И всему этому вот-вот придет конец.
Ее дочери, ее сын, ее кроха внук, который мечтает стать Стражем. Все…
Никого не останется из ее рода, никого… Только Росита. Росита, которая в видении обнимала демона рода Саирит. Росита, Росита… Высшие силы, за что я проклята? Неужели за отречение от судьбы?
— Высшие силы, молю и заклинаю… — Сосредоточиться… сосредоточиться… — Молю и заклинаю. Небесный Свод, откройся… Ruego y encanto. Se abre, la Boveda de los Cielos. Высшие силы… Ответьте же. Пожалуйста, ответьте.
Шар молчал. На этот раз не было ни багровых бликов, ни нарастающего жара. Был только холод под ладонями, холод, холод…
— Молю и заклинаю. Ruego y encanto… Откройся, Свод Небес. Откройся…
Шар молчал.
Холодом тянуло все сильней. Руки стали подрагивать. Стражи не отвечают. Неужели…
Нет-нет. Не может быть. Не может… Свод — мощнейшее укрепление, замок не-на-земле-не-на-воде-не-в-воздухе, творение магов и фейри еще в дохристианские времена. Стражи — энергетики, опора мира… мощные маги. Правда, говорят, что их теперь мало. Куда меньше, чем было сотню лет назад. Бесконечное противостояние с Уровнями, демонскими кланами, выпивало силы у обеих сторон. И все же, и все же…
Да нет, не может быть. Если бы что-то случилось со всеми Стражами (этого не может быть, но все же), то их чародейский мирок гудел бы весь — от сильфов до слабеньких травниц. Хотя… она ведь сама отстранилась от этого мирка, когда три месяца назад поползли какие-то невнятные слухи о Властелине и к ней стали приходить с предложениями присоединиться, предсказать. Она не захотела когда-то подчиняться приказам Света, но это не значит, что теперь станет темной! И отказала. И отгородилась. Она могла пропустить… Могла… Нет.
Свод Небес не может быть захвачен! Попросту не мо… а-а-а!
Боль родилась там, под руками, — сначала маленькая черная молния, вихрик холода. Гадалка ахнула, неверяще глядя на расползающуюся по рукам чернильную темноту. Что это? Что это такое? Через секунду мощный удар сотряс ее тело и буквально отшвырнул прочь.
Сознание вернулось лишь через несколько минут. Матушка Асунсьон открыла глаза. Несколько секунд она бездумно смотрела на небо, которое почему-то начиналось прямо под ее щекой. Оно было в звездах — ломких, неровных. Тускло блестящих… А… это ее шар. Разбитый шар. Гадалка протянула дрожащую руку. Потрогала осколок… И, не вставая с пола, беззвучно зарыдала. Свода нет. Стражей… Стражей, скорее всего, тоже больше нет.
И надежды — тоже.
Севастополь
27 июля 2024 года, 8 часов 55 минут
Медсестру Татьяну Белозерову все обычно называли просто Танечкой — за молодость и светлый, просто солнечный нрав. Даже в уколах она находила что-то хорошее — приятно было видеть, как из глаз больного или раненого уходит боль, как людям становится легче. И в медсестры она пошла потому, что ей нравилось помогать и лечить. Вот поработает еще — и поступит в институт и станет врачом. Это же замечательно — помогать людям! Правда?
Пациент из двенадцатой палаты сразу заинтересовал Танечку — слишком необычным было его появление. Взял да и оказался прямо в коридоре перед операционной. Да еще и с пачкой денег, засунутой в карман изодранной рубашки. Странно же, а? Да и травмы — врач не мог понять, откуда взялись такие ожоги — бесконтактные…
Ну и… вообще-то, если честно… он красивый был, пациент из двенадцатой. Так что Танечка заглядывала к нему куда чаще, чем было положено. И тайком лазила в сеть, шерстя списки пропавших по всем ближайшим городам. И подслушивала, что он говорил в бреду о магах и какой-то Светлой Страже… И чуть не плакала потом, когда на парне появились следы новых травм.
— Ну как мы сегодня? — мило улыбнулась девушка, прикрывая дверь палаты. — Полегче?
Он посмотрел на нее испытующе.
— Сегодня доктор сказала, что поправляетесь.
— Таня, — вдруг проговорил пациент, перебив на полуслове, — как… на улице?
О… он опять… Бедный парень…
— Все хорошо, — гордясь своим профессиональным спокойствием, проговорила девушка. — Все нормально. Хотите чего-нибудь? Сока? Бульона?
— Телефон… можно?
— Хотите позвонить? — обрадовалась Танечка. — Родным?
Это явный прогресс!
— Нет… друзьям… если они… здесь… и живы.
Ну вообще-то это было не разрешено, но… Руки сами достали из кармашка крохотный телефон.
— Какой номер?
Юноша смотрел не отвечая. Что такое?
— Вы не помните номер?
— Дайте… руку… — выдохнул парень.
Танечка удивленно подняла бровки. Руку? Зачем?
— Просто… коснитесь меня… — попросил странный пациент. — Пожалуйста… Я должен… знать…
Танечка покусала губку. Оглянулась на дверь палаты. Да ладно, подумаешь! Вон пациенту из десятой пришлось петь (причем неприличные частушки), и ничего!
Мягкое касание к неповрежденному участку кожи — и недоверчивый взгляд светлеет. Словно больной наконец услышал что-то хорошее. Он даже попробовал улыбнуться:
— Не бойтесь…
— Я не боюсь. Диктуйте.
Первый номер ответил молчанием. Второй тоже. И третий. И четвертый… Пациент мрачнел на глазах, Танечка потихоньку вносила имена в память, чтобы потом определить, кто ж друзья этого красивого парня.
Лишь седьмой номер отозвался живым голосом. Или неживым? Тихо и безжизненно женщина сообщила, что ее сын погиб три недели назад. И повесила трубку, прежде чем Танечка успела что-то спросить.
Восьмой… Девятый… Десятый… Десятый отозвался. Но голос Тане не понравился, слишком вкрадчиво-холодно он поинтересовался, откуда девушке известен номер, и она быстро прервала связь.
Таня огорченно посмотрела на пациента. Он смотрел в потолок, и его лицо… словно ему перевязку без анестезии делали!
— Спокойней… Ничего страшного. Потом еще позвоним. Спокойно, хорошо? Волноваться вам нельзя.
— Теперь… уже, наверно, все равно… — отозвался парень. — А вам… лучше уходить отсюда. Эта больница… она не совсем такая… как вам кажется…
О чем он?
Танечка открыла рот, чтоб спросить, но с улицы вдруг послышались крики:
— Смотрите! Смотрите!
Таня встретилась глазами с пациентом, и ей почему-то стало страшно.
— Смотрите! Что это? Что?.. — К голосам добавились свистки и почему-то сирена…
— Поднимите жалюзи, — проговорил юноша.
По коже просыпались колючие ледышки. Тревога, клубившаяся в глазах пациента, заставила замереть… Нет… Пожалуйста, только не… Не что? Что там? Что будет?..
«Сначала будет затмение…» — сам собой зазвучал в ушах тихий голос. Он так сказал. Пациент из двенадцатой. Вчера.
Сердце забилось глухо и часто. Сначала… будет… затмение… Сначала будет… Какое затмение, что за выдумки? Затмения не бывают просто так…
Потом на улицы выйдут демоны… И вампиры…
— Откройте окно, Таня…
Медленно, как во сне, Таня подошла к окну и сдвинула шторы.
И увидела черное небо.
Стихли свистки, перестала мигать рекламная картина на соседнем здании… Замерли пациенты в больничном саду, подняв головы к небесам.
Оно было черное, небо, черное, но не ночное — ни звезд, ни луны, только густая чернота с едва заметным фиолетовым оттенком там, где в этот утренний час полагалось быть солнцу.
Не горели фонари, не светились огни реклам — темно, темно и тихо. Остановились машины на перекрестке. Кое-где включились фары и погасли.
Город, так внезапно вырванный из дня и света, замер в немом страхе.
— Что это? — еле шевеля губами, проговорила Танечка. — Что это, а?
— Это затмение…
— Но так не бывает!
— Бывает… — В голосе парня мелькнули боль и горечь. — И так сейчас везде…
Россия. Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна». Зал связи.
27 июля 2024 года, 8 часов 55 минут
Операторы по одному оборачивались назад, к лю… то есть к серокожим существам, возникшим непонятно откуда. Кто-то вскрикнул, недоуменно и зло, кто-то потянулся к системе громкой связи, от дверей рванулась охрана, на бегу вскидывая автоматы.
Черно-красные ни о чем не спросили и не потребовали сдаться. Коротко перебросились парой непонятных слов, и тот, что стоял впереди, поднял руку.
Пустую, без оружия, просто руку… даже без когтей…
С нее сорвалась молния.
— Берегись!
— Какого черта? Охрана! Охра…
— А-а-а!..
В зале воцарился ад. Молнии били по блокам питания, по работающим экранам, по светильникам, по людям.
Вскрикнув, обмяк в кресле оператор Кремнев… повалился на пол полковник Мостовой. Прямо у двери в зал совещаний упали Белецкий и Руднев. Охрана — два молоденьких парня — рассыпалась как песок… как пепел. Прямо на бегу.
Крики, стоны, звон и хруст…
Севастополь
27 июля 2024 года, 8 часов 59 минут
— Везде? Что значит — так везде? — Танечке было страшно как никогда. А мама? Мама? — Я… я должна узнать, что с мамой!
Непослушными руками она схватилась за телефон.
— Подожди… — Пациент вздохнул и оторвал взгляд от черноты небес. — Кто твоя мать?
— Повар… Повар в ресторане по соседству. А что?
Телефон молчал.
— Иди… к ней. Иди… Сейчас иди, пока нет… Его. И остальных.
Остальных?!
Потом на улицы выйдут демоны… и вампиры…
Танечка рванулась к двери и остановилась. Что с ней? Она бросает больных? Пусть до конца смены всего полчаса, но все-таки! Стыдно! А еще будущий врач. Нет-нет, Белозерова, тихо. Возьми… возьми себя в руки.
— Послушай… пожалуйста, скажи, что происходит? Объясни… я до сих пор не знаю, как тебя зовут!
— Леш, — выдохнул парень. — Алексей.
— Леш… — повторила Таня, стараясь успокоиться. — Ага… И… и ты можешь сказать, что происходит?
Юноша шевельнул губами, бросил взгляд в окно, и его лицо окаменело.
— Сейчас Он объяснит.
Таня медленно обернулась. В голосе Алексея звучала такая горечь, что она была готова увидеть в окне кого угодно! Включая вампира. Они ведь летать умеют, если по фильмам судить.
Но все оказалось иначе. Совсем.
Небо прорезала ало-золотая нить. Тонкая, яркая, она прочертила тьму светящейся, расширяющейся линией. Брызнул свет. Огненный, золотой, багрово-красный — вспышки белых искр и яркие сполохи хаотично чередовались, с каждой сменой цвета все сильнее и ярче, пока небо не заполыхало буйным переливом красок. Подсвеченные золотым облака вылепились в огромную, в треть неба, корону из языков пламени. Светящаяся линия очертила золотую рамку… и все остановилось… и замерло.
Таня сдавленно вскрикнула — вместе с голосами из коридора и соседних палат — с потемневшего, багрово-оранжевого неба на них смотрело исполинское лицо. Человеческое лицо.
Китай
27 июля 2024 года, 12 часов 45 минут
Ван Лин любил при случае пустить пыль в глаза знакомым, как бы невзначай ввернуть пару фраз о месте своей работы. Действовало прекрасно: узнав, что Ван трудится не где-нибудь, а в Доме Правительства, юные девушки становились ласковыми и милыми. Страсть к замужеству с высокопоставленным человеком у китаянок в крови. И не столько деньги важны в таком браке, сколько честь семьи и влияние.
Недоверчивым парень показывал свой пропуск, который, как все знали, подделать нельзя. Все было честно — он и правда работал с министрами и другими важными людьми. Только забывал сказать кем. Юный Ван Лин трудился по протекции родственника младшим помощником, а проще говоря, курьером, разнося по приемным минеральную воду, свежие газеты и все, за чем пошлют.
Сегодня, например, послали на недостойную работу. В дурацкий мини-зоопарк. Проклиная президентов и королей, которые в последние полгода взяли за правило дарить коллегам по управлению экзотических животных с глубокомысленными комментариями, Ван поплелся на первый этаж.
Зверинец встретил его рычанием, визгом и метко брошенной банановой кожурой. Чудом не поскользнувшись, Ван спешно зажал нос. Кроме дикого шума зверинец поражал таким скверным запахом, что у бедного парня глаза заслезились. К счастью, помощник смотрителя, пожаловавшись на необычайно беспокойное поведение подопечных, вручил недовольному Вану средство от этой неприятности. Заглянув в пакет, Ван увидел… противогаз!
— Бери, только он и спасает, — кивнул помощник, представившийся как Су, пытаясь одновременно призвать к порядку ополоумевшую черно-бурую лису — та металась по клетке и безостановочно лаяла, то и дело бросаясь на прутья. — Да что ж творится сегодня…
Пожав плечами, Ван натянул противогаз на лицо и занялся уборкой. Жалко, что уши не закроешь. Хотя можно включить музыку. Он включил «ушки», и вопли беснующихся птиц перестали его волновать.
Клетки чистились легко, их поддоны вынимались без затруднений. Новенький противогаз исправно подавал свежий воздух с ароматом сосны, музыка была отличной (новая группа «Гули» могла переорать, наверное, даже сирену тревоги), так что работа шла быстро и успешно, пока Ван не обратил внимание на обитателя очередной клетки: крупная синеперая птица вдруг судорожно взмахнула крыльями, разинула клюв и рухнула на пол. Что случилось? Знаменитый птичий грипп начала века? И вон еще одна птичка, бескрылая, покачавшись на тонких ногах, повалилась на подстилку. И попугаи все на полу… Духи предков, в чем дело?
— Смотритель… — хотел позвать юноша, но маска не пропускала его голоса. Он шагнул в соседнюю комнату, к Су, но представившаяся картина заставила его оцепенеть.
В этой комнате тоже все лежали. Черная лисица, оскалив зубы, так и застыла у прутьев, только хвост судорожно подергивался. Пушистый зверек вытянулся без движения на усыпанном стружкой полу. А вон там еще один. Мартышка безвольно повисла на жердочке… И крупный зверь, из кошек, только что бивший тяжелой лапой по прутьям, затих… И еще!
Все… И Су. Он лежал у выхода, не дойдя до прозрачной двери два шага. Пальцы еще сжимали наполненный шприц.
— Смотритель… — упавшим голосом позвал Ван, но тот не шевельнулся. Никто не шевельнулся.
Да что же это такое?..
— Ты умрешь! — заорал ему в ухо чей-то жуткий голос, и Ван в ужасе отскочил, прижался к стене, покрывшись холодным потом. Задыхаясь, обвел глазами застывшее мертвое царство и только тут сообразил, что «ушки» просто выдают начало новой песни «Гулей», хит сезона «Всех ждет смерть». Дрожащими руками Ван стащил наушники и отшвырнул — как ядовитую змею, как тарантула. — Ты умрешь! — снова донеслись слова из «ушек», и грянула музыка. Не чувствуя под собой ног, Ван выскочил из жуткого зверинца, забыв снять маску. Он почти бежал по коридору, нащупывая медальончик, который выдают здесь каждому, на экстренный случай. Даже уборщику.
— В зверинце беда! — закричал он, забыв представиться, забыв, что его не слышно, обо всем забыв, едва из рации послышался первый шорох. — В зверинце… — И он замолк.
На полу впереди лежали бумаги. Просто лежали. Их никто не собирал… Из-за поворота коридора виднелась изящная женская рука с лунным браслетом на тонком запястье, застывшая на одном из листков…
А рация молчала. На негнущихся ногах Ван сделал несколько шагов вперед. Да… На золотистом покрытии лежала девушка-секретарь, Винь, он как-то звал ее на танцы. И не одна. У лестницы неподвижно лежали министр Во и его охранники, дальше схватилась за горло чиновница из Хонов…
А рация молчала.
Чувствуя, как начинают шевелиться волосы на затылке, Ван поднес к лицу рацию-медальон. Пальцы наткнулись на маску.
Противогаз. Он был в противогазе, поэтому он уцелел. А остальные…
Так это… Это… Все отравлены… Все? Он заметался по комнатам, распахивая двери туда, куда еще вчера не смел бы даже постучать. Всюду, всюду, всюду лежали люди. Кто-то успел встать и подойти к окну, кто-то лег прямо на рабочий стол, на панель компьютера. Кто-то успел достать таблетки…
А рация молчала.
Было очень тихо.
Комнаты, здание, улицу за окнами накрыла плотная тишина. Ни автомобилей, ни шумной толпы.
Юноша бессильно прислонился к стене у пальмы, не зная, что делать. И в этот миг в вестибюле возникли люди. Целая группа, десять человек, одетых в одинаковую черно-красную одежду. Просто появились как из воздуха. Осмотрели усеянный мертвыми телами пол и, усмехнувшись, стали подниматься по лестнице, о чем-то переговариваясь на незнакомом языке.
Холодея, Ван смотрел, как они спокойно перешагивают тела на ступенях, как женщина с кроваво-красными волосами наклоняется над министром обороны, и ее глаза из-под крыла волос сверкают нечеловеческим алым блеском. И как она вдруг поворачивает голову в его сторону, а потом вытягивает руку…
Нет! Она не могла заметить его, не могла, это стекло у лестницы прозрачно только в ту сторону. Нет… От группы вдруг отделились два человека (человека?) и двинулись в его сторону.
Нет!
Потеряв всякое самообладание, Ван рванулся и выбежал на замершую улицу. Под черное солнце.
США. Белый дом
28 июля 2024 года, 22 часа 57 минут
— Мистер президент, Китай замолчал.
— Так. — Президент тяжело опустился на стул. — Что же там случилось?.. Сначала Париж и Россия, потом Китай… Кто теперь? Мы?
— Срок ультиматума истекает, сэр, — напомнил один из сенаторов. Все старались не смотреть на экраны, беспрерывно транслировавшие то Париж, то руины Путижа, то все еще расколотый землетрясением Токио…
— Я помню.
— Сэр, нам осталось всего несколько минут.
— Мистер президент!
— Нет. Мы не можем принять ультиматум неизвестно кого! Америка не может сдаться! — Голос президента был твердым, хотя и ему было страшно. Буш тоже был человеком. Но стать первым президентом Америки, спустившим флаг гордой страны, не знавшей оккупации… Нет! — Никогда за всю историю Америки…
— Мистер президент, в истории Америки когда-нибудь треть страны заносило снегом в летнее время?
— Вы хотите, чтоб нас уничтожили? Как Париж? Его транслируют по всем каналам… — Сенатор Симмонс срывалась на истерику.
— Но Он никто!
— Он правит ураганами и драконами. Он маг, сэр! Разве это никто? Его люди могут бить огнем…
— Он захватил Пентагон за пятнадцать минут! Наши базы не отвечают на вызовы, наша спутниковая сеть выведена из строя! Наш маршал на экстренном совещании оказался оборотнем и попытался нас убить! — Вице-президент пугливо покосился на пятна крови на полу. — Мистер президент, мы не сможем сопротивляться!
— Сэр! Три минуты! Еще не поздно…
Полминуты мучительной тишины. Странное ощущение безнадежности. На этот раз Америку не спасет ни супермен, ни бравый солдат, ни крепкий орешек, ни русский союзник. О боже…
— Мистер президент!
— Поздно… — шелестит безнадежно усталый голос сенатора Спенсера. Он смотрит в окно и отступает.
В следующий миг пуленепробиваемое стекло исчезло. На пол, звеня, упал одинокий осколок, и огромный оконный проем заполнила громадная уродливая голова с янтарными глазами… Драконья голова.
Россия. Подземный стратегический центр обороны «Око тайфуна». Зал связи.
27 июля 2024 года, 10 утра
Уничтожив системы питания, черные ушли. Старшине Бронскому и рядовому Санину, производившим в конференц-зале последние монтажные работы, пришлось потратить полтора часа, чтобы распилить оплавившуюся металлическую дверь и войти. Но в живых они застали только рядового Белецкого. Все остальные погибли.
А потом отказало питание и в резаке, и выйти из зала хотя бы в коридор оказалось невозможным. Двери по сигналу тревоги автоматически заблокировались, а код, наверное, знали лишь президент, маршал и полковник.
