Михеич, пожилой суетливый мужичок, потащил Лушу к маленькому белому домику, приговаривая:
— Ишь, любопытный вы народ! Нельзя тебе тут. Опасно. В бочках-то кислота самая что ни на есть ядовитая — серная! Да опилки железные. Кислота железо разъедает — водород выделят. Газ такой. Он, слышь ты, легше воздуха. Как надует еростат, он и подымется.
— А скоро, дяденька, он поднимется? — полюбопытствовала Луша.
— Эх! — Михеич досадливо махнул рукой. — Обещались за шесть часов управиться а вишь — два дни прошло, и всё не у шубы рукав. А потом доктор Шмидт к еростату крылья приноровить хочет. Чтоб против ветру, стало быть, летать мог. О как!
Они подошли к белому домику.
— Эй! Принимайте свою белошвейку, — крикнул Лушин провожатый в открытую дверь.
Там что-то отвечали, но Луша не разобрала.
— Откуда мне знать. Начальство велело. Да оденьте девчонку, что она у вас в одной рубашонке гуляет. Эх! Правду говорят — сапожник без сапог. Как звать-то тебя? Лукерья? Ну вот, иди, Лукерья. Да старайся, стежки ровно клади! Глядишь, еростат запустим и врага побьём.
Глава 4
КАПИТАН «АДСКОЙ МАШИНЫ»
Руся стоял в толпе людей и вместе со всеми слушал, как человек в мундире выкрикивает, держа в руках бумагу:
— Здесь мне поручено было от государя сделать большой шар, на котором пятьдесят человек полетят куда захотят, по ветру и против ветра, а что от него будет, узнаете и порадуетесь.
Шар? Ничего себе! Руся протиснулся вперёд. Человек громко продолжал:
— Если погода будет хороша, то завтра или послезавтра ко мне будет маленький шар для пробы. Я вам заявляю, чтобы вы, увидя его, не подумали, что это от злодея; а он сделан к его вреду и погибели.
Что за злодей-то? Руся озадаченно почесал затылок.
Толпа загалдела, обсуждая услышанное.
— А сказывали — лодку подводную сооружают.
— Не лодку, а оружие секретное.
— Ага, машину, слышь ты, «адскую».
— Да на кой нужна таперича ента лодка, когда проклятый Бонапартий Смоленск взял и посуху к Москве идёт?
«Бонапартий»?! Ого! Это что же я, всё-таки в 1812 год попал? Круто. И, главное, не во сне, а наяву! Значит, идёт война с Наполеоном… А разве тогда в России шары воздушные делали? Интересно!
Толпа редела. Руся, соображая, уставился на свои босые ноги. Хотел бы я знать, что же это за город?
Чисто одетый господин в штатском и в очках пробормотал прямо над ухом мальчика:
— Да-с, идея заманчивая, и воплощение её в жизнь сулит выгоды неоценимые. Интересно бы посмотреть. Вся Москва уже там побывала…
Москва? Точно. Как я сразу не догадался! Ну, Москва так Москва. По крайней мере в Москве они с Лушей были. Даже два раза.
— Эй, кучер! В Воронцово!
Едет на шар смотреть! Надо ловить момент! Мальчик бросился к коляске, в которую сел господин в штатском, и уцепился за неё сзади. Мёртвой хваткой!
Руся был весел и горд собой. У него было такое чувство, будто… Будто он читает книжку о себе самом!
В принципе, находиться в прошлом было не так уж и страшно. Распухшее ухо Руся решил в расчёт не принимать. В остальном пребывание здесь походило на костюмированную историческую игру. Было интересно. С Лушкой, конечно, было бы ещё интереснее. Впрочем, девчонкам лучше оставаться дома…
По дороге «мёртвая хватка» стала постепенно сдавать. Сначала она превратилась в «полумёртвую», а потом и в «еле живую». Тут-то Руся и слетел на дорогу на каком-то из поворотов. Отряхнул пыль с коленей, поплевал на ободранный локоть. Прихрамывая, поплёлся вслед за уехавшей коляской. Его обогнала целая ватага мальчишек. Мальчишки сочувственно улыбались.
— В Воронцово небось мчался? Айда с нами! Отсюда и пешком недалече!
Воронцовская дача была окружена высоким забором. Москвичи целыми семьями ходили к таинственной даче. Правда, разглядеть толком ничего не могли. Зато имели возможность беспрепятственно нанюхаться пренепрмятнейшего запаха, в изобилии оттуда доносившегося.
Вместе с другими мальчишками Руся подошёл поближе к главному входу. Слева и справа от ворот стояли округлые кирпичные башни, со стрельчатыми окнами и белыми ажурными колонками сверху.
Поскольку никакого шара отсюда видно не было, Руся, задрав голову, стал с интересом рассматривать башни. Ему представилось, что это башни старинного рыцарского замка. Сейчас из замка выйдет заколдованный… э-э… ну кто-нибудь выйдет и…
Из караульни вышел фельдъегерь с хлыстиком в руках, повернулся к стайке мальчишек и поманил пальцем.
— Эй! А ну-ка сюда!
— Это фельдъегерь! Бежим! А то щас хлыстом-то ожжёт.
Дети кинулись врассыпную.
— Стой! Да стой же!
Замечтавшийся Руся уставился на его мундир своими круглыми карими глазами. Потом опомнился, дёрнулся было, да понял — убегать поздно. К воротам со стороны дороги подъезжали всадники в тёмно-зелёных мундирах. Это были драгуны, охранявшие усадьбу.
— Всё равно поймают, — Руся вздохнул и обречённо направился к фельдъегерю.
— Мальчик, иди сюда. Не бойся. Слушай внимательно. Нужна кошка. А лучше — несколько. За каждую — пятак. Понятно? Подойдёшь к воротам, скажешь — кошку принёс.
Это была удача. У Руси с детства сложились с кошками особые отношения. Кошки Русю обожали. Даже незнакомые кошаки через пару минут после знакомства вспрыгивали к нему на колени и мурчали, как заведённые. Окрылённый Руся отправился на охоту.
После полудня он принёс свой полосатый трофей к воротам. Кот лежал на его плече и время от времени тёрся мордой о Русину шею. Караульный строго спросил:
— А ты куда?
— Вот, — Руся, немного смущаясь, показал кота.
— Кошку принёс? Ты, брат, сам её тащи в усадьбу. А то намедни принесли — вырываться стала, насилу поймали. Так она — прапорщику всю физиономию расцарапала — и в кусты. Сбежала, стало быть. Не знала, дурья башка, что её у нас жирные мыши ждут. А ты, парень, иди по аллее прямо до господского дома. Спросишь фельдъегеря Йордана, его там все знают.
Руся, поддёрнув свой мохнатый воротник, двинулся вперёд по широкой длинной аллее. В нетерпении он прибавил шаг — ему хотелось увидеть настоящий аэростат как можно скорее.
Аллея вывела Русю ко дворцу. Лодка-гондола находилась прямо перед его окнами. Мальчик присмотрелся к лодке получше. Она была… плетёной! Походила на корзину странной формы или на садок для рыбы…
Мальчик спросил Йордана.
— Они заняты, — ответили ему, — вишь, малый шар испытывают. А кошку отнеси вон к тому флигелю, где швейный цех.
Руся замер в нерешительности:
— Мне за неё деньги обещали.
Мальчик ещё немного потоптался на месте и бочком-бочком двинулся в сторону покачивающегося на швартовых аэростата. Он решил отдать кота Йордану лично в руки. К тому же в той стороне, где шар, было гораздо интереснее.
— Трави, трави понемногу! — кричал какой-то человек в военном мундире с борта гондолы другим, суетившимся у нижних концов канатов. Лицо у кричавшего было покрыто многочисленными свежими царапинами.
— Ага, наверное, это тот прапорщик, — ухмыльнулся Руся.
Шар, однако, не очень-то хотел улетать. Он поднялся на три-четыре метра над землёй и повис, как привязанный. На борту лодки были ещё люди. Расцарапанный сорванным голосом командовал им:
— Навались! И-и — раз! И-и — два!
Руся догадался, что они хотят привести в действие вёсла-крылья. Аэростат напоминал Руське объевшегося дракона: брюхо толстое, а перепончатые крылышки — махонькие. Игрушечные крылышки не могли сдвинуть раздутое драконье тулово с места.
— И-и — раз, и-и — два! — надрывался осипший голос сверху.
Внезапно Русе показалось, что дракон вывихнул себе крыло: оно совсем перестало двигаться. За первым бессильно замерло и второе.
Снизу, ругаясь по-немецки на чём свет стоит, вверх по веревочной лестнице полез какой-то человек в чулках и башмаках. Руся понял, что он тут главный.
— Опять рессора лопнула, — заметил кто-то неподалёку. — Вот тебе и англицка сталь.
— Ну, стало быть, надо крылья откреплять.
Не успел Руся оглянуться, как заскрипели лебёдки, и рабочие, словно термиты, споро и аккуратно лишили дракона его крыльев.
Надо было выяснить, кто же здесь Йордан. Руся почему-то подумал на того сердитого немца. Мальчик мялся, не решаясь спросить. Он боялся попасть под горячую руку. Люди вокруг были хмурые. Казалось, даже воздух вокруг наэлектризован, как перед грозой.
Тут раздался гром. Точнее — лай. Оглушительный собачий лай!
Кот взвыл и молнией метнулся в сторону, оцарапав Русе шею и грудь. Руся с воплем бросился за своим удиравшим трофеем.
Котяра пулей долетел до каната и, повинуясь инстинкту, стал карабкаться наверх, в опустевшую гондолу. Руся полез туда же, только по верёвочной лестнице.
Здоровенная псина не унималась. Кот, зацепившись когтем за веревку, застрял между небом и землёй и заорал благим матом.
Руся тянулся к коту, но не доставал. Поднялся ветер. Канат мотало. Верёвочная лестница раскачивалась.
Наконец, кто-то прикрикнул на собаку. Лай внизу прекратился.
Кот сделал судорожный рывок, расстался с когтем и полетел вниз. Кувырнувшись в воздухе, он приземлился на голову расцарапанному в мундире и всеми уцелевшими когтями впился бедняге в лицо. Тот взвыл от боли и негодования и выпустил из рук конец каната, которым швартовал гондолу. Канат удавом заскользил по вытоптанной траве. В суматохе этого никто не заметил.
