орел погиб, Бледнолицый Волк разлучен с ней обстоятельствами, муж вернулся к другой. Теперь она была матерью, у которой нет сыновей, женой, у которой нет мужа.

Вдали показался верховой, и размышления Шепчущей Женщины прервались. Она знала, что воображение часто зло шутило с ней, заставляя видеть в каждом всаднике мужа.

Взгляд Шепчущей Женщины задержался на приближающемся ездоке. Да, его лошадь была точно такой же, как и у Джека, и посадка ничем не отличалась от его посадки. Тот же наклон головы… широкие плечи…

Шепчущая Женщина старалась побороть растущее волнение, а человек тем временем приближался. Усилием воли индианка заставила себя не двигаться с места, пока черты его лица не стали видны более отчетливо. Наконец она поняла, что не ошиблась. Да, это был он.

Понадобилась вся ее выдержка, чтобы оставаться спокойной, несмотря на охватившую ее радость. Наконец Джек осадил лошадь и спешился. Когда он подошел к ней, она увидела в его пристальном взгляде радость, смешанную с болью. Джек обнял ее и произнес те самые слова, которые она так долго хотела от него услышать:

— Дорогая, я приехал, чтобы забрать тебя домой.

Настала ночь. Приземистая брезентовая палатка наполнилась теплом двух тел, слившихся воедино.

Плоть к плоти, жар к жару, Пьюрити обвила руками шею Касса, чуть приоткрыв губы. Она почувствовала, как его поцелуй стал еще крепче, и наслаждалась им. Его рука гладила ее волосы, а она теснее прижималась к нему.

Когда они наконец разомкнули объятия, Пьюрити улыбнулась. Пьюрити Томас… это имя ласкало ей слух. Их свадьба состоялась несколько дней назад перед новым домом, который все еще стоял в лесах. Пьюрити полагала, что им стоило подождать, пока строительство дома не будет завершено, чтобы там можно было устроить свадебный прием, но ни Кассу, ни ей не хотелось ждать так долго. Они оба считали необходимым раз и навсегда покончить с ужасными призраками прошлого.

Свадьба была самой простой. Так как все вещи девушки сгорели во время пожара, она надела новые брюки, рубашку из тонкой ткани и ботинки, которые преподнес ей Касс в качестве свадебного подарка. Они были ручной работы. Единственной уступкой традиции с ее стороны был букет полевых цветов в руках.

Позже, когда они лежали рядом в уединении покрытой брезентом палатки, установленной прямо под звездами и заменившей им спальню, Касс заявил, что ему еще никогда не приходилось видеть более очаровательной невесты. Она знала, что его слова останутся в ее памяти навсегда. И когда Касс заключил ее в объятия, крепко целуя и шепча на ухо слова любви, Пьюрити вдруг поняла, что все остальное не имеет для них обоих никакого значения.

Кое-какие сожаления у нее все же оставались. Она хотела, например, чтобы родители Касса присутствовали на их свадьбе. Ей вдруг пришло в голову, что, когда им удастся связаться с Джеком, для него будет настоящим потрясением узнать о том, что у него появилась невестка по имени Пьюрити. Девушке хотелось увидеть его лицо, когда до него дойдет эта весть.

Стэн присутствовал на церемонии. Он уже почти забыл свои недавние переживания, связанные с пожаром, и широко улыбался, сидя в своем кресле. Бак и Пит с торжественным видом заняли места за его спиной. Касс решил, что следует забыть о прошлом. Картер молча стоял рядом, наблюдая за новобрачными с печальным видом, но Пьюрити знала, что как он, так и остальные обитатели ранчо в конце концов смирились с появлением в их среде полукровки.

Какими бы ни были подлинные чувства мужчин, они быстро покончили со свадебным ужином, который Пит приготовил прямо на открытом воздухе, и тогда Пьюрити поняла: самое худшее позади.

Девушка вспомнила о Роджере Норрисе. Она была рада тому, что банкиру так и не удалось вытащить своего сына из тюрьмы. По-видимому, шериф Бойл, получив телеграмму, в которой сообщалось, что один из техасских рейнджеров собирается лично провести расследование, отказался подчиниться давлению со стороны Норриса-старшего. Пьюрити надеялась, что уже очень скоро рейнджер прибудет на ранчо.

Касс решил отправиться к матери, когда на месте пожарища будет построен новый дом. Он хотел сообщить ей о том, что ему удалось узнать об исчезновении Парящего Орла. Пьюрити Касс рассказал, что они с матерью заметили, как изменился Парящий Орел в последние месяцы жизни. В день паувау он был особенно возбужден и покинул место сбора, разгневанный тем, что в некоторых поселках их резервации люди голодали. Именно эта ярость побудила Касса последовать за братом, когда тот не вернулся, и его гнев усугубился от сознания, что он не успел настигнуть Парящего Орла.

На долю Касса и Пьюрити выпало немало потерь. Вместе с тем во многом они должны быть признательны судьбе. На пожаре никто не погиб, в борьбе с человеческими страстями юноша и девушка обрели друг друга. Много дорогих сердцу Пьюрити вещей погибло в огне, однако самая ценная из них все же уцелела.

Пьюрити потянулась к медальону. Как ни странно, среди стольких волнений она почувствовала растущую уверенность в том, что сестры сейчас ближе к ней, чем когда бы то ни было, и что день встречи с ними уже недалек.

Девушка крепче сжала пальцами золотое сердечко. Едва рука Касса накрыла ее ладонь, она подняла голову и увидела в его глазах тот свет, который теперь замечала всякий раз, когда он смотрел на нее. Это было выражение нескрываемой любви, не знающей преград. Пьюрити всей душой желала своим сестрам такой же любви.

Слеза скатилась по щеке девушки, но Пьюрити даже не обратила на это внимания, пока Касс не смахнул ее. В голосе мужа она почувствовала всю глубину связавшего их чувства, когда он прошептал совсем близко от ее губ:

— Не волнуйся. Мы обязательно их найдем.

Она верила ему, знала, что так и будет.

— Я люблю тебя, Пьюрити.

Голос Касса торжественным шепотом прозвучал в тишине.

Обвив руками его шею, Пьюрити ответила, что тоже любит его, ответила губами, телом, сердцем — всем тем, что она могла ему дать, не произнеся вслух ни единого слова.