Елена Езерская

Бедная Настя

Книга 1

Там, где разбиваются сердца

ЧАСТЬ 1

ЛЮБОВЬ И КОРОНА

Глава 1

Что позволено Юпитеру?

Зима в Петербурге ужасна, но даже ее свинцовые тучи над головой и пронзительный ветер с залива ничтожны по сравнению с тяжестью и гнетом белых ночей. Это время, когда исчезают границы и тени, и больше нет тайн и личной жизни. И невозможно спрятаться и скрыться под дружеской защитой ночи — все на виду, и все равны под низким, светлым небом держать ответ за сокровенное…

Александр Николаевич Романов, цесаревич и наследник российского престола, в который раз с тоской взглянул на белое пятно окна. Он лежал на спине, запрокинув голову, и смотрел в перевернутый мир.

— Саша, ты весь дрожишь, — донесся до него шепот Ольги — его прекрасной возлюбленной и фрейлины императрицы.

Ольга обвила руками его голову, утопила его лицо в ароматных нежнейших кружевах ручной работы, украшавших ее ночное неглиже.

— Оленька, мне страшно, мне все время чудится, что мы не одни. И еще этот свет — он никогда не кончается, он как будто следит!..

— Саша, милый, здесь нет никого! Только ты и я. И наша любовь. Ты просто немного устал от обязанностей, которые государь возложил на тебя…

— Обязанности! Долг! А где же я? Где мои желания, мои чувства? Зачем мне то, что разлучает нас с тобой? Почему я должен пренебрегать твоей красотой во имя какой-то абстракции? Я люблю тебя и хочу быть с тобой!

Александр смутился — кажется, он был слишком резок и напугал Ольгу. Александр потянулся к ней, поймал ее тонкие пальцы в ладонь и стал осыпать их нежными поцелуями, медленно поднимаясь от перламутра ногтей все выше и выше по мраморной коже ее руки.

— Я бы хотела уехать с тобой, — просто сказала Ольга. — В Польшу, в Европу, туда, где мы сможем жить, не опасаясь за нашу любовь.

— Я не менее тебя же чаю этого, — кивнул Александр, с неохотой отрываясь от своего сладостного занятия. — Ты знаешь, друг мой, как претит моей душе обещанная мне корона, и кажется, что она уже сейчас точно обруч сдавливает голову. Мне так трудно отвлечься, и даже здесь, в твоих покоях, я не чувствую себя совершенно свободным от будущего!

— Ты как будто недоволен мною?..

— Я недоволен лишь тем, что должен расставаться с тобою каждое утро. И я даже толком не знаю, утро ли это.

Александр уткнулся головой в ее колени. Ольга наклонилась над ним и ласково пригладила его чуть влажные волосы. Александр вздохнул и затих. А Ольга заговорила — медленно-медленно, словно загадывала судьбу.

— Мы всегда будем вместе. И никто, и ничто не сумеют разлучить нас. Мы с тобою друг другу даны Небом, и оно благословит нашу любовь перед Богом и перед людьми…

Вот уже год ночь за ночью Александр II проводил в ее комнате. Эти посещения, как и сам роман наследника, ни для кого не были тайной, но их обычность для двора доводила Александра до исступления. Ему казалось, что он познал блаженство подлинной страсти. И то небрежение и понимающие улыбки, коими сопровождалось любое появление Ольги в ассамблеях и на приемах, оскорбляли и бесили наследника. Он всеми силами старался доказать особенность своих отношений с польской принцессой, и преуспел в этом рвении настолько, что сам с головой увяз в амурной драме и заставил встревожиться императора. С некоторых пор Александр стал рассеян, заметно нервен, и обеспокоенный его поведением государь велел с особым пристрастием следить за каждым шагом наследника.

Александр вообще по натуре был чувствительным. Он, видимо, унаследовал эту склонность к романтическому от матушки, в православии признанной как Александра Федоровна, но сохранившей немецкую предрасположенность к мистике и волшебным сказкам. И поэтому его живой ум, возбужденно отзывавшийся на все возвышенное, так счастливо и легко воспринял идеалы и настроения придворного наставника наследника — поэта и сибарита Василия Андреевича Жуковского.

Сам когда-то испытавший на себе немало несправедливостей, Жуковский прекрасно понимал гнетущую тяжесть долга и необходимости следовать чуждым душе уставам и уложениям. Причиной тому была двусмысленность его незаконнорожденного происхождения. Записанный сыном обедневшего дворянина Жуковского, приживала в доме своего настоящего отца, видного придворного Бунина, Василий не мог на равных общаться со своей крепостной матерью, хотя всегда любил ее нежно и глубоко. При дворе хорошо знали и другую личную драму Жуковского, рожденную свойственными времени предрассудками. Его любовь к сводной племяннице Маше, отвечавшей поэту взаимностью, объявили неблагоразумной и волею матери девушки разрушили чувство в самом его благородном и пылком расцвете.

Спокойный, порой медлительный, всегда располагающий к себе Жуковский был прямой противоположностью отца-императора — властного политика, изощренного в лицедействе и тяготеющего к прусскому военному орднунгу. Поэт, сам плохо переносивший кабалу распорядка, пришелся по душе первенцу Николая Павловича. Александр обожал праздники и веселые игры. Он знал наизусть правила проведения парадов и смотров и всем этим страшно увлекался. Но ровно до тех пор, пока военное дело оставалось игрой, правила и механизм которой еще хранят аромат новизны для пытливого исследователя. А едва игра превращалась в реальность, она теряла для наследника свое очарование, и цесаревич начинал тяготиться ею, как обузой.

Жуковский видел в этой легкомысленности наследника склонность к гуманитарному и поэтому изначально, принимая должность воспитателя при Александре, оговорил перед императрицей приоритет наук художественных над военными и техническими. Жуковский развивал в Александре умение мыслить о чувствах и внушал уважение к незыблемым основам разумного государства — неприкосновенности личности, порядочности, равенству. С его легкой руки цесаревич научился ценить поэзию и литературу и сам приобрел известное изящество слога.

Николаю же все эти тонкости в воспитании наследника престола казались неуместными. Он требовал от Жуковского уделять больше внимания укреплению в Александре духа преемственности трона и государственного умонастроения. Николай был и сам прагматичен во всем — в том числе и в отношениях с женщинами, и настоятельно требовал от наследника подобной рассудительности и готовности к самопожертвованию чувствами во имя высшего предназначения — власти и государства.

За два года до этого император отправил обоих — наследника и воспитателя — в путешествие по России, из которого Александр возвратился в Петербург почти обновленным — он возмужал и посерьезнел. В его рассуждениях появилась мудрость будущего правителя нации, и смягченный этими переменами государь снисходительно воспринял даже заступничество сына за декабристов.

Однако, как показали дальнейшие события, ослабление надзора за наследником оказалось преждевременным. В тот момент по настойчивой просьбе, исходившей из Варшавы, императрица приблизила ко двору Ольгу Калиновскую. Поначалу Николай был этим решением недоволен — бывшее польское королевство всегда оставалось для него напоминанием о самых неприятных событиях его царствования. Но советники, и тот же Жуковский, со временем сумели убедить императора, что жест доброй воли — появление при дворе юной польской принцессы — позволит ему выглядеть в глазах западных держав человеком, не помнящим зла, и хорошим дипломатом. Но уже через несколько месяцев Николай пожалел о своем мягкосердечии.

Польская красавица сразу же покорила сердце Александра, и наследник буквально потерял голову. Он стал заметно манкировать делами государства, его обычная мечтательность превратилась в рассеянность, и все его мысли крутились только вокруг одной планеты — Ольги Калиновской. И подобного пренебрежения к своему долгу наследника император вытерпеть не мог. Николай стал намеренно приближать Александра к решению тех государственных вопросов, которые обычно обдумывал и решал единолично. За цесаревичем неотступно следили десятки глаз, и практически каждый шаг сановного сына был известен императору. И поэтому желание влюбленных уехать и всему вопреки обвенчаться в Европе, высказываемое ими не раз наедине друг с другом, приводило Николая в крайнее негодование. Он уже с раздражением подумывал отослать Ольгу обратно, но императрица и Жуковский, потворствовавшие человеческим слабостям наследника, всячески удерживали Николая от столь решительного шага, который, как они были уверены, мог привести только к одному — к катастрофе в душе наследника и, возможно, к окончательному разрыву отношений между отцом и сыном.

Александр остро чувствовал настроение окружающих, но его тяга к Ольге оказалась сильнее разумных доводов матери и воспитателя и угроз отца. Ольга затмила весь свет — Александр всюду видел одну ее. Он задыхался от нежности, чутко улавливая ее щебет в гомоне светской болтовни фрейлин. Он восторгался ее изяществом и прелестной фигурой. Он сравнивал с ней каждую даму на балу или официальном приеме и не находил в других представительницах прекрасного пола очарования и притягательности, хоть сколько-нибудь сравнимых с тем, что излучала прекрасная полячка. И с трепетом юноши мучался в ожидании вечера, когда, вырвавшись из дворцовых тенет, он приходил в комнату Ольги и падал в ее объятия, погружаясь, как в омут, в любовную негу.

Александр и сам был умелым любовником, но Ольга имела над ним власть необъяснимую, почти колдовскую. Она заставляла его забыться на ложе любви, отрешиться от сдержанности и благоразумия. И Александр учился у нее всецело отдаваться желанию — его страсть казалась неутолимой, под стать ее пылкости. И самым страшным был миг расставания — каждый раз Александр уходил от Ольги, превозмогая великую боль, словно отрывал от сердца самую большую, свою лучшую часть. И только одно лекарство могло облегчить его участь — войти вечером в комнату, ставшую приютом их любви, и снова окунуться в мир грез и неземного блаженства. Ощутить тепло и истому, в которых растворялось все — суета сует и прочая суета… «И плыть по воле волн, по воле Рока навстречу райским берегам любви!..».

* * *

Александр не успел застегнуть воротник на мундире, как ударили в крепости. Пушечный выстрел долетел до дворца вязким облаком и переполошил ворон на площади. Густая черная стая дружно снялась с мостовой и, обкаркав Зимний, устремилась в сторону Невского. Александр вздрогнул, ногти противно скребнули по гербу на верхней части пуговицы. Умиротворение и благость сняло как рукой. Цесаревич вздохнул. Боже, как кратко, как хрупко счастье! Он боялся оглянуться, но чувствовал, что Ольга там, на постели, тоже замерла в ожидании неизбежного расставания. А она так всегда хороша по утру — томная, нежная и еще соблазнительнее, чем ночью!

Александр одернул мундир и бросил взгляд в зеркало на туалетном столике. Подтянутый и строгий в кителе прусского образца, он даже самому себе показался чужим. Что же говорить об Ольге, в глазах которой — он уловил ее отражение в зеркале — застыло столько неизбывной тоски и страдания. «Ольга! Ах, Ольга!.. Любовь моя, мука моя крестная, ангел небесный, богиня ночного огня!..» Александр не додумал строчку — на глаза попался билет с золочеными вензелями и виньетками, приглашение на бал к графу Потоцкому. Кровь бросилась ему в голову.

Александр потянулся за билетом — хотел смять, изорвать этот атласный клочок бумаги, но усилием воли сдержался. Он старался погасить ревность, от которой перехватило горло. Александр знал, что Потоцкий недавно отстроил новый особняк на набережной Фонтанки и в ознаменование этого события устраивал бал-маскарад, коих был превеликий мастер и любитель. Его балы стали чрезвычайно популярны у светской молодежи, и мысль о том, что Ольга — украшение этого бала — будет блистать и вальсировать в окружении других мужчин, едва не вывела наследника из равновесия. Александр задержал дыхание, глубоко вдохнул и сказал ровным, чужим голосом:

— Ольга, я хочу поговорить с вами…

— С вами? Что это значит, Саша? Чем я вдруг стала тебе не мила?

— Ты собираешься на маскарад? — смягчился цесаревич — он всегда уступал под этим взглядом, полным любви и бесконечной преданности.

— Да, я обещала Наташе…

— Опять эта твоя Репнина! Репнины окружают меня повсюду — здесь, в твоей комнате, в моем кабинете! Ты знаешь, что ее брат приставлен ко мне адъютантом?

— Но Саша, милый… — Ольга плавно соскользнула с постели и подбежала к цесаревичу, обняла его за плечи. — Наташа не враг нам. Она — единственный мой советчик и помощник. И брат ее, как я наслышана, весьма порядочный и верный человек. Да и разве бы я посмела отправиться на бал без подруги, которая будет мне и свидетелем, и защитой!

— Но я бы хотел провести этот вечер с тобой!

— Я боюсь, что император станет гневаться — мы и так слишком много времени проводим вместе!

— При чем здесь мой отец?

— При всем, Сашенька! Я так боюсь его немилости…

— Я никому не дам тебя в обиду!

Ольга прижалась к нему, и Александр снова почувствовал, что слабеет, а потому спросил ее холодно, словно продолжая испытывать:

— И ты собираешься танцевать?

— Если ты позволишь….

— Позволю, — его голос дрогнул.

— Мне грустно думать, что мы не сможем танцевать вместе.

— Ольга, Ольга, если бы ты знала, как мне надоело прятаться!.. — Александр тяжело вздохнул и бережно отстранил Ольгу от себя. — Но я обещаю тебе — когда-нибудь мы будем танцевать вместе на глазах всего мира!

Оставив Ольгу, Александр решительно вышел из ее комнаты — словно спасался бегством. На повороте в галерею, ведущую к покоям императрицы, он неожиданно столкнулся с Натальей Репниной. От резкого движения изящные туфельки девушки разъехались, и Наталья упала прямо на руки цесаревича.

— Я поймал вас, — насмешливо сообщил Александр, приминая пышные юбки ее платья.

— Ваше высочество, — Наташа ловко вывернулась из объятий наследника и склонилась в реверансе, — простите меня, я такая неловкая.

— Надеюсь, это у вас не семейное. Ваш брат — теперь мой адъютант, а я предпочитаю видеть рядом с собой людей расторопных и умелых.

— Я уверена — вы оцените его по достоинству, Ваше Высочество. Мишель так взволнован своим новым назначением!

— Уверен, что человека более преданного, чем он, не найти, — кивнул ей Александр. — Вы, говорят, сегодня вечером будете у Потоцкого на маскараде?

— Непременно.

— Туда, я полагаю, приглашены все фрейлины императрицы?

— Вы осведомлены гораздо лучше меня, Ваше Высочество. Жаль, что вас там не будет.

— Не стоит сожаления! Меня ждут важные государственные дела. А вам желаю от души повеселиться.

— Ваше Высочество, — Наташа жестом остановила собравшегося уйти Александра. — В действительности вы хотели знать, будет ли там Ольга Калиновская?

— С чего вы взяли, что мне это интересно? — слукавил Александр. — Вы знаете, что высочайшим соизволением мне запрещено видеться с фрейлиной Калиновской в присутственных местах, и я не должен кого-либо расспрашивать о ней.

— Понимаю, но этот запрет не распространяется на меня, и я вправе говорить о своей подруге, где угодно и с кем угодно…

— А я не стану вас перебивать.

— Она сегодня будет на балу…

— Одна или с кавалером?

— Она не хочет, чтобы ее сопровождал кто-либо, кроме меня.

— Это похвально, но, полагаю, такой красивой девушке, как Ольга, негоже быть одной…

— Ваше Высочество, — Наташа вдруг уловила в голосе и во взгляде наследника какое-то решение и испугалась, что угадала его. — Умоляю вас, будьте осторожны!.. Судьба и будущее Ольги — в ваших руках!

— В моих руках, быть может, завтра, окажется судьба всего государства российского. Так что к ответственности мне не привыкать!

Александр церемонно раскланялся с Наташей и прошел по галерее к себе. Цесаревич шел и улыбался — Репнина подтвердила сказанное Ольгой. Она любила его — он был для нее единственным! Наташа же еще какое-то время грустно смотрела ему вслед, а потом снова заторопилась — она спешила к Ольге. До Наташи дошли слухи, что императрица желает видеть свою молодую фрейлину, и этот вызов казался Репниной недобрым предзнаменованием. Наташа знала, что императрица столь же пристально, как и государь, следит за развитием отношений Калиновской с наследником, но свои чувства государыня выражала не так откровенно и бесцеремонно, как это делал ее державный супруг.

Долгие годы совместной жизни с Николаем научили Александру Федоровну терпению и рассудительности. Юная принцесса, воспитанная в духе протестантизма, была потрясена солдатским нравом своего царственного супруга. И поэтому мигрень и слезы в первые годы их совместной жизни стали верными спутниками настроения императрицы. Но постепенно Александре Федоровне удалось укрепить свою волю, а Николай радовался, что сумел обуздать плаксивый характер сиятельной фройляйн.

«Нервы? — как-то пошутил он в разговоре со своим наместником на Кавказе в ответ на его жалобы по поводу здоровья своей жены. — У императрицы тоже были нервы. Но я приказал, чтобы никаких нервов, и их не стало».

* * *

Когда Наташа вошла в комнату Ольги, та все еще сидела на пуфе перед туалетным столиком и то ли с укором, то ли с недоумением рассматривала свое отражение в зеркале трюмо, медленно водя гребнем по пышным волнистым волосам. Глядя на подругу, Наташа почувствовала жалость к ее несчастливой любви. Весь этот год она была верной наперсницей отношений Александра и Ольги. Ольга открывалась ей во всем и советовалась, как с самым близким человеком.

Ольга впервые жила при дворе столь великой державы и многого не знала. Наталья же давно пользовалась честью быть фрейлиной императрицы. Умная, красивая и разносторонне образованная девушка отличалась на редкость покладистым нравом и исключительной порядочностью. Она не участвовала в интригах и покровительствовала Ольге, вынужденной выдерживать осаду колких придворных дам, откровенно ревновавших счастливую избранницу Александра. Наталья видела, что чувства обоих влюбленных — искренни и благородны, но, понимая всю безысходность этой страсти, старалась удержать подругу от соблазна верить в будущее ее отношений с наследником.

— Александр меня так любит, — словно раздумывая, тихо произнесла Ольга, кивнув вошедшей Репниной. — Он ради меня готов отречься от престола.

— Он сам тебе об этом сказал? — с сомнением спросила Наташа, подходя ближе и пытаясь поймать в зеркале отраженный взгляд подруги.

Но Ольга ускользала, погруженная в свои мысли и еще не остывшая от ночи любви.

— Нет, так прямо не сказал, но все возможно. А почему он должен стать императором? Почему он не может отправиться со мной в Польшу и жить там? Его дядя, великий князь Константин, так и сделал, когда полюбил.

— Ольга! — всплеснула руками всегда эмоциональная Наташа. — Ты грезишь наяву. Наследник престола неволен свободно уехать и жить по своему разумению. Поверь, это опасные мечты.

— Но я люблю его!

— Если ты хочешь любви, то, смею думать, Александр — не единственно возможный кандидат для воплощения твоих желаний…

— Нет! Он единственный, так же, как я единственная для него! И я не могу довольствоваться редкими моментами, которые удается украсть у судьбы.