— …и его товарищ Афанасий Дхоль…

«Афанасий? Мгелико? Я недавно слышала это имя…»

— …Помнишь тётю Ольгу? Так вот, Иван её двоюродный племянник…

— Третья степень родства? — спросила я удивлённо.

— Четвёртая, дорогая. Вы — очень дальние родственники. Я так рада, что вы, дети, наконец познакомились… Иван приехал к нам только ради тебя. Он достойный молодой человек и прекрасный собеседник… Не обижай гостя, Васа.

«Такого обидишь!»

— Иван Андреевич, будьте как дома, мой милый, — проворковала тётя, взяла хакера из «Матрицы» под руку и потянула прочь.

Мгелико обернулся и хрипло рассмеялся.

«Зрите на бестудную сию лисицю, како ти са ломит!  [Смотрите на бесстыжую эту лису, как вот она кривляется. (Др. — рус.). — ЖАЮ, 38а.]» — сказал он непонятно.

И добавил на русском без мегрельского акцента:

— Удачи, Иван!

Я хмуро разглядывала Вано.

Спокойный, подобранный от кончиков пальцев до плоского живота и крепких ягодиц. Смотрит внимательно, замечая мелочи. Обычно такие люди наедине с собой очень задумчивы. Одет дорого и со вкусом. Не так, как одевается большинство современных мужчин — в безразмерные, вытянутые футболки и мятые, короткие штанишки, будто бы так и не выросли из пятилетнего возраста. Очень высок, пожалуй, даже выше своего дружка-волчонка.

Светлые брюки, клубный пиджак, белая сорочка без галстука — всё сидит идеально и естественно, как от портного.

Я обратила внимание на руки. Ухоженные, но не изнеженные. На правой руке на большом пальце такое же железное кольцо с шипом, как у друга Афанасия, на безымянном — скромный, железный перстенёк с небольшим рубином на плоской печатке. На левой руке на большом пальце золотое кольцо с оправленной в железо белой костью и изображением коня, вставшего на дыбы.

Когда такой мужчина носит перстни, они, безусловно, что-то значат для него.

«Жених! А я невеста. Как же глупо!»

Бессовестный лиф пополз вниз. Помнится, мама рассказывала, когда отец, будучи женихом, пришёл на смотрины, родственники тоже обрядили её в русский наряд, из маркизета… почти прозрачный. Жених не устоял.

«И мой не устоит!»

Вано оглядел летник и кокошник, заметил подкисейный глубокий вырез на груди. Задержался там взглядом.

«Ну, ещё бы!»

— Вам понравилась роза?

— Красивый цветок… Запах необычный… странный, будто из детства…

— Я много слышал о вас, Василиса Михайловна, — Вано улыбнулся, и улыбка мне не понравилась.

— Вот как? Но вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, всё не может быть правдой.

Меня бесила его торжествующая уверенность во взгляде.

— Вам к лицу древнерусский наряд, Василиса Михайловна. Цвет драконьей зелени… редкий цвет и ткань старинная. Это объярь или аксамит?

— Объярь.

«Разбирается в старинных тканях!»

— Рад знакомству… Я ждал нашей встречи, а вы? — Глаза Вано восхищённо и бойко сверкнули, словно мы давно знакомы.

Я озадаченно взглянула на него:

— Разве я могла ждать встречи, если сегодня вижу вас первый раз в жизни, Иван Андреевич?

Во взгляде Вано появилась растерянность. Он присел рядом на диван, и я заметила тонкую нитку длинного белого шрама на правой щеке.

— Как добрались… из Москвы? Я слышал, вы летели самолётом. Успели… отдохнуть? — спросил жених тихо, хотя понижать голос не требовалось: ятровки и тётя, шурша парчой по натёртому паркету, вышли из гостиной в столовую. Я видела в распахнутый дверной проём, как за столом рассаживаются гости.

В вопросе мне послышалась издёвка. Я вскинула глаза на Вано, но во взгляде не было и тени насмешки. Смотрит внимательно, прямо в глаза, стараясь скрыть волнение за улыбочкой.

«Не гапи, не гапи… ладо моя…»

Женским нутром я почувствовала зов его плоти. Странно, но сердце отозвалось на зов учащённо и голос неожиданно сел до хрипоты.

«Ужас! Как же глупо подчиняться интимной биологической реакции!»

— Я добиралась поездом. Надоело смотреть на землю с высоты птичьего полёта.

— Понимаю… Решили снизойти до нас, смертных, с облаков на землю.

«Нет, он точно издевается! Смельчак, однако!»

Я пристально посмотрела в лицо смельчаку. За нарочитой сдержанностью он что-то скрывал. Не боль ли? Но почему! Глубина его взгляда, синего, как океан, с еле заметной трещинкой, какая бывает в хрустале, поразила меня. Я почувствовала неожиданную и острую жалость… и опустила глаза.

— Ничего у вас не болит? — тихо спросил Вано, и в голосе звучала странная нежность и не менее странная забота.

— Что-то должно болеть? Вовсе нет, я прекрасно себя чувствую.

«А ведь болит!»

Внизу живота тянуло, а между ног горело из-за ноющей боли — вчерашняя знойная ночь в СВ давала о себе знать.

— Как прошло путешествие в поезде? — продолжил Вано осторожно и ещё тише. В глазах появились опасные огоньки, и из синих они превратились в фиолетовые сапфиры.

— Чудесно. Спала всю дорогу, — с напускной небрежностью бросила я.

— Одна? — прошептал Вано и, обхватив меня за талию, нежно и требовательно притянул к себе.

Фиолетовые сапфиры, тонкая белая полоска длинного старого шрама на щеке, горячее дыхание на шее.

«Ладо ма…»

Я вспыхнула, как кумач, и вскочила с дивана:

— Да что вы себе позволяете!

В проёме появилась тётя Макоша, взглянула вопрошающе и улыбнулась:

— Прошу, пожалуйста, отведать, чем бог послал. Васочка, приглашай гостя к столу.

Весь вечер Вано смеялся в компании мужчин, изредка поглядывая в мою сторону. Смотрел вроде бы отстранённо, сдержанно и временами равнодушно. Во мне помимо воли росло досадное недовольство.

Каждый раз в таком настроении жизнь виделась мне пустой, мёртвой, как сонмы опавших листьев. И сама себе я казалась старой, мудрой и скучной черепахой, древнее гор вокруг.

Не знаю, заметил ли Вано это. Кажется, заметил. Когда прощался, прикоснулся к руке губами, задержал её в ладони, и в синем взгляде мелькнули те самые неясные нежность и забота.

«Он, оказывается, вовсе не самовлюблённый сухарь!»

На следующий день Вано пришёл снова. Уже не смеялся и смотрел на меня с удивлением и восторгом, причин которого я не поняла.

И на третий день Вано заявился к ужину, самоуверенный, щеголеватый, с алой розой в петлице.

Я стояла в алькове между двумя колоннами и наблюдала за крошечным лягушонком, плавающим в фонтанчике между нежными цветками водокраса и азолой.

Вано сразу подошёл ко мне. Вежливо поздоровался и замолчал. Бывает молчание, исполненное таинственного смысла. Вано молчал именно так.

Он покачал головой. Что-то очень знакомое показалось мне в этом жесте, восхищённом, полном жизни и сдержанности одновременно. И тонкая полоска шрама… где я могла видеть его…

— Вы частый гость у тёти, Иван, — начала я, — а где же ваш друг Мгелико? Не страшно одному, без поддержки?

Я дразнила Вано, но он оказался крепким орешком и не поддавался.

Вано прекрасно умел держать паузу и сделал шаг вперёд. Я отступила, ногой упёрлась в диван и чуть не плюхнулась на сиденье.

Вано опустился на колено и склонил голову. Тут я испугалась:

— Иван Ан… дреевич! — Я представила выражение лица тёти Макоши. Часа не проходило, чтобы она не расхваливала жениха. И такой Вано, и разэтакий… — встаньте, ради бога!

— Я бы хотел извиниться за глупую выходку, Василиса, — неожиданно робко произнёс Вано.

— Но я вовсе не обиделась, Иван. За что мне на вас обижаться? — Его жизненная сила сбивала меня с толку.

— Правда, вы не сердитесь? — Вано радостно улыбнулся и от сдержанности и следа не осталось. — Если так… примите подарок в знак примирения!

Не успела я и глазом моргнуть, как Вано вынул из кармана пиджака золотой браслет с крупными огненными опалами и ловко нацепил его на моё запястье.

Замок щёлкнул, и я затрясла рукой:

— Снимите сейчас же! Как это открыть?

Вано, улыбаясь, покачал перед лицом маленьким ключиком на золотой цепочке:

— Я отдам ключ, когда вы привыкнете к подарку и не попытаетесь от него избавиться, — надел цепочку через голову и опустил ключ в вырез сорочки.

— Да вы… вы… агрессор! — выпалила я.

Кажется, мой гнев его только позабавил.

— Браслет носила моя прапрабабушка, и по семейным преданиям драгоценность принадлежала самой богине Ладе, а потом царевич Гюргий подарил его царице Тамаре, моей дальней пращурке. В нашем роду старший сын дарит браслет невесте… Предлагаю перейти на ты, раз уж мы стали так близки. Мы теперь обручены, — Вано легко поднялся с колена и сел рядом.

Я заморгала и сглотнула. От такой наглости любой бы растерялся.

Хрипло, не узнавая своего голоса, сказала:

— Ну что же, если мне не изменяет память, то царица Тамара была замужем за внуком Юрия Долгорукого.

— Да, это верно. За сыном Андрея Боголюбского.

— Значит, по отцовской линии ты — русский, Иван.

Вано уставился на меня не мигая:

— И по материнской тоже. И что же?

Я удивилась, ожидая другой реакции.

Похоже, Вано не такой уж и дурачок, каким показался.

Повисла неловкая пауза.

— Чем ты занимаешься, Иван? — Я исподлобья взглянула на него и перевела тему: — Тётя Макоша говорила, у тебя свой бизнес.

— Оранжерея недалеко от Глдани и цветочный магазин в городе рядом со свадебным ателье, — ответил Вано и вдруг рассмеялся.