Елена Гуйда
Душа в подарок
ГЛАВА 1
— Алиса! Ну присмотрись еще разок… — умоляюще протянул отец, почтенный лекарь Фейл сорока восьми лет от роду.
— О нет, папенька, увольте, — не сдавалась я. — Насмотрелась! На всю оставшуюся жизнь охоту к мужскому полу отбило. Вы уж меня простите, но нельзя же так сразу по неокрепшей девичьей психике. Я уже подумывала, как бы мне за фамильные драгоценности купить место в монастыре Вечного. Пожалели бы дочку!
— Алиса! — вскрикнул отец, вскочив с кресла, и попытался нависнуть надо мной своим авторитетом. Авторитету мешал стол и отсутствие физических нагрузок последние лет так… много. Отчего лысинка на макушке моего родителя вспотела и заблестела, как мой первый магический амулет.
Ну, может, шесть лет назад я бы глубоко впечатлилась, растерялась и выскочила б замуж. И даже не только за Альбертика, колупающего нос за обеденным столом и преданно глядящего на свою маменьку, но и за соседского козла. Ибо папенька есть закон.
Слава Вечному, шесть лет Академии артефакторов, лучшая подруга — дочь верховного судьи и жизнь студенческая в принципе всю эту дурь из моей головы выбили. И теперь я решительно не желала поступать вразрез со своими стремлениями и планами.
И пусть мое желание применять полученные знания и зарабатывать на этом деньги отец называл блажью, я отступать не собиралась. Все же у меня теперь за душой были не только матушкин медальон, пара колец и три платья, но еще и диплом специалиста. С отличием.
— Ну что вы так кричите, папенька?! У вас, помнится, от этого потом голова болит и несварение случается! — заботливо напомнила я, на всякий случай поднимаясь с кресла. Мало ли, может же так случиться, что папенька забудет про свой лишний вес и радикулит. — Но я решительно против того, чтобы зарывать свой талант в землю. Шесть лет в академии…
— Твоя мать этого не вынесла бы. — Отец выдохнул и плюхнулся назад в кресло, изобразив такую вселенскую скорбь, что даже фикус на подоконнике увял.
Это был удар в самое больное место.
Мамы не стало, когда мне едва исполнилось десять лет. Но папа весьма своевременно мне о ней напомнил. Потому как он не знал или же просто запамятовал, что последними словами, которые она мне сказала, были: «Никогда не отступайся от мечты в угоду чужим планам!»
Знала бы мама… а может, и знала.
В семье не принято было вспоминать, что, выходя замуж, Эрика Ларс зарыла дар менталиста в семейных заботах, грязных пеленках и желании угодить любимому мужу. Потому что почтенной даме не пристало заниматься таким вызывающим ремеслом, как гадания и ковыряние в чужих мыслях. Мало ли что там можно наковырять.
И вот моя мама, дабы оставаться дамой приличной, всю свою жизнь старалась откреститься от своего дара и всего, что с ним связано. Что к тридцати годам и свело ее с ума. А после отправило на тот свет. Даже такой талантливый врач, как папа, и маги из столицы ничего не смогли сделать.
Так вот: папенька, зная, как окончила жизнь его любимая супруга, мог бы и промолчать на сей счет.
Только сейчас я в полной мере осознала всю жертвенность ее поступка. Увы или к счастью, я сим недостатком не страдала.
Глубоко вдохнув, я отчетливо всхлипнула и пустила слезу. Это у меня вышло легко, даже не пришлось придумывать нужную сцену. Обстановка и тональность разговора способствовали.
— Моя мать не вынесла бы, если бы меня выдали замуж силой и заставили рожать детей и гулять с собаками. А в выходные принимать городских сплетниц, коих сама она на дух не переносила. И вы, папенька, очень вовремя вспомнили об обязательствах, которые ей давали непосредственно перед ее кончиной, — оберегать меня.
Я говорила спокойно, грустно и та-а-ак трагично… Отец побагровел. После побелел, но в конце просто сдулся и откинулся на спинку кресла.
— Я же для тебя стараюсь, — устало сняв очки и потирая переносицу, бубнил он. — Что бы ты ни в чем не нуждалась. Жила в достатке, уюте, заботе…
— О! Избавьте меня от таких преимуществ. Я пока к ним не готова от слова «совсем». И я сама прекрасно могу о себе позаботиться. Еще раз смею напомнить вам, что не далее как семь дней назад получила диплом с печатью канцлера. И теперь могу работать по специальности.
Это было лишним, похоже.
Папенька хрустнул очками и ненавидяще взглянул на них, словно они назло ему сломались в самый неподходящий момент, вконец испортив настроение. А после уставился на меня так, словно я виновата и в том, что сломались очки, и в том, что упали три башни на границе с Вирлендом летом прошлого года…
— Значит, работать по специальности? — как-то совсем уже нервно решил уточнить папа. — Значит, обеспечивать себя? Значит, самостоятельная?
— Папенька, вы снова кричите! У вас язва откроется от такого напряжения, — заметила я, пытаясь его немного успокоить, но, кажется, промахнулась. И потому малодушно начала отступать к двери.
— Значит, ты захотела сама распоряжаться своей жизнью, Алиса?! Хорошо! Я рад, что ты настолько выросла! — Вот только радости его голос не выражал ни капли. — Диплом артефактора, говоришь?! Да вас таких из академии только в этом году два десятка выпустили! Или ты думаешь, все мастерские империи ждут тебя с раскрытой дверью и мешками золота? Еще попробуй на работу устроиться…
Вообще, я очень рассчитывала на то, что папа мне откроет собственную малюсенькую мастерскую, где я буду работать в свое удовольствие и с прибылью для семейства. Но что-то мне подсказывало, что об этом сейчас не стоит даже заикаться. Нет так нет. Буду выкручиваться как умею.
— Неделя, Алиса! Я даю тебе ровно неделю для того, чтобы ты нашла себе работу и привезла мне документ с печатью и подписью. В котором будет черным по белому написано: «Принята на должность штатного артефактора». Не поломойки. Не продавца. А именно АРТЕФАКТОРА. Иначе ты пойдешь замуж, как и полагается нормальной девице двадцати годов.
О! Кажется, папа очень зол.
Ну и ладно. Можно подумать, я не найду работу за целую-то неделю…
— Папенька, я вас просто обожаю! Вы лучший папочка на всем белом свете! — Это я сказала от чистого сердца. Как бы там ни было, но папу я любила. И прекрасно знала, что и он меня тоже, потому и заботится, пусть со своей точки зрения и вразрез моим планам. — Вот увидите! Уже завтра я буду официально трудоустроена с ежемесячным окладом. Обещаю!
Отец в это не очень поверил, но устало махнул рукой — мол, делай что хочешь и ступай куда душе угодно. Да так, что даже у меня проснулась совесть. Ненадолго! Так…
— Вот увидите, папенька, я еще смогу вас удивить!
— Главное, лишь бы не удавить, — мрачно пошутил отец. — А то с тебя станется!
Но это замечание я пропустила мимо ушей, подбежала, звонко чмокнула папу в щеку и опрометью вылетела из его кабинета. Вдруг передумает, не дай Вечный.
И только в своей комнате я позволила себе попрыгать, потанцевать и от души порадоваться!
А после вытащила из дорожной сумки небольшую брошь-артефакт и, потерев, подумала о Стефане. Ну же! Откликнись!
— Алиса?! Рад слышать, — заговорила брошь красивым мужским голосом.
— А как я рада! Стефан, ты нужен мне как воздух! — чуть не полушепотом поделилась я с собеседником.
— Лет шесть мечтаю это от тебя услышать, но почему-то сейчас мне немного страшновато…
— Стефан, помнишь, ты предлагал мне место мастера-артефактора в мастерской своего дяди? — проигнорировав его реплику, сразу перешла к сути моей проблемы. — Предложение еще в силе?
— Конечно. Для тебя это место вечно вакантно.
— Тогда жди. Послезавтра я буду в столице, — обрадовала я доброго друга. — Только у меня к тебе просьба. Пришли приглашение с печатью и подписью. Папенька очень нервически относится к моей работе.
Утром следующего дня в окно малой столовой постучался вестник.
— Мэри, будь добра, посмотри, что там опять случилось? — не отрываясь от пытки пресной овсянкой, попросил отец.
К тому, что его прерывают во время завтрака, обеда и ужина, лекарь Фейл привык уже лет этак десять назад. И ранее он бы незамедлительно выяснил, что произошло, и побежал бы к больному. Но стоило впервые открыться язве, и папенька сразу же вспомнил о самочувствии. После этого жуткого случая он более не экспериментировал с состоянием своего организма в угоду чужому и никогда более не прерывал трапезы. Часто повторяя вслух, скорее для себя, чем для меня, что правильное питание и режим — залог здоровья и лучшая профилактика хронических болезней.
Чопорная дама средних лет с таким выражением лица, словно это она тут хозяйка, а мы нечаянно свалились на ее голову, прошествовала к окну и резко его распахнула, впуская в дом летний зной и небольшую, размером в две ладошки, бумажную птичку.
Та сделала вираж под потолком, облетела вокруг уже слегка запылившейся хрустальной люстры и хлопнулась прямо напротив моей тарелки с точно такой же, как у отца, пресной овсянкой. Чем несказанно удивила папу. Я тоже для приличия сделала вид, что ничего не понимаю.
— Ну! Открой уже! — старательно маскируя интерес под раздражение, велел отец. — Терпеть не могу, когда меня прерывают.