Юля

За четыре, нет, уже почти четыре с половиной дня, что жила в гостевом доме, Марфа успела составить мнение обо всех обитателях. Хозяин Денис ей понравился сразу. Улыбчивый, приветливый, так же как и его мать Нина Михайловна, которая занималась стряпней. Выходило у нее вкусно и, как говорила она сама, «нажористо». Марфа с аппетитом уплетала оладушки, сырники, кашу и только нахваливала. Нина Михайловна шутливо кланялась ей и смеялась, довольная. Милые люди, решила она — и вот теперь с ужасом взирала на красные пятна на Юлиных руках, кровоподтек на скуле и ссадину на шее.

— Ради бога, только не говорите ничего, — шепотом взмолилась жена хозяина.

Марфа разозлилась:

— Да что тут говорить? Все и так ясно! Вылезай давай!

— Тише, прошу. Не надо. Я тут посижу до утра, и все.

До утра? Фигу с маслом!

— Вылезай, говорю, и пошли ко мне.

— Не могу. Они услышат.

— Не услышат. А если и услышат, то при мне драться испугаются.

Почему она вслед за Юлей говорит «они»? Славная женщина Нина Михайловна что, тоже участвовала?

— Иди за мной. Я постараюсь не шуметь.

Марфа на цыпочках двинулась в сторону своего номера. Юля, держась за стены, поплелась за ней и, войдя в комнату, села на пол у стены.

— Ложись на кровать.

— Не надо. Если что, я в ванной спрячусь.

— Глупости. Никто не будет ломиться в номер к гостю.

— Ты их не знаешь.

— Да кого их-то? Твоя свекровь тебя тоже била, что ли?

— Она не свекровь. Это мать моя.

Марфа так и села на кровать. Мать? Она не раз видела, как Нина Михайловна ласково общается с Денисом, с Юлей же разговаривает несколько суховато и как будто нехотя. «Свекровь, что с нее возьмешь? — думала Марфа. — Она и не обязана любить невестку». Марфа помнила, как разговаривала с ней ее собственная бывшая свекровь. Как будто одолжение делала. Но мать? Какими бы сложными ни были отношения с матерью у нее самой, мысль, что та может поднять на нее руку, даже в голову не приходила.

— Я думала, что… — начала она и заткнулась, увидев, как по Юлиным щекам текут слезы.

— У Дениса раньше столовая была. Мать работала директором. Потом столовая прогорела. Работы не стало. Денис предложил ей сделку: он ей — работу в гостевом доме, а она ему — меня.

— Как… тебя?

— Ну, в жены, конечно. Не в любовницы. Я институт окончила. Два языка знаю. Считай, работник почти бесплатный. За кормежку и одежку. Мать меня три дня била, а потом я сдалась. Идти-то некуда.

Юля обхватила руками плечи и затряслась. Марфа сползла с кровати, села рядом и обняла.

— Не знаю, что мне делать. Не могу больше терпеть.

— Сбежать пробовала?

— Да куда? Родственник один — брат матери. К нему нельзя, да он меня и не примет. Денег нет совсем. Даже до Питера доехать не на что.

Марфа покачала головой:

— Средневековье какое-то!

— Тихо!

Девушки замерли. В коридоре послышался сдавленный шепот. Слов было не разобрать, но, судя по всему, разговаривали Денис с Ниной Михайловной. «Спохватились», — подумала Марфа. Юля затряслась, как припадочная. Марфа крепко прижала ее к себе.

— Постучать? — вдруг явственно услышали они под дверью.

— С ума сошел? Никуда она не денется. Утром приползет. Пошли отсюда.

Раздались осторожные шаги, и все стихло.

— Пойду я…

— Еще чего! Ложись и спи. Места нам обеим хватит.

— Нет, что ты…

— Утром встанем пораньше, я тебя выпущу. Никто ничего не узнает. Скажешь, в парке гуляла. Мне они ничего не сделают.

Прямо в одежде они улеглись на кровать поверх покрывала и закрыли глаза, думая каждая о своем.

К утру в светлой голове Марфы созрел шикарный в своей простоте план.

— Скажи честно: ты хочешь изменить свою жизнь? — спросила она, испытующе глядя на Юлю.

— Спрашиваешь. Я давно уже поняла, что меня тут ничего не держит.

— Тогда знаешь что? Мы уедем вместе. Я тебя спрячу, и ты начнешь все сначала.

— Как это?

— Очень просто. Вернее, не очень просто, понимаю, но я придумала, где ты можешь спрятаться. У меня есть квартира, в которой никто не живет. В пригороде, правда, но так даже лучше. Безопаснее. Там работу найти можно. Или паспорт они тоже отобрали?

— Нет. Я же в инстанции разные хожу с документами. Паспорт везде спрашивают. Да и зачем? Они же знают, что деваться мне некуда.

— Это здорово!

Марта чуть не подпрыгнула на кровати.

— Здорово, согласна. Только… я боюсь, — прошептала Юля, прислушиваясь к звукам из коридора.

— Я тоже. Но хуже только — ничего не делать. Надо попытаться. Если сумеешь добраться до автобуса, они нас уже не поймают.

— Еще как поймают. У него машина есть. На ближайшей остановке встретит.

— А мы выйдем раньше. На станции. Спрячемся, если надо, в кустах, а потом прыгнем в электричку, и все.

— Он будет ждать нас на платформе в Питере.

— А мы не поедем в Питер. Мы выйдем раньше, пересядем на другую ветку и доберемся прямо до места. Уловила?

— Уловила. Но… страшно.

— Главное — добраться до автовокзала прямо перед отправлением. Я куплю билеты на самый последний рейс и буду ждать у автобуса. Сможешь?

— Не знаю.

— Главное — не подавать виду. Ни тебе, ни мне.

— Я пойду тогда, — неуверенно сказала Юля.

Марфа кивнула и, выглянув в коридор, скомандовала:

— Давай!

Юля легко шмыгнула прочь. Марфа еще немного постояла под дверью, прислушиваясь, немного полежала, додумывая план, потом встала и пошла в душ, полная решимости довести дело до конца. В конце концов, крепостное право отменили еще в тысяча восемьсот шестьдесят первом году!


У нее была своя докука. Дело, ради которого она приехала в Приозерск, надо было завершить сегодня. По крайней мере, сделать все, что возможно силами столичной прессы. И пусть она не до конца дожала зарвавшегося чинушу, бой она продолжит, когда выйдет статья. Что важнее, в конце концов, жилище или живой человек?

В столовую она вошла красивая, аккуратно причесанная и готовая ко всему. Нина Михайловна, накрывая завтрак, посмотрела испытующе. Марфа сладко улыбнулась.

— Доброе утро. Ну и воздух тут у вас! Сплю как убитая! — радостно сообщила она, усаживаясь за стол. — Что тут у нас? Блинчики! Попробуем! Ммм… Нина Михайловна, вы кудесница! Ничего вкуснее отродясь не едала! А добавка полагается?

Она щебетала, с удовольствием уминая блины, и Юлина мать, поначалу напряженная и настороженная, заулыбалась в ответ.

— Я сегодня уезжаю, поэтому ваших кушаний мне больше не едать. Но помнить их буду вовек! — объявила она, вытирая рот салфеткой.

— Утром или вечером отправляетесь? — уточнила Нина Михайловна.

— Наведаюсь в мэрию и сразу на вокзал, — безмятежно улыбаясь, ответила Марфа, — поэтому вещи сразу заберу. Попрощайтесь за меня с Денисом и Юлей, если я их не увижу. Все было очень славно.

Улыбнувшись еще раз пять или десять, Марфа выскочила в коридор, зашла в номер, быстро собралась и двинулась к выходу. В холле ее встретила все та же Нина Михайловна, радушно улыбаясь.

— Вот ваши документики. Приходный ордер. Счет.

— А вам взамен — ключик от номера.

— Счастливой дороги!

— И вам счастливо оставаться! Спасибо за гостеприимство! — рассыпалась Марфа, задом продвигаясь к выходу.

Когда за ней закрылась дверь, она выдохнула, закинула за спину рюкзак и бодрым шагом двинулась по дороге.

Сегодня у нее много дел.

Ровно в девять вечера от вокзала отошел последний автобус на Петербург. На заднем сиденье, спрятавшись за спинками передних кресел и тесно прижавшись друг к другу, сидели две женщины.

План побега претворялся в жизнь.

До Марфиной квартиры в Пушкине они добрались далеко за полночь. Однушка в хрущевке встретила их духотой и затхлостью. Пооткрывав настежь все окна, они упали на диван и через секунду заснули, забыв накрыться чем-нибудь, чтобы не закусали алчные комары. А утром Марфу разбудил звонок главреда.

— Марецкая, ты что, сбежала с поля боя? — с ходу наехал он.

— Куда? — ничего не соображая со сна, спросила Марфа.

— Это тебе лучше знать куда! — наддал Тимоша. — Мне звонит депутат и заявляет, что моя журналистка ничего до конца не довела, покрутила в Приозерске хвостом и уехала, а ветерана как выселяли, так и выселяют!

Марфа, мгновенно рассвирепев, соскочила с дивана и заорала:

— Так пусть тогда этот депутат сам едет и всех спасает! У них там такая оборона, что на танке не прорваться! Я что, амбразуру грудью закрывать должна? Туда не журналистку посылать надо, а прокуратуру и ОМОН! Этот ваш народный избранник хорошо устроился! Послал вместо себя любимого бабу и ждет, когда она ему лавровый венок в зубах притащит! Пресса должна найти проблему и осветить. Привлечь внимание общественности. А горячие каштаны из огня таскать — увольте! Нашли девочку для битья! Я вообще не уверена, что он не в сговоре с этим приозерским чиновником! Уж больно тот уверенно себя чувствует. Не ваш ли депутат его и крышует?

— Ну ты наговоришь, — попытался приструнить ее Тимофей Данилович.

Но Марфу уже понесло, как Остапа:

— Он потому и послал меня, что дело тухлое, а ему портить свой авторитет неохота! И, между прочим, я свою работу сделала. Материал готов, сдам, если хотите, хоть завтра, а если на меня будут наезжать, то я и вашего доброхота в статье упомяну! С меня станется, вы знаете!