Не будучи в состоянии отказать ей, он прошептал:

— Если ты так хочешь.

После порывистого поцелуя Габриэль он заставил себя улыбнуться.

— А кстати… почему, собственно, я приехал…

— Да, да! — С ним была прежняя Габриэль. — Ты привез то, что давно обещал?

Пуантро не произнес ни слова, пока она раскрывала огромную коробку, которую он извлек из укромного места, а затем, визжа от восторга, разглядывала сшитое во Франции роскошное платье из шелка и бархата. Жерар наблюдал, как она прикладывала платье к себе и возбужденно говорила о том вечере, когда впервые наденет его.

Попрощавшись с Габриэль, он постоял в приемной монастыря, наблюдая, как она поднимается по лестнице. Когда она исчезла из виду, он буркнул ожидавшему его кучеру, чтобы тот забрал коробку с платьем.

Медленно, но решительно Пуантро направился в кабинет матери-настоятельницы. Постучав, он вошел, услышав негромкий ответ. Монахиня с торжественным лицом ожидала его.

— Чем могу служить вам теперь, monsieur [господин (фр.).] Пуантро?

— Вопрос не в том, можете ли вы служить мне. Вопрос в том, смогу ли я теперь служить вам.

Выражение его лица резко изменилось, превратившись в злобную маску, и он проскрежетал:

Не приди я неожиданно сегодня повидаться с дочерью, ваше отношение к ней могло бы так и остаться для меня неизвестным. Боюсь себе представить, сколько раз Габриэль подвергалась подобному обращению, поскольку только сейчас я понял, что некоторые сложности, связанные с пребыванием здесь, она держала от меня в секрете.

Жерар сделал паузу, пытаясь взять себя в руки, а затем продолжил:

— Габриэль убеждена, что заслужила унижение, которому была подвергнута сегодня. Но я думаю иначе! Я требую исключить подобные инциденты, если монастырь рассчитывает на мою поддержку и помощь тех благотворителей, которых я привлек!

— Monsieur, я уверена, что Габриэль прекрасно осознает справедливость этого наказания.

— Она — моя дочь, и только я могу судить об этом! Я привел ее сюда, чтобы ей дали образование, а не унижали!

— Monsieur Пуантро, пока Габриэль находится на нашем попечении, мы отвечаем за ее благополучие. Мы скорее заслуживали бы упрека в небрежном к ней отношении, если бы не приучали ее к дисциплине, которая так необходима для достижения подлинной зрелости.

— С Габриэль не должны обращаться, как с обыкновенной рабыней!

— Мы должны трудиться ради нашего спасения.

— Но не Габриель!

— Monsieur, прошу нас понять, что и сестры, и я лишком любим Габриэль, чтобы испортить ее, ослабив попечительство, — тихо произнесла настоятельница. Бешенство отразилось на его лице, и он прорычал: — Я не желаю больше говорить об этом! Достаточно того, что вы предупреждены!

Молча выждав некоторое время, чтобы важность сказанных им слов в полной мере отразилась в напряженном выражении лица монахини, Жерар Пуантро стремительно вышел, оставив разлитую в воздухе злобу.

— Она одна работала в саду, капитан.

Рассказ матроса Дастина Портера был встречен молчанием. Капитан лежал на завешенной шелками огромной постели. Комната Кларисы Бушар по-прежнему была для него единственным относительно безопасным пристанищем в городе. Худой, жилистый моряк замер поневоле, заметив, каким напряженным стал взгляд капитана Уитни. Такой мрачный взгляд, что дрожь пробирала, а спина покрывалась испариной, он видел и раньше.

Рапас, хищник… Да, капитан заслуживал свое имя в большей степени, чем он представлял себе. Немногие из команды чувствовали себя спокойно под его пронизывающим взглядом, хотя все, безусловно, уважали этого человека.

По лицу Дастина Портера пробежала тень, когда в его памяти возник корабль «Айленд Перл». Его вновь ужаснула картина паники, охватившей судно во время битвы с испанскими пиратами в момент гибели капитана и первого помощника. Уитни, бывший простым матросом, решительно принял командование на себя и так повел орудийный огонь, что удалось отбить атаку и скрыться.

«Айленд Перл» обратился в бегство, но страх вверг людей в состояние, близкое к безумию. Все знали, что еще ни одному кораблю не удавалось уйти невредимым от испанских пиратов, и они обречены. В это время над ними сгустился туман, подавший надежду на спасение. Новый капитан сумел окончательно развеять страх и силой собственного примера вселить в их сердца мужество. Он обещал, что под его командованием им гарантирована справедливость, которой они никогда бы не увидели при действовавшем морском праве. Дисциплина и строгое выполнение взаимных обязательств стали нормой жизни на корабле с того дня.

Люди с самого начала знали, что капитаном руководит жажда мести, очень глубокая, личная и не всегда понятная остальным, но они положились на него. Прошедшие с тех пор годы показали, что они отдали свои судьбы в верные руки. Любой из них, не колеблясь, пойдет за ним до конца, даже в том случае, если окажется в пекле ада.

Да, капитан Уитни стал Рапасом. Ну что ж… благородный хищник, подкрадывающийся к беззащитной жертве.

— Она работала в саду одна так поздно вечером? — переспросил он.

Внезапный вопрос капитана прервал раздумья Портера, и он поспешил ответить:

— У молодой госпожи нелады с порядками в монастыре, так считает мой друг, служащий там на кухне.

Портер не стал уточнять, что его «друга» зовут Жаннет Луи Синклер, и это милое имя принадлежит коротконогой и без признаков талии разбитной бабенке, выполняющей на монастырской кухне самую грязную работу, дабы освободить монахинь для более важных дел. Он также не счел нужным добавить, что Жаннет была без ума от него, и понадобилось подбросить лишь несколько слов в интересующем его направлении, как она выложила все, что знала.

Оказалось, Габриэль Дюбэй не слишком нравилась Жаннет.

— Мой друг сказал, что мадемуазель Дюбэй пользуется особыми привилегиями, и так было с момента ее поступления в монастырь. К примеру, эта девица не спит в общей опочивальне, так как ее отец считает, что она слишком хороша для других учениц. Он настоял, чтобы у нее была отдельная комната.

— И монахини позволили это?

— Ха! Одна из монахинь уступила ей свою келью. Это крайняя комната на втором этаже, в самом углу монастыря. Приятель говорит, что девушка ведет себя так, будто все эти привилегии ей положены, и что господина Пуантро боятся в монастыре гораздо больше, чем уважают, и никто не осмеливается противоречить ни ему, ни его дочери, опасаясь последствий.

— Последствий?

— Говорят, что он просто помешан на девчонке. «Крепкий орешек» — это все, что кому бы то ни было дозволено сказать о ней, хотя всем известно, что она настоящая дикарка и ввязывается в такие рискованные проделки, на которые другие девицы никогда не решились бы. Она позволяет себе чуть ли не поддразнивать монахинь. Мой друг уверен, что все будут рады, когда через несколько месяцев девчонка уедет из монастыря.

— Она уедет из монастыря?

— Да. Ей скоро исполнится восемнадцать, и ее обучение закончится. Большинство монахинь недолюбливают ее, несмотря на то, что она ни разу не пожаловалась отцу на многочисленные случаи, когда в качестве меры наказания ее посылали работать в саду. Мой друг не назвал бы эту девушку благородной или как-нибудь в этом духе. Просто девчонка разыгрывает роль знатной госпожи, а что у нее при этом на уме, никто не знает.

Капитан кивнул.

— Я сделал все, как вы сказали, капитан. Я хорошо разглядел ее. Хотя уже темнело, но с ней не ошибешься. Она повыше остальных, с огненно-рыжими волосами, а глаза светятся, как фонари. И похоже, неглупая. Временами казалось, что она чувствует, как я за ней наблюдаю.

— Ты уверен, что она тебя не видела?

— Конечно, уверен! Судя по тому, как она сама с собой разговаривала, выпалывая сорняки и одновременно борясь с москитами… Ей ни разу не пришло в голову посмотреть вверх, на деревья, где я устроился.

Карие глаза капитана сузились, а спина Портера опять покрылась испариной. Ему припомнился случай, когда он видел такой же взгляд капитана. Тогда на Гранде-Терре Уитни встретил этого типа, Гамби. У капитана было крайне напряженное выражение лица, а сам он — высокий, с могучими плечами — являл собой олицетворение мощи, представлявшей почти смертельную угрозу. Портер бессознательно поежился. Ему подумалось, что никакая сила на свете не сможет помешать капитану осуществить задуманное. И он чертовски был рад тогда, так же как и сейчас, что этот взгляд направлен не на него…

Шум в коридоре заставил обоих мужчин обернуться на дверь мгновением раньше, чем она открылась. Вошли Бертран и обворожительная Клариса. Портер как обычно потерял дар речи. Никогда не видал он женщины красивее. Дивные золотистые волосы и белоснежная кожа Кларисы Бушар, несмотря на ее профессию, заставляли вспомнить об ангелах. При взгляде на Бертрана, молча стоявшего рядом с ней, поневоле приходило в голову, что ничего общего, кроме одинаковых светлых волос, у брата с сестрой нет.

Клариса Бушар приветливо улыбнулась, и сердце Портера учащенно забилось. Может, она и продажная женщина, но, безусловно, особенная. Как утверждала молва, только трое мужчин были допущены в ее постель, трое уважаемых новоорлеанцев, готовых платить за то, чтобы она принадлежала исключительно им.

Красавица повернулась к Уитни, ее улыбка расцвела еще больше, и Портер сник. Не было необходимости объяснять ему, что капитану достаточно поманить Кларису пальцем, и она будет с ним без всяких денег.

— Портер…

Нет, никогда в жизни не встречал он такой женщины, как Клариса Бушар. Он и мечтать не смел, что когда-нибудь…

— Портер!

Портер очнулся:

— Да, капитан!

— Ты хорошо потрудился сегодня и до завтрашнего утра не понадобишься мне.

— Есть, капитан!

Повернувшись на каблуках, Портер покинул обитую шелком комнату, размышляя о том, каково это — лежать на такой постели с шелковыми простынями… и с такой… Он готов биться об заклад, что капитан получил бы возможность разобраться в этом, если бы захотел…

Клариса легким поцелуем коснулась щеки Рогана, на мгновение прильнув к нему, как только за Портером закрылась дверь.

— Может, это поддержит тебя, mon cher.

Ее голубые глаза сияли, напоминая сапфиры. Взор ласково скользил по его лицу, и Роган ощутил знакомый прилив тепла. В этот момент он подумал, что если бы жизненные обстоятельства Кларисы сложились не столь трагически, она могла бы блистать в высшем свете Нового Орлеана. Она была умна и воспитанна. Красота ее несравненна, а тепло улыбки делало ее неотразимой. Наконец, Клариса спасла ему жизнь, и он навсегда останется ее должником и другом, если ее расположение к нему не изменится.

Клариса удержала на нем свой взгляд.

— По-моему, сегодня ты очень нуждаешься в поддержке, mon ami.

Роган задумался над этим утверждением.

— Возможно, я кажусь слишком озабоченным, но мне приятно… я безмерно рад. Похоже, наш визит в Новый Орлеан оказался куда более успешным, чем я мог надеяться. Портер отлично выследил нашу птичку и получил нужную информацию. Это дает возможность без особого труда убрать последние препятствия на моем пути.

Улыбка Кларисы исчезла.

— Роган, mon cher, pardon, s'il vous plait […дорогой, извини, пожалуйста (фр.).]. Меня, кажется, зовет мадам.

Роган с сомнением сдвинул брови и заметил:

— Из того, что мы с Бертраном здесь обсуждаем, я не делаю секрета от тебя, Клариса.

— Да, я знаю, но умная женщина чувствует, когда у мужчин возникает необходимость остаться одним. А Клариса Бушар должна прекрасно разбираться во всем, что касается мужчин.

Проследив за выскользнувшей за дверь Кларисой, Роган задумался над скрытым смыслом ее последнего замечания. Оно было не в ее духе, как и этот внезапный уход. Однако следовало переключиться на более животрепещущие вопросы. Он обернулся к Бертрану.

— Сегодня вечером Портер ее видел. Он сказал, что по внешности ее легко отличить от других девушек, но мне не хотелось бы полагаться в этом деле только на него одного. Я хочу, чтобы вы с Портером завтра еще раз посетили монастырь. — По мере того как Роган продолжал свою речь, его голос становился все тверже. — Вы доставите туда льняное полотно от анонимного дарителя в ящиках, заведомо слишком тяжелых для монахинь, так что вам придется донести их до кладовой на втором этаже, которая находится рядом с комнатой Габриэль Дюбэй…

Роган заметил метнувшиеся в глазах Бертрана искорки, когда добавил:

— Ждать осталось недолго.

Почувствовав вдруг, что ее всю трясет, Клариса остановилась посреди холла. Вокруг нее кипела жизнь, столь осуждаемая строгими моралистами. Обеспокоенная тем, что теряет над собой контроль, она постаралась взять себя в руки и с нарочитым спокойствием поправила выбившийся локон. Утонченность, изящная фигурка и сочетание золотистых волос с ярко-голубыми глазами создали ей репутацию самой видной из девушек мадам Рене. Внутренняя сила помогла ей сохранить достоинство, несмотря на сомнительное положение куртизанки. Так протекли четыре года, за которые многие из ее наперсниц дошли до крайней степени падения.

Прикрыв глаза, Клариса продолжила свой путь по холлу. Из-за дверей, мимо которых она проходила, доносились любовные стенания. Она давно привыкла воспринимать их безучастно. Но в последнее время они приобрели для нее новое значение. Три года… Она полюбила Рогана с того момента, когда Бертран притащил его сюда. Избитый и окровавленный, он оставался при этом настоящим мужчиной. Она распознала в нем горечь обид, жажду отмщения и ту неодолимо притягательную мужскую силу, которая временно таилась в этом изломанном человеке.

Клариса выходила Рогана, он выздоровел, раскрылся перед ней, и она поняла, что первоначальное впечатление оказалось безошибочным. Любовь ее крепла день ото дня. Свои чувства она скрывала, тайно надеясь, что в один прекрасный день он посмотрит на ее профессию как на прошлое и оценит ее нежное, искреннее чувство к нему. За эти годы она примирилась со всякими превратностями в любви и жила надеждой.

Ревность раздирала ее на части. Другая занимала теперь мысли Рогана. С девушкой из монастырской школы связаны теперь его мечты — хотя бы и мечты о мести. Глаза Кларисы наполнились слезами отчаяния. Она хотела, чтобы все мысли Рогана были посвящены только ей и никакой другой женщине! Она желала, чтобы только с ней ассоциировалось воплощение его мечты! Она хотела… только Рогана и никого другого.

Пытаясь восстановить дыхание, Клариса на минуту задержалась у кабинета почтенной хозяйки заведения. Мадам Рене в свое время приняла Кларису, несмотря на проклятие, оттолкнувшее от нее всех остальных. Мадам помогла ей обрести покой, сохранить рассудок и саму жизнь в столь мрачный период, что даже теперь воспоминания об этом причиняли боль.

Благодаря бережному отношению мадам она никогда не попадала к постоянным посетителям заведения как рядовая проститутка. Ее держали для особых клиентов, щедрость которых позволяла, чтобы она обслуживала исключительно их.

Пользуясь великодушием мадам, она смогла поместить в свою комнату Рогана, когда Бертран доставил его сюда в ужасном состоянии три года назад. Именно мадам разрешила ей давать Рогану пристанище, когда в последние годы он бывал в Новом Орлеане. Наконец, мадам была единственным человеком, с кем она могла поделиться тайной своей любви к Рогану.

Постояв у кабинета мадам, Клариса сделала еще один глубокий вдох и тихонько постучала. Услышав разрешение войти, она распахнула дверь и замерла на месте. Мадам приветливо кивнула ей из-за стола. Тщательно нарумяненные щеки покрылись морщинками от расплывшейся по лицу улыбки. Однако чуткая Клариса распознала предостережение, скрытое за дежурными фразами мадам:

— Входи, Клариса. Не сомневаюсь, ты хорошо знакома с господином Пуантро. А мы с ним как раз говорили о тебе.

— Господин Пуантро…

Клариса вошла и осторожно закрыла за собой дверь. Сердце громко стучало. Роган и Бертран были рядом, уверенные в безопасности…

Дрожь пробежала по спине Кларисы, когда Пуантро приблизился, чтобы взять ее руку и поднести к губам.

— Клариса, ma petite beaute…

Взоры их встретились, и Клариса тут же почувствовала слабость. Черные глаза оценивающе смотрели на нее. Темные волосы, чуть тронутая сединой и изящно подстриженная борода, классические черты лица, отмеченного морщинками, свидетельствующими не столько о возрасте, сколько о его исключительности. Стройная, атлетического сложения фигура и отлично сидящий, сшитый по последней моде костюм дополняли портрет эффектного красавца в расцвете лет. Она знала, что скрывается за этой привлекательной внешностью. Не говоря уже о его злодеянии, совершенном против Рогана и его первого помощника, она многое почерпнула из разговоров с женщинами, которых Пуантро время от времени посещал наряду со своей содержанкой с Дофин-стрит. Клариса не сомневалась, что за этими темными глазами скрывается сам демон зла, получающий удовольствие от извращений, оскорбительных даже для видавших виды проституток. Она знала, что он радовался, причиняя другим телесную или душевную боль. Всем женщинам ее профессии была известна его извращенность и порочность, но никто не осмеливался ему отказать.

Пуантро галантно предложил ей стул. Клариса вопросительно взглянула на мадам. Та, не переставая улыбаться, продолжила своим хорошо поставленным голосом:

— Господин Пуантро очень интересуется тобой, та cherie*. Он признался, что неравнодушен к тебе с давних пор.

Негромко рассмеявшись, она добавила:

— Я давно уже посвящена в эту маленькую тайну, но, к моему глубокому сожалению, была лишена возможности позволить господину Пуантро посещать тебя. Твои покровители… они такие собственники.

Клариса подняла светлые брови. Повернувшись к мужчине, пожиравшему ее похотливым взглядом, она негромко проговорила:

— Я польщена, что мужчина такого ранга обратил на меня внимание, monsieur Пуантро.

Пуантро придвинулся поближе. Он нежно погладил белоснежное плечико. Прикосновение его руки, сухая кожа которой производила впечатление неживой, оставило у Кларисы неприятное ощущение. А он спросил:

— Вашими клиентами являются самые влиятельные люди Нового Орлеана, не так ли?

— Monsieur. — Клариса отпрянула с видом неподдельного ужаса. — Вы, разумеется, не ждете от меня ответа на ваш вопрос. Это было бы indiscrete!

— Non, ma cherie, ни за какие блага не хотел бы я, чтобы вы поступили нескромно.

Пуантро окинул жарким взглядом лицо Кларисы, несколько дольше задержавшись на ее губах, а затем, резко повернувшись, прохрипел:

— Какую вы просите за нее цену? Какой бы она ни была, я плачу!

— Monsieur… — Мадам подняла со стула свои внушительные телеса и, сделав тайный знак Кларисе, с улыбкой подошла к нему. — Мое положение крайне затруднительно. Хотя я несвободна открыть имена покровителей Кларисы, могу уверить вас, что это очень влиятельные люди и они непреклонны в своем желании не расширять список клиентов.

Взбешенный Пуантро с треском ударил рукой по столу, что заставило вздрогнуть обеих женщин, и прошипел:

— Вы уверены, что поступаете правильно, отказывая мне, мадам? Стоит мне шепнуть кое-кому словечко, и ваше заведение будет закрыто.

— На следующий же день вы обнаружите у себя многих друзей, крайне рассерженных вашим поступком, monsieur. — Самообладание полностью вернулось к ней, и мадам громко рассмеялась. — Послушайте, не думаете ли вы, что Клариса — единственная женщина в этом заведении, которую можно пожелать?

— Вы пытаетесь меня обольстить, мадам?

— Клариса, — взгляд мадам был красноречивее слов, — неужели ты не можешь заверить господина Пуантро в том, что очень огорчена необходимостью ответить отказом на его предложение?