Глава 1

Две красные нити судьбы

В городе Квансан, в провинции Кён, наступила ночь. Уставшие за день фермеры возвращались домой, где их ждала семья. Жёны же, в свою очередь, покорно ждали мужей, приготовив вкусный рис и закуски. С заходом солнца город затихал. Оставалось лишь одно место, где ночь означала начало действия и представлений: маленький квартал красных фонарей, стоящий на самой окраине города. Он светился в темноте и разбавлял серость городка Квансан своими яркими красками и тёплым светом, исходящим от висевших на доме кисэн [Кисэн — корейский аналог гейши.] фонариков. С наступлением ночи квартал гудел и оживал. Он наполнялся запахами уличной еды и выпивки. Звуками каягыма [Каягы́м — корейский многострунный щипковый музыкальный инструмент. Один из самых распространённых в Корее струнных инструментов.] и флейты, доносившимися из домов кисэн. Ночь разливалась по кварталу и заполняла всё вокруг.

Лиён, сидевшая в своей комнате и смотрящая в окно на жизнь квартала, вновь выслушивала недовольства наставницы Ким, которая на протяжении уже двенадцати лет повторяла одно и то же:

— Лиён, сколько раз говорить: если ты на особенном счету у нашего хозяина, это не значит, что ты можешь воротить нос от основной работы. Среди других девушек ходят сплетни. — Наставница Ким недовольно поправила яркую, расшитую цветами юбку и строго посмотрела на Лиён.

— Я не собираюсь выплясывать перед этими вонючими похотливыми мужиками! — фыркнула Лиён. Она демонстративно подпёрла рукой подбородок, продолжая всматриваться в прохожих, смеющихся на улице.

Подол её алой словно кровь юбки чхима [Чхима — общий термин, обозначающий юбку, которую носят вместе с чогори или короткой курткой.] укрывал деревянный пол. Необычное чогори [Чогори — блузка или жакет, основной элемент ханбока, корейского национального наряда, как мужской, так и женской его разновидности. Чогори закрывает руки и верхнюю часть тела.] выделялось даже на фоне яркой юбки. Широкие рукава закрывали руки девушки. На алом шёлке красовались вышитые чёрные ласточки с широко расставленными крыльями.

Наряды Лиён всегда имели красный цвет и шились на заказ. Иногда вышитые ласточки ловко перелетали с чогори на алую юбку. Девушки завидовали, видя, какой искусный наряд всегда носила Лиён, а мужчины восхищались и желали заполучить гордую и недоступную кисэн в красных одеяниях. Часть её чёрных волос цвета воронова крыла была туго связана в пучок на макушке, а остальные волосы спадали на плечи. В волосах вместо привычного всем пинё [Пинё — традиционная корейская заколка-шпилька для фиксации женских шиньонов и мужских пучков.] торчала тонкая нефритовая кисть.

— Посмотри на себя! — вновь возмутилась наставница Ким, проглатывая окончания слов. Так происходило всегда, когда она злилась. — От тебя так и веет высокомерием и зазнайством.

— Господин Ан говорит, что я сокровище, приносящее ему кучу денег, — гордо вздёрнула свой маленький носик Лиён, откинув лежавшие на плечах волосы. — Наверное, поэтому эта куча денег за столько лет до сих пор не позволила мне выкупить свою жизнь.

Наставница Ким тяжело вздохнула и, подойдя ближе, взяла в свои ладони руки Лиён.

— Дорогая, в этом мире, наполненном гнилыми, жадными людьми, не стоит быть похожими на них. Ты не сможешь спрятаться среди толпы, они всё равно тебя раскроют. Возможно, этот маленький уютный мирок, в котором ты живёшь сейчас, безопаснее, чем-то, что находится за ним.

— Вы вновь взялись за своё? — Лиён вытянула пальцы из ладоней наставницы и встала. Провела руками по юбке, выравнивая ткань, и заправила за ухо прядь спадающих на глаза волос. — Поверьте, они даже не захотят ко мне приближаться.

Наставница Ким посмотрела в глаза Лиён и тут же отвела взгляд.

— Видите, даже вы спустя столько времени опасаетесь смотреть мне в глаза.

Наставница тяжело вздохнула, развернулась к выходу и напоследок произнесла:

— Ты можешь не танцевать и не прислуживать гостям, но прошу: сыграй хотя бы на каягыме. Ради меня. Кажется, не только твои глаза необычны, но и твои изящные руки. И ещё: сегодня у тебя особенная гостья. Она дочка министра. Будь с ней повежливее. Прошу.

Наставница Ким слегка склонила голову и покинула комнату.

Лиён шумно выдохнула и наконец смогла расслабить спину. Её жутко бесили все правила, что ей вбивали с восьми лет, как только привезли в дом кисэн. «Держи спину ровно, не говори лишнего, будь послушна и покладиста…»

Но быть послушной у Лиён не выходило. Ночами ей снились кошмары, а днём от неё прятались другие девочки-ученицы. Они разбивали и так расколотое на куски сердце Лиён. Она желала дружить. Но для других была уродливой, отличающейся от них. Чем старше становилась Лиён, тем твёрже становилась мысль, что в этом мире можно полагаться лишь на себя. Другие потребуют что-то взамен: деньги, время, чувства… И если ты не можешь дать им желаемое, они уходят и предают. Поэтому Лиён решила не создавать связи. Если нечего разрывать, то и страдать не придётся.

Она достала из волос нефритовую кисть и ловко покрутила между пальцев. Ручка из зелёного камня удобно ложилась в ладонь. Щетина на кисти даже спустя столько лет осталась в первозданном виде. Однажды кисть хотели забрать и даже пытались украсть, но она всегда возвращалась. Лиён выкидывала её в сточную канаву, сжигала в костре, но кисть оставалась целой. И только когда наставница научила Лиён писать и рисовать, когда тонкий кончик кисти впервые коснулся чернил и бумаги, Лиён поняла, для чего нужна эта кисть.

Память стёрла многие воспоминания из прошлого: слишком много боли они причиняли. Но воспоминания о незнакомце, встретившемся в ту страшную ночь, всегда оставались с Лиён. Они словно отпечатались в памяти, оставаясь там причудливыми картинками. Иногда Лиён думала, что всё это было просто сном. Долгим, чудесным и страшным сном одновременно. Память человека непостоянна, воображение создаёт новые образы, которые накладываются на настоящие воспоминания. Слова, сказанные тогда странным мужчиной, стучали в голове Лиён каждый раз, когда её изящные пальцы касались такой манящей прохладой нефритовой кисти.

— Судьбы других людей, дитя.

Так сложилось, что Лиён родилась необычной. Правый глаз светился синевой, словно в нём поместился кусочек моря с его лазурными переливами и белой пеной. А левый — зелёным. Родители испугались, увидев такое, и тут же понесли девочку в храм к мудан. Она долго читала молитвы, трясла звонкими колокольчиками над содрогающимся от плача тельцем новорождённой девочки, после чего произнесла слова, навсегда изменившие жизнь Лиён. Мудан сказала, что на ней проклятие духов-демонов квисинов.

Родители ужаснулись новости. Их дитя только пришло в этот мир, а боги уже уготовили ей сложную судьбу. Мудан предложила избавиться от ребёнка, ведь чем старше будет девочка, тем сильнее будет влиять на неё проклятье. Поначалу они хотели послушать мудан, но не решились. Девочка росла умной и покладистой, весёлой и по-детски озорной… До тех пор, пока впервые её способности не стали развиваться. Однажды холодной осенью, в сезон халло [Халло — холодные росы (8 октября). Сезон по корейскому календарю.], когда урожай был уже собран, гуляя по улице с матерью, они встретили соседку. Лиён очень долго всматривалась в лицо женщины и потом произнесла:

— Скоро вы умрёте.

Слова пятилетней девочки шокировали и мать, и женщину. Но Лиён странным образом сохраняла спокойствие, продолжая вглядываться в лицо соседки. А потом вдруг заплакала. Только вот слеза, алой капелькой стёкшая по щеке из необычного глаза, оказалась кровавой.

Женщина отшатнулась и побежала прочь, шепча о том, что девочка проклята.

Лиён стала чудовищем, а её родители — изгоями. И со временем чудовищем Лиён стала и для них.

Стук в дверь прервал поток воспоминаний Лиён. Она выдохнула, поёжившись и обхватив себя руками. Коснулась плеч, до боли сжала кулаки. Привычный ритуал, чтобы успокоиться. Выпрямила спину, засунула кисть обратно в пучок волос, натянула улыбку и произнесла:

— Войдите.

Первой в комнату вошла наставница Ким, во взгляде которой читалась просьба вести себя прилично с гостем, что сейчас войдёт. Отойдя в сторону, наставница пропустила вперёд молодую девушку. Её лицо скрывалось под нежно-розовым чанотом [Чанот — традиционная женская корейская одежда, которая закрывает лицо.], подол светлой синей юбки шуршал о деревянный пол. Она двигалась медленно и плавно, словно вовсе и не шла, а плыла.

Подойдя достаточно близко к Лиён, девушка спустила плащ на плечи и слегка склонила голову. Та поклонилась ей в ответ, согнув спину на девяносто градусов.

— Это дочка министра. Она пришла к нам за особенной услугой.

Девушка запустила руку за пояс и достала красный толстенький мешочек, расшитый цветами.

— Я достойно вам заплачу. — Её голос был нежный и мягкий, словно пение весенних птиц.

Уголок губ Лиён дёрнулся, но она подавила усмешку, так и желающую коснуться её ярко накрашенного рта. Она посмотрела на толстенький мешочек и на наставницу Ким, которая уже потянула к нему руки.

— Я уверена, ваша награда будет щедрой. Присаживайтесь.

Лиён указала на яркую подушку перед столиком кёнсан [Кёнсан — маленький столик.]. Девушка приподняла подол пышной юбки и плавно уселась на пол. Лиён достала тонкий лист бумаги, чернильницу и вытащила из волос кисть.

— Почему вы пришли ко мне? Что именно вы хотите узнать?

Руки девушки дрожали. Она нервничала. Лиён видела, как гостья нервно сглатывает накопившиеся от переживания слюни, как заламывает пальцы и часто поправляет волосы.

— Всё, что будет сказано в этой комнате, останется здесь. Не переживайте, — попыталась успокоить девушку Лиён.

— Правда? — с дрожью в голосе спросила она.