Удовлетворившись результатами, профессор потом два часа распинался о том, как Липучка прав, прав во всех своих выводах. Липучка ел консервированную ветчину и помалкивал — статью он писал вусмерть напившись и теперь смутно помнил, о чем в ней шла речь.

А вообще Липучка не зря получил свое прозвище — он умел прилипать к людям. Профессору давно нужны были свободные уши. Липучке профессор доверял больше всех на свете. Он у него шел первым номером. Это дорогого стоило, если учесть, что вторым и третьим номерами были молочник и почтальон — молоко Камински проверял на масс-спектрометре, а газеты читал в полном комплекте химзащиты.

— Вы слышали, Боб, о теории множественности миров? — спросил профессор, высыпая в колбу растворимый кофе мерной ложечкой.

— Параллельные миры? Я листал книжку. Про лиловые цветы и всё такое. Клифф Симак написал.

— Ненавижу фантастику, — сказал профессор. — Сокровищница вздора. Я говорю о науке. Любой ваш выбор разделяет мир на две линии — в одном мире вы заходите в дверь, в другом — не заходите. Ветвление. Бифуркация, понимаете?

— Понимаю, — сказал Липучка, осторожно принимая колбу с кофе. — Этих миров должно быть до чертовой матери.

— Счетное множество, да. И я открыл способ по нему перемещаться.

— Этот способ называется жизнь, профессор. Мы вечно открываем двери, бросаем монетки и всё такое.

Профессор вытянул губы дудочкой и отпил кофе. Липучка заметил, что он совсем белый, форменный упырь. Раздумывая над своими сопелками и пыхтелками, Камински парил в бетонном колодце над пятидесятифутовой бездной: на дне колодца стоял могучий вентилятор. Камински уговаривал Липучку попробовать, но тот не смог себя заставить. Летающий скелет. Граф Дракула на диете из томатного супа.

— Сейчас растолкую, — сказал Камински.

Он сгреб на пол пачку лабораторных журналов, шлепнул на стол блокнот и мигом нарисовал маленького человечка, с двумя кружочками, черным и белым, перед лицом. Под рисунком он написал: «Плато О».

— Это вы, Боб. Перед вами на столе два шара разного цвета. Какой выберете?

— Белый, ясное дело.

Камински нарисовал две острых стрелочки и двух человечков: напротив верхней стрелочки с белым шаром в руке, а напротив нижней стрелочки — с черным. Под первой стрелкой он написал: «Событие A1», под второй: «Событие А2».

— Как видите — мир разделился на две линии.

— На три, — сказал Липучка.

— Почему?

— Я могу вообще не брать шары.

— Э… Да. Конечно. Но для простоты возьмем два варианта.

— Ладно, если для простоты, то возьмем два.

— Допустим, что белый шар означает ваш проигрыш, а черный — выигрыш. Если выбрали белый, то придется как-то с этим жить. Но если у вас есть чипер… — Профессор осклабился и поцокал языком.

— Что тогда? — спросил Липучка.

— Вы делаете шаг назад. Чип-чип! — Камински нарисовал обратную стрелочку, — И выбираете нужный шар.

— Выходит, что чипер — машина времени? — спросил Липучка.

— А вот и нет! Логическая нестыковка! Послушайте, я же давал вам читать статью этого математика, Джона Нэша, по проблематике времени. Путешествовать по времени нельзя! Множественность миров! Вы окажетесь в том мире, где только что наступило «Плато О», а «Событие А» вам еще предстоит, понимаете? Вы еще не сделали выбор.

— А он есть, такой мир?

— Миров бесконечное количество.

— А что если я опять выберу белый?

— Зачем? Вы же помните свой выбор! В том-то весь и фокус — вы перепрыгиваете в другой мир со всем своим багажом опыта!

— Трудно себе представить, — сказал Липучка, отодвигая остывший кофе. Камински даже растворимый кофе умудрялся заваривать плохо.

— А хотите испробовать? Берите чипер в левую руку. Большой палец на рычажок.

пл. О → пл. 1

Липучка взял неожиданно тяжелый аппаратик — экран ожил, в его мутноватой зелени были видны скрытые до поры силуэты двух стрелочек и три ряда прямоугольных матриц под символы. Моргнув появилось: «пл. О».

— На батарейках? — спросил Липучка.

— Нет, тут другой принцип. Чиперу не нужно питание, — ответил Камински. — Я вижу, вы не хотите кофе? Разбейте колбу. Давайте-давайте! Иначе не поймете!

Липучка криво ухмыльнулся и столкнул колбу на пол. Тонкое стекло разлетелось вдребезги, кофе расплескался по бетонному полу, забрызгал замшевые туфли Липучки.

— Курва его мач! Естэс хоры умыслово! Что ты себе позволяешь?! — завизжал Камински с такой ненавистью, что у Липучки отнялся язык. Он вздернул руку с чипером, увидел стрелочку с надписью «назад» и тут же нажал рычажок. Чип! В глазах Липучки полыхнула магниевая вспышка и проморгавшись…

пл. О ← пл. 1

…он увидел совершенно целую колбу с холодным кофе на столе.

— Давайте-давайте! Иначе не поймете! — подзадоривал его Камински.

— Ну уж нет! — крикнул Липучка и отбросил чипер на стол. Профессор мгновенно схватил аппаратик и впился глазами в дисплей — на нем горела стрелка с надписью «вперед» и какой-то числовой индекс.

— Ага! Получилось! Ну и как вам? — затормошил он Липучку за рукав.

— Вы… Вы на меня кричали. Ругались на каком-то языке! — Липучку трясло, опыт произвел на него огромное впечатление. — Вы что же… Не помните?

— А я о чем толкую! Знания о последствиях выбора остается только у того, кто воспользовался чипером.

— Черт! Да ну их, эти фокусы. Никогда больше в руки его не возьму, — сказал Липучка, вытер ладони об плащ, схватил колбу и жадно глотнул мерзкого кофе. Хотелось выпить, но профессор не держал в бункере спиртного.

Камински открыл сейф и убрал в него чипер. Единственный ключ от сейфа висел у него на шее. Часы на бетонной стене, закатанной в два слоя бледно-зеленой краской, показывали семь вечера. Камински уставился на Липучку, задумчиво покусывая губу, казалось, что стекла его очков отражают много больше света, чем на них падает.

— Динь-динь! Пора спать, — сказал профессор задумчиво. Такая у него была манера намекать собеседнику, что от него устали и пора бы ему восвояси. Эти его «динь-динь» могли прозвучать в любое время дня и ночи.

Липучка представил себя спотыкающимся по темным буеракам профессорских угодий к придорожной закусочной «Дикий пончик». Он приехал сюда на такси, после звонка Камински, которому не терпелось похвастаться Липучке новой игрушкой. Тащиться назад, по грязи, под дождем — Липучке казалось, что наверху идет дождь. В замшевых туфлях, забрызганных кофе. Он опустил взгляд и увидел, что туфли девственно чисты. Ах, да, «чик!» и я на плато номер ноль. Вид туфель почему-то окончательно его добил.

— Профессор, вы не будете возражать, если я у вас переночую? — спросил Липучка заискивающим голосом. Он ночевал в бункере два раза, старался не злоупотреблять.

— Так, овшем, — ответил Камински. — Ночуйте. В сто первой комнате у меня свободно.

Это он так шутил — свободно у него было во всех жилых комнатах.

пл. О → пл. 1

Липучка стащил с себя туфли и не раздеваясь завалился на армейскую кровать. Нащупал во внутреннем кармане фляжку, заведомо пустую, но он всё равно вытащил, отвинтил пробку и перевернул над сухим ртом. Пусто. Он выключил лампу, стоящую на полу, уставился в темноту, думая, что ему предстоит бессонная ночь и мгновенно уснул. Ему приснились сальные губы Киклза, одни только губы, висящие в сумраке над зеленым столом.

— Поговорим о деньгах, Липучка? — спросили губы.

— Я принес, — ответил Липучка, лихорадочно роясь в карманах плаща, раздвигая пальцами невесть как попавший в карманы жирный чернозем, камешки, битое стекло, тугие корни травы, юрких дождевых червей.

— Не спеши, — улыбались губы Киклза. — Жизнь непоправима у спешащих, чуешь?

Липучка ухватил пальцами пачку баксов, потащил их из кармана наверх, с облегчением швырнул на стол. Губы Киклза расхохотались — вместо денег по столу разлетелись прелые осенние листья. Липучка взвыл и стал выворачивать карманы на стол: школьный мелок, солдатик, стеклянные шарики, окурок, ржавые монеты, пивные пробки, свисток, презерватив, чипер. Чипер! Ч.И.П.Е.Р.!

— Сейчас! Я всё поправлю! — засмеялся Липучка строго подобравшимся губам Киклза.

Он схватил со стола чипер и отчаянно потянул рычажок. Заело! Закоксовался, приржавел, хана! Он потянул его так, что чуть не сломал палец. Из чипера, как из-под буксующего колеса, полетела земля, гравий, брызги. Полыхнул магний: «Чип!»

Липучка проснулся от собственного крика — сердце колотилось, как после погони. За стеной раздавалось басовое гудение, словно Гавриил продувал свою трубу перед исполнением финального фокстрота. Липучка вскрикнул от ужаса, отмахнулся в темноте и свез пальцы об стену бункера. Бункер! Он в бункере! А гул — это профессор парит в потоках воздуха. Липучка опять схватился за фляжку, припал к ней губами, вдохнул запах, оставшийся от виски, выпитого днем. Горячая судорожная сеточка сжала левую почку.

Вчера громилы Киклза поговорили с ним о деньгах. Кажется, теперь Липучка окончательно влип. До конца недели надо собрать девятнадцать кусков. Девятнадцать! А в бумажнике лежат двести баксов и больше денег нет. О чем Липучка вообще думал, когда ехал к профессору? Чип! На что он надеялся? Чип-чип! Липучка убрал фляжку во внутренний карман, нащупал в темноте туфли, обулся. Похлопал себя по лицу холодными руками. В общем, понятно, что теперь-то есть на что надеяться. Липучка — фартовый парень. Не включая лампы, чтобы не увидеть себя в зеркале, висящем на стене, он осторожно покинул комнату.