Вернув конверт с карточками на место, я едва успела сменить дорожное платье на домашнее, как раздался стук в дверь и на пороге появилась сестра.

— Пойдем вниз, мама к нашему приезду торт испекла, твой любимый, клубничный, по рецепту тети Дженны, — сказала она, взяв меня за руку, — а еще у нее розы расцвели, какой-то новый рионский сорт, магически обработанный, ужасно дорогой, пойдем, посмотрим.

Она легонько сжала мою руку, подбадривая.

— Целое лето впереди, как здорово! — и каблучки Лиз застучали по ступенькам. Я улыбнулась и пошла следом.

Вечером, когда мы пили чай в малой гостиной, па поинтересовался:

— Ну, девицы-красавицы, каковы ваши планы на лето? — в том, что они есть, он ни капли не сомневался и правильно делал — сам же нас воспитывал.

— Ой, папа, сейчас расскажем, — начала, как обычно, Лиз, переглянувшись со мной. Это мы обсудили до мелочей. — Мы будем тебе помогать.

— Вот как? — ухмыльнулся в усы па. — Зачем же вам это?

— А затем, — продолжала Лиз, — что мы решили, чем хотим заниматься после того, как окончим школу.

— Ну-ка, ну-ка!

— Мы хотим, — лукаво улыбнулась я, — открыть кондитерскую!

— Кондитерскую! — задумчиво пожевал губами па. — Это, барышни, очень хлопотное дело. Капитал, опять же, брать где-то надо.

Пришла пора показать серьезность наших намерений.

— Па, мы все продумали.

— Мы будем закупать у тебя муку, масло и прочие продукты. Изучим, где можно раздобыть остальное.

— Рецепты тортов и пирожных мы возьмем для начала из маминой кулинарной книги, она любила придумывать что-нибудь особенное.

— Мы будем работать у тебя и скопим капитал. Если его не хватит, возьмем из нашего приданого.

— Тише-тише, ишь разгалделись, — засмеялся па и в шутку вскинул руки для защиты. — Ну что ж, галчата, вижу, вы настроены решительно. Давайте сделаем так: пока вы отдохнете, погуляете, воздухом подышите. А вот через недельку, если не передумаете, приставлю вас к мастеру Брейди в лавку, будете на подхвате. А дальше видно будет. Идет?

— Идет! Как здорово! Спасибо! — и мы, вскочив с мест, побежали обнимать па.

Поработать в лавке нам удалось: сначала мы взвешивали и собирали заказы, а потом и сами стояли за прилавком, встречая покупателей. И управляющий не мог нарадоваться на Лиззи: она приветливо болтала с покупателями, нахваливала товар, но всегда аккуратно пересчитывала деньги. У меня выходило не так бойко: я быстро терялась, если покупатели были раздражены или грубы. Мне больше нравилось изучать отчеты, договоры и хозяйственные книги. Но почему-то именно в те часы, когда за прилавком стояла я, к нам приходили крайне странные личности, желающие устроить скандал.

Особенно запомнилась одна озлобленная неряшливая женщина, стремящаяся получить назад деньги за якобы купленную пару дней назад в лавке голову сыра «Бретонийский». В пылу спора она позволила себе обозвать меня глупой курицей. Вместо того чтобы смутиться и принести извинения, я пришла в ярость. И именно от ярости вспомнила, что совсем недавно пересматривала записи о закупках, и никакого «Бретонийского» сыра там не значилось. Об этом я и сообщила мошеннице. Тут ко мне подошел мастер Брейди, положил руку на плечо и сказал, что я могу пока отдохнуть. А сам спокойно поговорил с женщиной, денег ей не дал, но угостил небольшим кусочком нашего нового сыра. Вот и пойми этих торговцев.

Через пару недель па сообщил, что берет несколько дней отпуска, и мы всей семьей выезжаем на воды в Саммервилль. Это была наилучшая новость. Саммервилль с его изящными белоснежными беседками и павильонами, песчаным морским побережьем и бьющими минеральными источниками был просто мечтой для того, кто хотел расслабиться и отдохнуть.

И я успокоилась, доверилась этому лету, этой жизни. Так ярко я видела свое будущее — новый учебный год в школе мэтрисс Шульц, работу у па. Видела, как мы с Лиз учимся в колледже, а потом покупаем помещение для нашей кондитерской, как нанимаем работников, как расставляем в витринах пирожные, торты и булочки. И радовалась этой спокойной, понятной, размеренной жизни до тех пор, пока в самом конце лета новое магобследование не показало две целых и две десятых уровня.

* * *

Я сидела в своей комнате на кровати, обхватив руками колени, и чувствовала, как весь мой уютный, знакомый мир рассыпается на кусочки, словно ваза, которую уронили на пол. В ушах стоял звон осколков, и я совершенно не понимала, как собрать их воедино.

О школе мэтрисс Шульц придется забыть: отныне мне прямая дорога в Распределитель, и один Источник ведает, чем это для меня закончится. Лиз, моя дорогая сестра, подруга, самый близкий мне человек — с ней мне тоже придется расстаться. Демоны бы побрали этот дар! Я никогда о нем не мечтала. Не помню, сколько я так просидела, пока не поймала себя на том, что сжимаю в ладони висящий на груди медальон и поглаживаю его большим пальцем — так я делала с детских лет, когда хотела успокоиться. Этот медальон носила мама — простенький, серебряный, с небольшим красным камушком и не очень ровными завитушками. А вот в то злосчастное путешествие она его не взяла. После их с папой гибели я надела его на себя и снимала лишь изредка. Так мне казалось, что мама ближе, что она слушает меня и утешает.

Долго киснуть я не могла себе позволить. Знала, что внизу ма, па и Лиз переживают, хлопочут, пытаясь устроить меня наилучшим образом. Слышала, как па звонил по лонгофону, с кем-то разговаривал. Как потом ма тревожно его расспрашивала. Поэтому я заставила себя встать с кровати, умыться холодной водой и спуститься вниз.

Меня встретили встревоженным молчанием. Ма сразу распорядилась принести мне большую чашку успокаивающего отвара и теплую булочку с джемом.

— Ох, милая, как ты? — обняла она меня и повела к креслу в гостиной.

Лиз сразу пристроилась рядом и молча сжала мою руку.

— У нас есть для тебя новости, — ма выжидающе посмотрела на мужа.

— Да, Эмма, я переговорил с мэтрисс Шульц и мистресс Глостер, — при этих словах Лиз непонимающе посмотрела на па («с Грымзой», — шепнула я ей), — и они подтвердили нашу договоренность. С осени ты будешь учиться в лучшем отделении Маг-распределителя, в пригороде Лиденбурга. Я поеду туда с тобой, чтобы помочь тебе устроиться.

Лиденбург! Это же так далеко! Я была в столице пару раз, и запомнилась она мне суматохой, величественными строениями и пронизывающим ветром с Виенны. С другой стороны, какая разница, где находится школа, если я никого там не знаю?

Я равнодушно кивнула, соглашаясь.

— Мы будем приезжать к тебе на каникулах, — поторопилась подбодрить меня сестра.

Я недоуменно посмотрела на нее.

— Ну, па сказал, что в первый год воспитанников распределителя не отпускают домой.

У меня уже не было сил расстраиваться. Одной плохой новостью больше, одной меньше.

— Хорошо, — кивнула я, помолчав немного. — Когда нужно ехать?

— Ма растерянно переводила взгляд с меня на па и Лиз.

— Через три дня, малышка, — па подошел совсем близко, помог подняться, а затем, как в детстве, посадил меня к себе на колени, гладя по голове. — Доберемся на цеппелине до Лиденбурга, а оттуда на паровике и до Далвертона доедем. Когда бы еще выбрались? Поговорим по душам с директором, осмотримся, и, думаю, все окажется не так страшно. И даже принесет тебе пользу. И я сейчас не только об исследовании твоего дара. Ты знаешь, как я ценю мнение мастера Брейди. Вот кто умеет чувствовать людей! Разумеется, я беседовал с ним, чтобы узнать, как там дела у моих девочек.

Па хитро прищурился.

— Хотите узнать, что он о вас рассказал?

— Конечно! — Лиз сразу подобралась и замерла. Даже я, несмотря на уныние, кивнула, теперь уже энергичнее.

Дядя Джим потрепал дочь по чуть растрепанным белокурым локонам.

— Он назвал вас «шкатулочками с сюрпризом». Знаете, были в свое время в ходу такие розыгрыши: дарили подарки, но так, что с первого взгляда и не поймешь, что же это такое. Протягивает, например, кавалер даме дешевую коробочку из тростника, бечевкой перевязанную. Дама в слезы, коробочку с презрением отвергает, а развяжи она бечевку, увидела бы колье из бриллиантов. Ну вот, и вы таковы, по мнению Брейди. Не то, чем кажетесь на первый взгляд. На Элизабет посмотришь — легкомысленная простушка, а приглядишься — такую не проведешь, она сама тебя в два счета переиграет.

Па рассмеялся.

— «Учебник хозяйственных операций в розовой обложке», — так он, кажется, говорил.

Тут уже и я не выдержала и хихикнула, до того потешным было негодующее лицо сестренки.

— А вот про тебя, Эмма, он сказал так: «кинжал в холщовых ножнах». Ты молчаливая и кажешься робкой, а на самом деле ты боец. И я с ним согласен. Ты сильнее, чем думаешь, дочка.

От этих слов и от голоса, которым это было сказано, подозрительно защипало глаза, и я уткнулась носом в жилет па.

— И раз это так, а я уверен, что так, то стоит подумать: а место ли кинжалу в кондитерской лавке?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Просто обещай мне подумать об этом. А к разговору мы вернемся чуть позже. Дорогая, не выпить ли нам отвара? — обратился па к супруге.