— …и его товарищ Афанасий Дхоль…
«Афанасий? Мгелико? Я недавно слышала это имя…»
— …Помнишь тётю Ольгу? Так вот, Иван её двоюродный племянник…
— Третья степень родства? — спросила я удивлённо.
— Четвёртая, дорогая. Вы — очень дальние родственники. Я так рада, что вы, дети, наконец познакомились… Иван приехал к нам только ради тебя. Он достойный молодой человек и прекрасный собеседник… Не обижай гостя, Васа.
«Такого обидишь!»
— Иван Андреевич, будьте как дома, мой милый, — проворковала тётя, взяла хакера из «Матрицы» под руку и потянула прочь.
Мгелико обернулся и хрипло рассмеялся.
«Зрите на бестудную сию лисицю, како ти са ломит! [Смотрите на бесстыжую эту лису, как вот она кривляется. (Др. — рус.). — ЖАЮ, 38а.]» — сказал он непонятно.
И добавил на русском без мегрельского акцента:
— Удачи, Иван!
Я хмуро разглядывала Вано.
Спокойный, подобранный от кончиков пальцев до плоского живота и крепких ягодиц. Смотрит внимательно, замечая мелочи. Обычно такие люди наедине с собой очень задумчивы. Одет дорого и со вкусом. Не так, как одевается большинство современных мужчин — в безразмерные, вытянутые футболки и мятые, короткие штанишки, будто бы так и не выросли из пятилетнего возраста. Очень высок, пожалуй, даже выше своего дружка-волчонка.
Светлые брюки, клубный пиджак, белая сорочка без галстука — всё сидит идеально и естественно, как от портного.
Я обратила внимание на руки. Ухоженные, но не изнеженные. На правой руке на большом пальце такое же железное кольцо с шипом, как у друга Афанасия, на безымянном — скромный, железный перстенёк с небольшим рубином на плоской печатке. На левой руке на большом пальце золотое кольцо с оправленной в железо белой костью и изображением коня, вставшего на дыбы.
Когда такой мужчина носит перстни, они, безусловно, что-то значат для него.
«Жених! А я невеста. Как же глупо!»
Бессовестный лиф пополз вниз. Помнится, мама рассказывала, когда отец, будучи женихом, пришёл на смотрины, родственники тоже обрядили её в русский наряд, из маркизета… почти прозрачный. Жених не устоял.
«И мой не устоит!»
Вано оглядел летник и кокошник, заметил подкисейный глубокий вырез на груди. Задержался там взглядом.
«Ну, ещё бы!»
— Вам понравилась роза?
— Красивый цветок… Запах необычный… странный, будто из детства…
— Я много слышал о вас, Василиса Михайловна, — Вано улыбнулся, и улыбка мне не понравилась.
— Вот как? Но вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, всё не может быть правдой.
Меня бесила его торжествующая уверенность во взгляде.
— Вам к лицу древнерусский наряд, Василиса Михайловна. Цвет драконьей зелени… редкий цвет и ткань старинная. Это объярь или аксамит?
— Объярь.
«Разбирается в старинных тканях!»
— Рад знакомству… Я ждал нашей встречи, а вы? — Глаза Вано восхищённо и бойко сверкнули, словно мы давно знакомы.
Я озадаченно взглянула на него:
— Разве я могла ждать встречи, если сегодня вижу вас первый раз в жизни, Иван Андреевич?
Во взгляде Вано появилась растерянность. Он присел рядом на диван, и я заметила тонкую нитку длинного белого шрама на правой щеке.
— Как добрались… из Москвы? Я слышал, вы летели самолётом. Успели… отдохнуть? — спросил жених тихо, хотя понижать голос не требовалось: ятровки и тётя, шурша парчой по натёртому паркету, вышли из гостиной в столовую. Я видела в распахнутый дверной проём, как за столом рассаживаются гости.
В вопросе мне послышалась издёвка. Я вскинула глаза на Вано, но во взгляде не было и тени насмешки. Смотрит внимательно, прямо в глаза, стараясь скрыть волнение за улыбочкой.
«Не гапи, не гапи… ладо моя…»
Женским нутром я почувствовала зов его плоти. Странно, но сердце отозвалось на зов учащённо и голос неожиданно сел до хрипоты.
«Ужас! Как же глупо подчиняться интимной биологической реакции!»
— Я добиралась поездом. Надоело смотреть на землю с высоты птичьего полёта.
— Понимаю… Решили снизойти до нас, смертных, с облаков на землю.
«Нет, он точно издевается! Смельчак, однако!»
Я пристально посмотрела в лицо смельчаку. За нарочитой сдержанностью он что-то скрывал. Не боль ли? Но почему! Глубина его взгляда, синего, как океан, с еле заметной трещинкой, какая бывает в хрустале, поразила меня. Я почувствовала неожиданную и острую жалость… и опустила глаза.
— Ничего у вас не болит? — тихо спросил Вано, и в голосе звучала странная нежность и не менее странная забота.
— Что-то должно болеть? Вовсе нет, я прекрасно себя чувствую.
«А ведь болит!»
Внизу живота тянуло, а между ног горело из-за ноющей боли — вчерашняя знойная ночь в СВ давала о себе знать.
— Как прошло путешествие в поезде? — продолжил Вано осторожно и ещё тише. В глазах появились опасные огоньки, и из синих они превратились в фиолетовые сапфиры.
— Чудесно. Спала всю дорогу, — с напускной небрежностью бросила я.
— Одна? — прошептал Вано и, обхватив меня за талию, нежно и требовательно притянул к себе.
Фиолетовые сапфиры, тонкая белая полоска длинного старого шрама на щеке, горячее дыхание на шее.
«Ладо ма…»
Я вспыхнула, как кумач, и вскочила с дивана:
— Да что вы себе позволяете!
В проёме появилась тётя Макоша, взглянула вопрошающе и улыбнулась:
— Прошу, пожалуйста, отведать, чем бог послал. Васочка, приглашай гостя к столу.
Весь вечер Вано смеялся в компании мужчин, изредка поглядывая в мою сторону. Смотрел вроде бы отстранённо, сдержанно и временами равнодушно. Во мне помимо воли росло досадное недовольство.
Каждый раз в таком настроении жизнь виделась мне пустой, мёртвой, как сонмы опавших листьев. И сама себе я казалась старой, мудрой и скучной черепахой, древнее гор вокруг.
Не знаю, заметил ли Вано это. Кажется, заметил. Когда прощался, прикоснулся к руке губами, задержал её в ладони, и в синем взгляде мелькнули те самые неясные нежность и забота.
«Он, оказывается, вовсе не самовлюблённый сухарь!»
На следующий день Вано пришёл снова. Уже не смеялся и смотрел на меня с удивлением и восторгом, причин которого я не поняла.
И на третий день Вано заявился к ужину, самоуверенный, щеголеватый, с алой розой в петлице.
Я стояла в алькове между двумя колоннами и наблюдала за крошечным лягушонком, плавающим в фонтанчике между нежными цветками водокраса и азолой.
Вано сразу подошёл ко мне. Вежливо поздоровался и замолчал. Бывает молчание, исполненное таинственного смысла. Вано молчал именно так.
Он покачал головой. Что-то очень знакомое показалось мне в этом жесте, восхищённом, полном жизни и сдержанности одновременно. И тонкая полоска шрама… где я могла видеть его…
— Вы частый гость у тёти, Иван, — начала я, — а где же ваш друг Мгелико? Не страшно одному, без поддержки?
Я дразнила Вано, но он оказался крепким орешком и не поддавался.
Вано прекрасно умел держать паузу и сделал шаг вперёд. Я отступила, ногой упёрлась в диван и чуть не плюхнулась на сиденье.
Вано опустился на колено и склонил голову. Тут я испугалась:
— Иван Ан… дреевич! — Я представила выражение лица тёти Макоши. Часа не проходило, чтобы она не расхваливала жениха. И такой Вано, и разэтакий… — встаньте, ради бога!
— Я бы хотел извиниться за глупую выходку, Василиса, — неожиданно робко произнёс Вано.
— Но я вовсе не обиделась, Иван. За что мне на вас обижаться? — Его жизненная сила сбивала меня с толку.
— Правда, вы не сердитесь? — Вано радостно улыбнулся и от сдержанности и следа не осталось. — Если так… примите подарок в знак примирения!
Не успела я и глазом моргнуть, как Вано вынул из кармана пиджака золотой браслет с крупными огненными опалами и ловко нацепил его на моё запястье.
Замок щёлкнул, и я затрясла рукой:
— Снимите сейчас же! Как это открыть?
Вано, улыбаясь, покачал перед лицом маленьким ключиком на золотой цепочке:
— Я отдам ключ, когда вы привыкнете к подарку и не попытаетесь от него избавиться, — надел цепочку через голову и опустил ключ в вырез сорочки.
— Да вы… вы… агрессор! — выпалила я.
Кажется, мой гнев его только позабавил.
— Браслет носила моя прапрабабушка, и по семейным преданиям драгоценность принадлежала самой богине Ладе, а потом царевич Гюргий подарил его царице Тамаре, моей дальней пращурке. В нашем роду старший сын дарит браслет невесте… Предлагаю перейти на ты, раз уж мы стали так близки. Мы теперь обручены, — Вано легко поднялся с колена и сел рядом.
Я заморгала и сглотнула. От такой наглости любой бы растерялся.
Хрипло, не узнавая своего голоса, сказала:
— Ну что же, если мне не изменяет память, то царица Тамара была замужем за внуком Юрия Долгорукого.
— Да, это верно. За сыном Андрея Боголюбского.
— Значит, по отцовской линии ты — русский, Иван.
Вано уставился на меня не мигая:
— И по материнской тоже. И что же?
Я удивилась, ожидая другой реакции.
Похоже, Вано не такой уж и дурачок, каким показался.
Повисла неловкая пауза.
— Чем ты занимаешься, Иван? — Я исподлобья взглянула на него и перевела тему: — Тётя Макоша говорила, у тебя свой бизнес.
— Оранжерея недалеко от Глдани и цветочный магазин в городе рядом со свадебным ателье, — ответил Вано и вдруг рассмеялся.