Бабка ей не ответила, продолжая таращиться в пустоту.

Озадаченная таким поведением, Анна чуть отступила. В поисках помощи, невольно взглянула по сторонам. А когда повернулась обратно — не увидела бабки! Лишь раскинулась по забору старая замызганная фуфайка, да дырявый серый платок свисал краем до земли.

Она что, разделась прямо на улице и потом вошла в дом? — изумилась Анна про себя. — Когда только успела? Странная какая-то, хорошо, что не моя хозяйка.

Домишко во дворе был под стать бабке — кособокий и обшарпанный, с давно немытыми подслеповатыми окнами.

Что-то неправильное было в нём, какое-то не такое.

Анна всё думала об этом, пыталась сообразить — что же именно? Но только вернувшись к бабе Оне поняла, что так её удивило — из трубы дома не шёл дым!

Разве возможно подобное морозной зимой? Да ещё в деревне?

Анна собралась было рассказать про странную бабку, но баба Оня позвала к столу.

На круглом блюде горкой высились румяные пирожки. В расписных деревянных плошках предлагались сметана да сливки. В стеклянных вазочках помещалось клубничное и малиновое варенье. Были на столе и баранки, и сухое печеньице, и круглые жёлтенькие конфеты — лимончики.

После сытного угощения Анну разморило — не хотела же, а переела хрустких жареных пирожков. Бабка всё подкладывала да просила:

— Съешь ещё немножечко, уж така ты худа, деточка, така худа! Ну, да ничего, поживёшь у меня — отъешься, выправишься.

— Вы быстро их нажарили. Я совсем немножко прогулялась, думала ещё тесто не подошло, — удивлялась Анна.

Бабка щурилась улыбчиво и частые морщинки лучиками расходились от глаз.

— Я слово особое знаю, вот и быстро. Да и помогают мне, не без этого. Бери ещё, Аннушка. Ешь, пока не остыли.

Анна рада была бы оказаться, да не хватало сил — слишком уж вкусные были бабкины пирожки. И чай та заварила отменный — душистый, крепкий. Такой, как Анна любила.

Бабка подливала чай, говорила что-то, а Анна уже засыпала.

Комната медленно плыла перед глазами. Вместе с ней плыла и незнакомая крошечная старушонка — кругленькая, юркая, суетливая. Пёстрая одежонка мелькала то там, то здесь. Старушонка ловко собирала посуду, сновала между столом и раковиной. Перебирала что-то на лавке, мыла-вытирала-расставляла… И как-то так получалось, что Анна не могла её рассмотреть как следует, не получалось сфокусировать на ней взгляд.

— Здравствуйте… — только и поприветствовала её сонно.

Старушонка смолчала, даже не взглянула в сторону Анны.

— Это она по первости дичится. Привыкнет к тебе, оттает, — баба Оня погладила Анну по волосам. — Я гляжу, ты совсем приснула, Аннушка. Пойдём. Я тебе в комнате постелила. Отдохнёшь с дороги.

2

Спала Анна беспокойно. В сонной морочи слышался ей настойчивый голос:

— Найди бутылку! Найди бутылку! Спустись к реке, утопи её! Утопи!!

Анна пыталась отгородиться от голоса, вертелась на кровати, накрывалась с головой одеялом, зарывалась в мягкие подушки. Но тот не отставал, напротив, звучал ещё требовательнее, побуждал действовать, идти.

— Аннушка! Далеко ли собралась на ночь глядя? — позвала откуда-то баба Оня.

И Анна очнулась. Оглядевшись удивлённо, обнаружила, что стоит на стылых деревянных ступенях крылечка.

— Кажется… Меня попросили помочь… — запинаясь, пробормотала она. — Какая-то женщина… Что-то про бутылку говорила… Надо забрать, в реке утопить… Или мне всё приснилось?!

— Даже если приснилось, разве ж можно вот так… В лёгонькой ночнушке куда-то наладиться! И слушать никого через сон нельзя! Мало ли куда заведёт! Пойдём-ка, я тебе под подушку веточку рябинки положу. Она сон остережёт, никого к тебе больше не подпустит.

— Баба Оня, я не смогу спать! Я понять хочу, что это было?

Вздыхая, бабка провела Анну в кухоньку, усадила возле стола, накинула ей на плечи плед. После в ладоши хлопнула, попросила:

— Завари нам чайка, кикуша.

Всё та же пёстренькая старушонка колобком выкатилась из угла. Замельтешила по комнате, загремела дверцами буфета. Плеснула в чайник воды, поставила на плиту. После открыла жестяную коробочку, принялась над ней водить ладошками и что-то нашёптывать.

— Ты расскажи толком, Аннушка, что случилось? — тем временем попросила баба Оня.

Анна задумалась, вспоминая. Липкое сонное оцепенение постепенно рассеялось, но сосредоточиться ей было ещё трудновато.

— Сначала я услышала голос. Потом увидела женщину. Она стояла возле кровати и смотрела на меня. И требовала, чтобы я нашла какую-то бутылку. Сказала, что та на чердаке спрятана, за старым сундуком. И что нужно ту бутылку взять и утопить в речке.

— Черноволосая такая? С длинной косой? — нахмурилась баба Оня.

— Да. Почти по пояс коса, толстая!

— Вовремя я тебя перестряла. Это Светка тебе явилась, за заплутью тебя посылала.

Она, дурища, в заплуть кровью своей капнула. Для надёжности. Вот и напортачила. Кавалеру своему дорожку к дому перекрыла, это да. Но и себя к той бутылке привязала накрепко! Теперь из дому ни ногой! Не пускает её бутылка, держит что якорёк.

Уже пару недель так мается. Дураков-то нет помогать. Вот она и исхитряется. Пытается через сон простаков обвести, чтобы выполнили её просьбу. Ишь, к речке посылала. Речка теперь стала, лёд там. Опасно к ней ходить в тёмное-то время!

— Баба Оня, что-то я совсем запуталась. Какая заплуть? Что это такое?

— Заплуть — вроде ведьминой бутылки, от дома отворот. Сбивает с дороги, не даёт дойти до места. От ненужных людей делается. Или от нелюдей. Всё одно — ни тех, ни других не пускает.

— От нелюдей? — Анна вздрогнула и испуганно взглянула на бабку.

Та кивнула, подтверждая:

— От них. Тёмное время теперь настало, зима. Открылись лазейки для всяких-разных, не к ночи помянутых. Так и норовят они пролезть да набезобразничать, заморочить-завертеть, вмешаться в людские дела. Теперь до самого Крещения беречься следует. Так-то!

При этих словах пёстренькая старушонка внезапно крутанулась вкруг себя да грянула с размаху об пол пустую тарелку. Зазвенели, разлетелись осколки, а старушонка закатилась в дальний угол и пропала.

— Видала? — вздохнула баба Оня. — Нравная такая. Осерчала на меня, что родню её помянула неласково. Да ведь так и есть. Не все из них к человеку расположены, лишь только малая часть.

— Родню? — переспросила растерянно Анна.

Баба Оня рассмеялась тихонечко.

— Родню, Аннушка. Это ж кика, домашний дух. Помощница моя. Хорошая и добрая, — повысила голос бабка, — только уж обидчивая не в меру. Да, да, Аннушка. Не смотри так, поверь. У нас в Ермолаево почитай в каждом доме проживают соседи особые. Тихие они, спокойные. Не проказят. В ладу с хозяевами существуют. Я же тебе про иных толкую — тех, что в эту пору на землю пробираются и несут с собой зло.

Анна слушала бабу Оню, а глаза предательски закрывались. Не собиралась ведь спать, а всё же дремала. Постепенно сквозь бабкин мерный голосок стал прорываться другой — резкий, грубоватый.

— Найди бутылку! — пока ещё слабо, но решительно донеслось до Анны, и зачастило всё громче. — Найди! Найди! Найди!

Вскинулась Анна, схватила бабку за руку.

— Она опять пришла! Ваша Светка. Я что, теперь вообще спать не смогу?

— Не отстаёт настырница? Придётся тебе, Аннушка свою бутылочку собрать обережную, чтобы не прилипал никто да не тревожил зря. Луна сейчас зрелая, самое время.

— Луна?

— Да. Для начала бутылку нужно будет три ночи под луной оставлять. Чтобы лунным светом омылась, в себя его силу впитала. Утром пробкой закрывать и в тёмном месте прятать до следующей ночи. Три раза подряд так делать. После уже наполнять содержимым.

— Вы не шутите сейчас?

— Как можно, деточка. Такими вещами грех шутить! Завтра подберём тебе подходящую бутылочку и начнёшь готовить наполнение. Я подскажу и научу. А сейчас пойдём-ка, я тебя уложу и защиту поставлю. Поспишь спокойно.

Утром Анна проспала. Поднялась поздно, к обеду.

За вкусным завтраком поблагодарила бабу Оню:

— Ваша защита помогла! Я отлично выспалась. Может, не надо ничего собирать?

— Это всё временная защита, деточка. У себя дома, в городе, ты её поставить не сможешь.

— Она и там потребуется?!

Бабка кивнула.

— Светка сама не отстанет. И там найдёт. Заморочит. Не захочешь, а пойдёшь приказ выполнять. Отвадить её нужно. Только так.

— Может сходить к ней? Помочь?

— Кто ж пойдёт в такое время? Заплуть обязательно в реке утопить следует, чтобы проточная вода все нехорошести унесла. В крайнем случае закопать от дома подальше. Да только речка теперь замёрзла, земля закаменела. Не возьмёт её лопата.

— А если просто выбросить?

— Нельзя! Тогда всё плохое при тебе останется. Светка об этом знает, вот и ищет несведущих.

— Но как она справляется? Где продукты берёт?

— Ей соседка приносит, жалеет дурную.

— А работа?

— За Светку не волнуйся. При ней её работа. Ездят к ней дамочки отовсюду. Дурит им голову, ворожит-гадает.

— Но она сможет освободиться или это… навсегда?

— Сможет. Чего ж не смочь. Как растает всё — сама справится или помощника пошлёт, он за неё нужное сделает.