— Уверен? Не рано? Молодо-зелено, погулять велено, — Григорий Петрович отложил газеты в сторону. С одной стороны, он был очень рад. Об этом союзе они с Андреем Ивановичем мечтали уже несколько лет. Но с другой стороны, если это необдуманный, внезапный порыв, то как бы позже не было какого «шкандаля»…

— Уверен, — ответ Гриши звучал убедительно.

Вошел слуга. Принес письмо Грише. Молодой человек вскрыл послание и прочел про себя. Это было признание в любви от какой-то незнакомки. Юноша растерялся. Почерк был незнакомый, не было ни подписи, ни инициалов. Как же так? Как только он принял столь серьезное решение, тут же начались искушения. Гриша стал перебирать в голове возможных претенденток. На балах было много дам, которые заглядывались на него. Он был уверен в себе и знал, что получил бы любую девушку, которую бы захотел. Но, не имея явных привязанностей, Гриша был готов принять выбор отца. Тут вмешались Закретский с Машей. Ему показалось, что раз он испытывает сильнейшую ревность, значит, у него есть чувства к Марии Андреевне. Да и брак этот был бы выгоден для их предприятия. То есть отличное решение со всех сторон. А что если письмо написала сама Маша? Это было в ее характере. Она была смелая и решительная. Но отчего же не подписалась тогда?

— Что там? — Григорий Петрович с любопытством наблюдал за сменяющими друг друга эмоциями на лице сына.

— Так… пустяки… — немного краснея, отмахнулся Гриша.

— И выбор добрый, и для торгового дома слияние капиталов не лишне… Но не хотелось бы мне с другом рассориться из-за твоей поспешности. Подумай еще. Ежели через месяц не передумаешь, я сговорюсь с Андреем Ивановичем, — вернулся к важной теме отец.

— Я от своего решения не отступлюсь, — твердо заявил Гриша, убирая письмо в карман.

XIV

Дурдины долго готовились к свадьбе.

И вот, наконец, от их дома отъезжал «постельный поезд» с приданым, состоявший из пяти подвод. В первой подводе везли икону и самовар, рядом с которым сидел мальчик-блюдник. Он держал в руках завернутый в шелк поднос с пачкой чая. Особым украшением была огромная сахарная голова с повязанными разноцветными лентами. На второй подводе восседала крестная мать Марии Андреевны, держащая позолоченную солонку Фаберже. С ней ехала фарфоровая посуда. На третьей и четвертой подводах перевозили постель, мебель и ковры. В последней, пятой подводе была готова к отправке тетка Марии Андреевны. У нее в руках трепыхалась живая индюшка в чепчике. Андрей Иванович забрал у тетки список всего приданого и прошелся с проверкой по всем подводам. Закончив, он дал отмашку — и «постельный поезд» тронулся с места.

Пока отец занимался приданым, Мария Андреевна примеряла шикарное свадебное платье в своей комнате. Вокруг нее крутились две портнихи, подкалывая ткань булавками. Мария Исидоровна наблюдала за примеркой и подгоняла белошвеек. Ей казалось, что платье тянет то с одной, то с другой стороны.

Манефа принесла переданную невесте женихову шкатулку.

Мария Андреевна бросилась к няньке, чуть не порвав платье. Мать тоже подошла посмотреть на подношения жениха — черепаховый гребень с драгоценными камнями, колье из дорого жемчуга и золотой крестик фирмы Фаберже.

Дамы ахнули от восхищения.

Мария Андреевна достала крестик и прижала его к сердцу.

— Это будет мой оберег! Он всегда будет со мной!

Только Манефа не рассматривала драгоценности. Она смотрела на Марию Андреевну в подвенечном платье и тяжело вздыхала.

— Красуйся краса, пока вдоль спины коса: под повойник попадет — краса пропадет… — едва сдерживая слезы, бубнила под нос она.

— Сколько можно причитать, Манефа? Я знаю, что буду счастлива! — Маша обняла няньку, которая никак не могла смириться, что ее девочка выросла.

* * *

Это был один из красивейших весенних дней. Яблони стояли невестами в бело-розовой фате цвета. Празднично звонили колокола. Вокруг церкви толпились нарядные гости.

В храме шло венчание. Священник крестообразно ознаменовал венцом невесту и дал поцеловать ей образ Спасителя. Шлейф платья невесты держал десятилетний Митя, один из многочисленных детей большого семейства, объединяющего в себя теперь несколько купеческих кланов.

— Венчается раба Божия Мария рабу Божию Григорию, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

В тот самый момент, когда священник возложил венок на голову Марии Андреевны, вдруг непонятно откуда взявшееся дуновение ветра заколыхало пламя ее свечи и на глазах изумленных свидетелей свеча в руках Маши, потухнув, согнулась пополам. На секунду в храме воцарилось гробовое молчание. В следующее мгновение по рядам гостей пополз тревожный шепот — «плохой знак». Мария Андреевна растерялась.

Александру Григорьевичу на секунду показалось, что вместо Марии Андреевны он видит свою сводную сестру Елизавету. У нее точно так же во время венчания потухла свеча. А через несколько месяцев она умерла. Он схватился за сердце и вышел из храма.

Гриша спокойно отдал Маше свою свечу и взял себе другую, которую ему уже протянул Григорий Петрович. Он взял невесту за руку и посмотрел в глаза. Мария Андреевна почувствовала, что пока она с Гришей, никакая беда ей не страшна.

XV

Вечером с небывалым размахом был устроен бал по случаю венчания Григория Григорьевича и Марии Андреевны. Зал «Баккара» в доме на Мойке с трудом вмещал всех многочисленных гостей и членов двух больших семей.

Степан Петрович проводил Варвару Сергеевну к столу. Ей не здоровилось, и она не была расположена танцевать.

— Позвольте предложить вам бокал шампанского? — стал ухаживать за невесткой хозяина дома тот самый мальчик Митя, который был пажом невесты на венчании.

— Если вас не затруднит… Здесь так душно… — обмахиваясь веером, подыграла ему Варвара Сергеевна.

— Вы сегодня обворожительны, — не унимался мальчуган.

— Мне кажется, вы буквально на прошлой неделе были влюблены в Наталью Павловну… — Варвара Сергеевна даже немного повеселела.

— Что вы! Это была не любовь, лишь мимолетное увлечение, — нашелся Митя.

Все, кто наблюдал за этим диалогом, покатились со смеху. Вот это ловелас растет!

Григорий Петрович и Андрей Иванович с удовольствием любовались счастливыми молодыми, которые не пропускали ни одного танца. Оба были довольны таким удачным союзом с большим потенциалом для дела.

Во время небольшого перерыва между танцами Марию Андреевну обступили ее сестры, которым хотелось рассмотреть платье и украшения. Григорий Григорьевич отошел к брату и его жене, Елене Ивановне.

— Гриша, поздравляю! Машенька такая чудесная! Береги ее! Она мне чем-то нашу Лизу напоминает… — старший брат был необыкновенно растроганным, Гриша его таким еще никогда не видел.

— Саша, что ты… Ну при чем здесь Лиза? — попыталась остановить его Елена Ивановна.

— Эти свечи… дурной знак… Я не говорил тебе, Гриша, но у Лизы также свеча потухла во время венчания…

— Я не верю в знаки… Но если тебе так спокойнее, даю слово, что буду беречь Машу как зеницу ока! Сам не обижу и другим в обиду не дам!

Объявили следующий танец. Григорий Григорьевич вернулся к своей молодой жене. Начав танцевать, он продолжал думать о старшем брате. Вдруг он осознал, что Александр стареет и становится слишком сентиментальным.

С улицы доносился какой-то шум, крики. Но их не слышно было за праздничным весельем. Около дома Елисеевых пьяный в стельку Закретский пытался прорваться на бал, но был остановлен урядником.

— Как ты смеешь? — орал он на урядника, пытаясь вырваться. — Не прикасайся ко мне! Пусти!

Ему удалось высвободиться.

— Елисеев, ты у меня будешь кровавыми слезами умываться! — пытался он докричаться до второго этажа.

В ответ ему из окон дома доносились музыка и смех.

Закретский без сил сел на лестницу и заплакал. Это были пьяные слезы. Но они были искренние. Никто, даже он сам, не смог бы разобраться, было ему так горько оттого, что не удалось залезть в карман к богатому купцу, женившись на его дочери, или ему действительно нравилась Маша, или ему было жутко обидно, что Елисеев обошел его в очередной раз.

Дамы стали жаловаться на духоту. Открыли окна. Ветер ворвался в комнату и стал раздувать тончайшие тюлевые занавески, словно паруса. Кружащиеся пары, размноженные в многочисленных зеркалах зала, и развевающийся, словно фата невесты, тюль сливались в красивейший свадебный танец.

Григорий Григорьевич, разговаривая с родителями, постоянно искал глазами невесту. Мария Андреевна болтала с сестрами, смеялась. Вдруг Григорию Григорьевичу показалось, что он увидел в зале еще одну невесту. Он побледнел. Ему живо вспомнился его сон накануне убийства Александра II. Он присмотрелся: оказалось, что это просто отражение Марии Андреевны в зеркале. Гриша выдохнул с огромным облегчением и решил больше тем вечером не пить.

Бал подходил к концу. К Грише подошли новоиспеченные тесть с тещей, которые собрались домой и хотели попрощаться.

— Гриша, сынок, а где ж твоя молодая жена? — поинтересовался Андрей Иванович.

— С сестрами секретничает… — махнув в ту сторону, где только что видел Марию Андреевну.