С трудом справившись с хитрой застежкой плаща, я подошла к решетке.

— Мастер Норри, — обратилась к старшему, — благодарю вас за снисходительное отношение, но заковывать себя в кандалы не дам. Могу пообещать не причинять вреда ни одному гному, если только он не будет причинять вреда мне, — и неожиданно добавила: — Даю обет, кой преступить не в силах.

На что тот крякнул, огладил бороду, но, покачав головой, сказал:

— Нерушимыми клятвами разбрасываешься, девочка. По правилам, тебя еще вчера следовало бы заковать, но мы пожалели, слишком потерянной выглядела. К тому же сразу выяснилось, что ты клиричка, а я, в отличие от некоторых, добро помню. — Он бросил косой взгляд на стоящего рядом товарища. — Теперь извини, порядок есть порядок. Хочешь не хочешь — руки подставляй. Давай по-хорошему, иначе стражу придется звать, а они у нас сама знаешь какие.

Я бросила хмурый взгляд на гнома и, просунув руку меж прутьями, опустила на придвинутую вплотную к решетке наковальню. Черноволосый принес раскаленную жаровню, на углях которой рдели уже заготовленные штырьки. Поднял с пола цепь и надел на мою руку разомкнутый железный браслет. Соединил его концы, ловко вставил раскаленную клепку и двумя ударами расплющил ее. Затем плеснул из кружки на пока еще багровый металл. Вода зашипела. Подергал браслет, свободно висящий у меня на запястье, проверил, крепко ли держится, а потом буркнул:

— Другую.

Я с каменным от гнева лицом чуть убрала в сторону закованную руку и протянула вторую. Мастер Норри и другой гном стояли и спокойно наблюдали за работой чернявого. Когда все было закончено, я втянула соединенные цепью руки и, разведя их в стороны, подергала, как бы проверяя на прочность. Свободы мне оставили всего ничего — чуть больше тридцати сантиметров.

— Ноги будем? — поинтересовался у мастера черноволосый гном.

После этих слов я со злостью посмотрела на него.

— Нет, если клиричка повторит клятву, — качнул головой Норри.

Я же смолчала, с трудом задавливая в себе желание послать их подальше.

— Иначе позовем стражей, — предупредил меня Дарин, оглаживая ручку молота.

— Пока я нахожусь с вами, не причиню вреда ни одному гному, если гном не причинит его мне. Даю обет, кой преступить не в силах, — нехотя выдала я, чуть подкорректировав текст из вредности. Теперь, чтобы я не начала буянить, им постоянно придется находиться возле меня.

Впрочем, от мастера и его подчиненных не укрылась моя каверза. Норри хмыкнул в бороду, а вот Дарин сначала нахмурился, а потом скривился, будто откусил от недозрелой падалицы.

— Пойдет, — махнул рукой старший. — Принимаю от тебя клятву.

Тогда чернявый что-то сдвинул в стене, и решетка поползла вверх. Едва она наполовину поднялась, я, поднырнув, вышла из камеры. Наперерез метнулся заковывавший меня гном.

— Не так быстро, — сказал он, преградив дорогу. — Встань спокойно и не дергайся.

Не понимая, чего ему нужно, я остановилась. Гном, отодвинув полы моего плаща, похлопал руками по бокам, спустился на бедра.

— Э-э-э, — оторопело выдала, отступив назад. — Ты что творишь?! Лапы убери!

— Я же сказал: не дергайся! — рявкнул он.

— А ты граблями за меня не хватайся! Жену свою щупать будешь! — взвилась я. Сквозь доспехи прикосновения не ощущались, но сам факт обыска, без хотя бы формального разрешения с моей стороны, вызывал раздражение и агрессию. Гномы и так уже многое себе позволили, к примеру, те же кандалы. И если я дальше продолжу изображать из себя безропотную жертву, то оглянуться не успею, как за меня уже все решат и на местные рудники сошлют.

— Сдалась ты мне больно, страхолюдка! — с неподдельным презрением скривился чернявый. — Стал бы я добровольно об тебя руки марать!

Не выдержав, я уже замахнулась, сцепив скованные руки в замок, как мастер Норри сделал пару шагов и встал между нами.

— А ну, спокойно! — громыхнул он. — Ты, клиричка, стой смирно, а не брыкайся, как норовистая лошадь, ничего неприличного тебе не сделают. А ты, Орин, перестань губы кривить, лучше заканчивай дело.

Глубоко вздохнув, с трудом подавила раздражение и желание сцепиться с чернявым. Надменно вздернув подбородок, я замерла неподвижно. Гном быстро закончил обыск, выудив из-за голенища сапога нож, и, похлопывая лезвием по руке, отошел подальше.

— Больше ничего не нашел, — сообщил он мастеру. — Правда, она могла чего за бригантину спрятать.

«Ах ты гад!» — хотелось мне воскликнуть, но я сдержалась, лишь негромко зашипела.

Норри кивнул черноволосому, затем поднял другую цепь, лежавшую у стены, перекинул через оковы и, ухватив за свободные концы, сделал из нее поводок.

— Вот что, клиричка, — жестко проговорил мастер, глядя мне в глаза, — хватит характер показывать — не у себя в храме. Здесь твое брыканье сошло с рук. А когда пойдем к советнику, один лишний шаг в сторону или одно неверное движение, и стража тебя мгновенно на фарш топорами изрубит. После того, что люди здесь устроили, отношение к вам, мягко говоря, плохое. Тебе вообще не стоило у нас появляться, но, раз уж так получилось, веди себя тихо. Вдобавок я поручился за тебя, и, если что-нибудь выкинешь, от меня же первого и получишь. Это ясно?

Я кивнула; куда уж яснее.

— Твою дальнейшую судьбу решит советник. И какой она будет — во многом зависит от твоих ответов, поведения и моего к тебе отношения. Это, надеюсь, тоже ясно?

Я вновь кивнула.

— Хорошо. А теперь пошли.

Гном поудобнее перехватил концы цепи, дернул, заставляя меня встать рядом с собой, и двинулся по тоннелю. Дарин с факелом пошел позади.

Шли мы долго, тоннели не менялись, иногда какие-то отнорки уводили в сторону. Но в основном это был ровный коридор, направление которого знали лишь сами гномы. Шли молча, и поэтому времени для размышления над ситуацией было предостаточно.

Думы были безрадостные и весьма противоречивые. Больше всего пугала неизвестность, я не знала, что меня ждало у советника. Впрочем, судя по словам мастера, ничего хорошего не светило. Похоже, в этом мире люди успели повоевать с гномами. И меня как человека приплетут сюда, заодно. Я — человек, а значит — виновна. Пытаться объяснять, что я здесь ни при чем — бесполезно. Хотя если встать на место гномов, у которых пострадали ближние, то их можно понять. Тогда действительно они со мной мягко обошлись. К тому же, судя по их оговоркам, стража здесь из разряда «сначала бьет, а потом спрашивает, кто такой», если не сказать — сначала убьет и уже потом спрашивает.

Теперь мне становились понятны враждебные взгляды гномов, хотя и я особую любовь к ним после камеры и кандалов не испытывала. А вот отношение самого мастера Норри непонятно, хотя за некоторую доброту следовало быть признательной. Только что-то благодарности, несмотря на понимание, во мне до сих пор не наблюдалось. Да и откуда ей взяться, ведь отношение ко мне здесь уже предвзятое, а моя судьба зависит только от прихоти таинственного советника. Пока я беспомощна, как котенок, и от опрометчивых действий, которые могу совершить по незнанию, не спасут ни сильное тело, ни знания, запертые в голове.

Через какое-то время однообразный тоннель сменился широким освещенным коридором, стены которого украшала резьба, барельефы с изображениями каких-то батальных сцен и чего-то еще. На пути встречались группы гномов, спешащих по своим делам. Они окидывали меня напряженными взглядами.

Выйдя из коридора, мы оказались в просторной пещере, где потолок опирался на многочисленные колонны, терявшиеся в темноте. Пока шли, я крутила головой по сторонам и поражалась грандиозному творению гномов. Рассматривала все, что попадало в поле зрения: резные постаменты колонн, стоящие вдали статуи, стелы и даже фонтан.

Миновав пещеру, вновь свернули в коридор, у входа в который стояли стражи — серьезные мужчины в чешуйчатых панцирях, в шлемах, закрывающих лицо маской, руки и ноги, естественно, тоже в железе. Даже латные перчатки усилены небольшими шипами. На поясах у них висели боевые молоты [Боевой молот — холодное оружие ударно-раздробляющего действия позднего Средневековья. Боевой молот состоял из рукояти и массивного набалдашника, также в дополнение могли добавляться дополнительные пробивные элементы в виде шипов, клювов и прочего.], с пикообразным навершием и двусторонним бойком — серьезное оружие. Раз получишь таким, даже вскользь — и вот тебе перелом со смещением. Вдобавок в руках они сжимали укороченные алебарды [Алебарда — колюще-рубящее древковое холодное оружие в виде увенчанного пикообразным острием топора (часто с шипом на обухе), посаженного на длинное древко.].

Пройдя мимо, я ощутила на себе цепкие взгляды стражников. Да… Мне действительно повезло, а то попадись к таким — и конец котятам. У входа чуть замешкалась, и мастер Норри так дернул за цепь, что браслеты кандалов врезались в запястья. Я едва не взвыла от боли. Проскочив разделяющие нас полтора шага, мгновенно оказалась рядом с ним.

— Еще раз отстанешь, руки вырву, — пообещал он тихо. — Не на прогулке.

Ничего не ответив, украдкой стала потирать кисти.

Пройдя еще несколько залов, мы остановились перед дверями, возле которых стояли еще четверо стражников. Эти, в отличие от других гномов, были высокими, едва ли не с меня ростом, с квадратными плечами. С таким в бою сцепишься — на могильной плите напишут: «Попал под танк». Интересно, как же с ними люди-то поцапаться умудрились? Глянешь на таких — и сразу желание воевать пропадает, чувствуешь покой и умиротворение.

Мастер Норри остановился, огладил бороду, кинул внимательный взгляд на Дарина, державшегося всю дорогу у меня за спиной.

— Подожди здесь, — бросил ему и, повернувшись ко мне, сказал: — Зайдем в зал, сразу же становись на колени и склоняй голову. И не вздумай подниматься на ноги, иначе стражи одним махом тебя укоротят. Отвечай, когда спросят, а в остальное время даже пикнуть не смей. Поняла?

Я в упор посмотрела на гнома. Я бы и дома в подобной ситуации уперлась, а теперь бунтарская жилка ощущалась во мне все сильней. Никак не хотелось смиряться с приказами. От моего взгляда Норри перекосило, и он прошипел сквозь зубы:

— Дура! Если не сделаешь, как велю, волоком в зал затащат!

— Как скажете, — нехотя буркнула я, но решила, что буду выполнять приказы не так поспешно, как хотелось бы мастеру.

Гном недоверчиво хмыкнул, но не стал настаивать на клятвенном подтверждении. Лишь поправил молот на поясе и, пройдя мимо стражей, стукнул в двери.

Они тотчас же открылись. Моему взору предстал небольшой зал в ярких цветах. Мастер Норри заволок меня внутрь, как собачку на поводке, и, не давая ни секунды на раздумья, подсек под ноги. Лязгнув щитками, я рухнула на колени. Подниматься благоразумно не стала, но и опускать голову, как того требовали, не спешила, оглядываясь по сторонам.

Стены и потолок покрывали узоры, выложенные драгоценными камнями. Бирюзовые и малахитовые змеи извивались среди цветов из сердолика с листьями из нефрита. Грозные драконы из бордового камня скалили свои пасти в охоте за косулями. Завороженная обстановкой, я не сразу обратила внимание на находящихся в зале.

Возле стены стоял гном в черном камзоле и очках на мясистом носу, а за большим столом у противоположной стены, в кресле с высокой спинкой, сидел другой пожилой гном, осанистый и важный. Его окладистая борода была заплетена в две замысловатые косицы. На шее у него висела массивная цепь с бляхой с каким-то изображением. Он с таким напыщенным видом разглядывал листы в большой папке, что я поняла — это и есть тот самый советник, который будет решать мою дальнейшую участь. Гном оторвался от своего занятия, поднял пронзительный взгляд и…

Мастер Норри тюкнул меня по голове, я невольно опустила подбородок вниз. На затылок тут же легла его рука, принуждая оставаться в таком положении.

— Это она и есть? — услышала я голос советника. — Строптивая.

— Дурная, уважаемый советник, — осторожно откликнулся мастер. — Дурная, но неопасная.

— Неопасная?! — усомнился тот. — Неопасные с оружием на поясе не бегают, в дома к мирным гномам с криками не врываются и разор не чинят. По этой же сразу видно — она из боевых. Значит, опасна в любом случае.

— Советник, прошу, выслушайте меня, — мягко и просительно начал Норри. — Она же клиричка! А клирики в обычных войнах не участвовали. Только в магических или с нежитью сражаются.

— Не участвовали, говоришь? А как насчет Присании, что там сейчас творится? Или Клайвусе? Скажешь, нет там клириков?

— Есть, уважаемый советник, — нехотя согласился гном. — Но там ведь с кочевниками и с орками воюют. А кочевники постоянно нежить поднимают. Их колдуны с темными силами знаются. Там без клириков никуда.

— С каких это ты пор так за людей ратовать начал? — недобро проворчал советник. — Раньше за тобой подобного не замечал.

— Я не людей, уважаемый советник, защищаю, а клириков, вернее клиричку, в данном случае вот эту, — произнеся последнее слово, мастер толкнул мою голову еще ниже, отчего спина выгнулась дугой, а подбородок уперся в грудь.

Я услышала звук отодвигаемого кресла. Негромкие, но четкие шаги замерли возле меня. В поле зрения оказались сапоги с тисненой кожей на носах и голенищах — ко мне подошел советник. Едва мастер Норри убрал руку с затылка, переложив ее на плечо, как я тут же подняла голову, выпятив подбородок вперед. Советник стоял рядом и внимательно разглядывал меня, как диковинного зверя.

— Гордая и непокорная, — бросил он задумчиво. — С такими сложно иметь дело. Втемяшится что-нибудь в голову, никаким клином не выбьешь, — он развернулся и, обойдя стол, уселся в кресло. — Норри, ты же знаешь наши правила — никаких людей в Подгорном Доме быть не должно. Сдай ее стражам, и те, после пары вопросов, отправят ее на рудники.

— Но, советник, — неожиданно в голосе мастера мне послышалось отчаяние, — а как же ваш прежний приказ? Может, верхушники ее разыскивают? Тогда они выкуп заплатят.

Советник скривился:

— Норри, какая у нее родня, какой выкуп? Она же клиричка. Не городи ерунды! И можешь не напоминать мне о той давней истории, я ее уже сотню раз слышал. Тебя спасла другая клиричка, не эта. Та, что тебя у горного тронга [Тронг — горный йети.] отбила, давно своей смертью почила. И теперь из-за одного случая каждую встречную-поперечную вытаскивать глупо. Не майся дурью, сдавай ее стражам и возвращайся ко мне. Надо обсудить проблему с восточными штольнями, там того и гляди потолки обвалятся.

«Вот и все. Прощайся с жизнью, Алена», — мелькнуло в голове. Душа камнем рухнула вниз, но тут же пришла злость. Вывернувшись из цепких пальцев Норри, я вскочила на ноги и ринулась на него. Не знаю, чего хотела добиться: бездействие было более глупым, нежели безнадежный бросок. Раскинув руки в кандалах, всем телом толкнула мастера и, закинув цепь ему на шею, начала скручивать.

В тот же миг по телу прокатилась волна жуткой боли. От неожиданности я расслабила хватку, а потом и вовсе заорала от ощущения невыносимого пламени, терзающего все мое тело. Сквозь пелену, заволокшую глаза, я видела, как гном снял мои руки с шеи, оттолкнул меня, скорчившуюся от боли, и встал на ноги. Секретарь с криком «Стража!» бросился к нам. А мастер как ни в чем не бывало одернул камзол, утвердил на поясе молот и немного хриплым голосом произнес:

— Не надо стражников. Пусть даже пальцем ее не касаются.

Советник махнул рукой. Вбежавшие стражи обступили меня кольцом, однако хватать и волочь не спешили.

Скрючившись на каменном полу, я пыталась хоть как-то вытерпеть муки. Норри прошел между охранниками и, склонившись ко мне, провел рукой по голове. Стало легче.

— Что, клиричка, в первый раз клятву нарушила? — спросил он скорее участливо, нежели жестко и, обратившись к советнику, добавил: — Можете отпустить стражей, ничего подобного она больше не сделает, поскольку под соклятьем [Под соклятьем — находиться под соклятьем означает дать клятву, включив в нее определенного индивидуума, с выполнением определенных условий, завязанных на данного индивидуума.]. — И вновь спросил меня: — Ведь правда не сделаешь?

Я с трудом кивнула. Советник дал знак стражам, и те нехотя расступились, а потом и вовсе вышли, оставив лишь двоих у двери. Кое-как выпрямив сведенные судорогой руки и ноги, я встала сначала на четвереньки, потом на колени и уже хотела подняться, как, перехватив суровый взгляд мастера, замерла в этом положении.

— Советник, — тихо заговорил Норри, поглядывая в мою сторону. — Отдайте мне ее под честное слово. Вы же видели, что с ней стало, когда попыталась на меня напасть. Уверяю вас, клиричка и дальше будет неопасна.

— Неопасна? — свистящим шепотом выдохнул советник. — После этой выходки она в любом случае пойдет на рудники.

— Клиричка под соклятьем, — терпеливо стал пояснять мастер, — а значит, пока ей не угрожает настоящая опасность, она никому ничего не сделает, иначе ее ждут еще большие мучения.

Советник в задумчивости принялся теребить бороду. Он внимательно посмотрел на Норри, на меня и, переведя взгляд на секретаря, перебиравшего бумаги в стенном шкафу, приказал:

— Хорнбори, выйди и забери стражников с собой.

— Но… А как же? — секретарь, удивленный требованием, обернулся. Очки съехали на кончик носа, и он смотрел поверх них с ошарашенным видом. — Зачем? — наконец выдавил он из себя.

— Выйди, выйди, — не пожелав объяснять, потребовал советник.

Секретарь положил папку обратно в шкаф, осторожно закрыл дверцы и, еще раз вопросительно-недоуменно взглянув на советника, вышел вместе со стражами.

Когда в кабинете остались только мы втроем, советник прокашлялся и, исподлобья глядя на мастера, произнес:

— Что, Норри, опять правнук захворал?

Мастер сокрушенно повесил голову.

— Вы ж знаете, единственная моя отрада, и такая беда, — горько вздохнул он. — Не могу же я сюда человеческого лекаря приглашать. Всем все сразу станет ясно. А это позор для меня и моего рода.

Советник участливо похлопал мастера по плечу, отчего у того навернулись слезы, и он согнутым пальцем смахнул их с уголков глаз.

— Сколько в нем человеческой крови примешано? — спросил у Норри советник.

— Четвертина. Всего лишь жалкая четвертина, а болезни то и дело цепляются к малышу.

— И ты думаешь, что вмешательство клирички поможет? — с сомнением произнес советник. — Сколько раз я тебе говорил: давай позовем нашего лекаря.

— Чтобы всем сразу стало известно о моем позоре?! — яростно прошипел гном. — То, что мой правнук выглядит как настоящий гном, не обманет лекаря. Начни тот лечить, и сразу станет ясно, кто был отцом моей внучки!

— Но тут-то не лекарь, тут клиричка, — продолжал сомневаться советник.

— Так хоть какая-то надежда, — обессиленно выдохнул мастер. — Я уже просто смотреть не могу, как малыш мучается. К тому же Нора и слышать не хочет, чтоб к Фундину наши лекари подходили. Тоже боится, что все станет известно. Опасается, как бы ее с ребенком после этого к людям не вышвырнули. Глупые бабские страхи, но что я могу поделать? — махнул рукой Норри. — К тому же она в чем-то права: ее с малышом выгнать не выгонят, но травить станут — будь здоров!

— Ясно все, — советник отошел от мастера и вновь сел в свое кресло. — Так и быть, Норри, забирай эту человечку себе. Смотри только, чтобы она раньше, чем мальца вылечит, не сбежала. А ты, — гном посмотрел на меня в упор, — если правнука мастера не выходишь, я тебя живьем в стену замурую. И если проболтаешься — то же самое сделаю.