— Ты, Аннушка, ничему не удивляйся. Молчи. Самодеятельности не проявляй, меня слушай. — поучала её баба Оня. — Как скомандую — «посыпай», так и сделаешь. Поняла?

Анна, чуть замешкавшись, кивнула. Ей вдруг сделалось очень страшно. Ужас скрутил её так сильно, что свело живот. Как когда-то давно, в опустевшем бабушкином доме, куда мать привезла её на лето. Дом стоял нежилым всего несколько месяцев, но девочка не узнала любимое раньше место. С уходом бабушки дом изменился, как будто в нём затаилось что-то нехорошее. Анне всё время слышались трески, шорохи, скрипы, смахивающие на смех. Частенько в комнатках раздавался частый топоток, от которого начинало дребезжать стекло на старой мебели. Ночами кто-то плакал под полом, жалобные всхлипы стихали лишь под утро. Анна перестала играть, плохо спала. Мать же не обращала внимание на страхи дочери, её заботили личные переживания и ссора с мужем. К счастью, через неделю родители помирились, и отец забрал их обратно в город.

Наверное, переживания отразились на лице Анны, и баба Оня похлопала её по руке.

— Ничего, справимся. Нам не в первой. Я тебе средство дам… Пожуй его немного да под щекой держи. После уже выплюнешь.

Она погремела баночками и добыла откуда-то маленький белёсый квадратик, чем-то напомнивший Анне кусочек лукума.

— Это корешок ладанника. Верное средство от страха. Возьми, Аннушка. Он поможет.

Корешок оказался мягким, но очень горьким. Рот мгновенно наполнила вязкая слюна, и Анна невольно скривилась.

— Не бойся. Глотай. Сразу полегчает, вот увидишь.

По дороге завернули чуть в сторону, к деду Семёну. Матрёша забежала в скрипучую калитку и почти сразу вернулась, крепко прижимая к себе кошёлку с трепыхающейся внутри курицей.

— Анька, возьми жаровенку. — распорядилась Тося. — Матрёше и то, и другое переть не сподручно.

И хотя приказной тон Анне совершенно не понравился, она не стала спорить и послушно подняла с земли железный ящичек.

Через деревню шли в молчании. Повсюду в окнах горел свет, уютно ложился на снег ровными медовыми прямоугольниками.

Ближе к окраине потемнело. Плотная густая мгла почти полностью скрыла нужный дом.

Перед калиткой баба Оня остановилась и всех зачурала. Потом уже пояснила для Анны:

— Хочу поддержкой чура заручиться. Не любит он букову родню, авось подмагнёт. Ты, главное, действуй по плану. Как договаривались.

Тося, как и прошлый раз, обсыпала собравшихся мелким порошком, и маленькая боевая группа, больше не таясь, двинулась к дому.

Первой в приоткрытую дверь пустили возмущённую пеструху.

Курица исчезла в темноте, и вскорости из глубины донеслось громкое квохтанье.

— Заходим. — баба Оня первой шагнула в проём. За нею молча полезли девчата.

В комнате никого не оказалось. Только курица ошалело металась от стены к стене и орала без умолку.

Не обращая на неё внимания, женщины выстроились сбоку от ляды. Приготовились ждать. Замерла и Анна, изо всех сил вглядываясь в темноту.

И всё же она пропустила момент, когда дверца приподнялась. Заметила только, что из-под пола полезла косматая нечёсаная голова. Нечто рогатое грузное вроде снопа на тонких человечьих ногах зашлёпало по полу, задышало с присвистом. Букарица не похожа была ни одно из существ, ранее виденных Анной на книжных картинках. Страшная она была и воняла премерзко — мокрой псиной да старым плесневелым погребом.

Букарица уселась на полу. Растеклась шерстью по сторонам. Вывалила из пасти длинный язык, хлестнула им в нетерпении по доскам. Тонкие когтистые руки заскребли по дереву, и бившаяся курица вдруг затихла, а потом медленно засеменила к нечисти. Она шла странно дёргаясь, словно подгоняемая чьей-то волей, а когда приблизилась, букарица сгребла её и разом затолкала в широкую пасть.

Громкий хруст и смачное чавканье наполнили комнатёнку.

Анне стало нехорошо.

Только что она отстранённо наблюдала за происходящим. А теперь вот едва удержалась, чтобы не выбежать вон из домишки. Спасибо чьи-то руки ухватили ее за курточку, не дали совершить глупость.

Сразу после этого баба Оня закашлялась.

И взвилась широкая сеть в руках Тоси, упала сверху на букарицу, укрыла всю, опутала в миг.

Заверещала нечисть, задёргалась в ловушке, пытаясь освободиться.

— Что таращишься, сыпь давай! — заорала Тося, с трудом удерживая расходившуюся пленницу.

Чуть замешкавшись, Анна выхватила из мешочка заготовленную смесь, кинула сверху на сетку. Матрёша чуть визгливо принялась начитывать какую-то скороговорку, слов которой Анна даже не пыталась разобрать.

Постепенно букарица почти затихла. Замерла на полу, скорчившись и тихонечко подвывая.

Баба Оня тем временем подожгла в жаровенке корешки, подержала над нечистью и пошла в обход комнаты. Букарица совсем примолкла, белёсой плёнкой заволокло потускневшие глаза.

Перевязав ловушку из сетки поверху бечевой, на манер мешка, девчата волоком потащили её к выходу.

За воротами Тося свистнула протяжно и откуда-то появилась пара мужичков. Неопрятные да косматые, подхватили они сеть с букарицей и поволокли в сторону леса. А баба Оня опять зашептала что-то им вслед да бросила горсточку снега.

Позже все собрались у неё на кухне за чаем. Кика в этот раз расстаралась — выставила два больших пирога, один мясной, второй сладкий. Все в резных завитушках из теста да с глянцевыми поджаристыми боками. К ним подала сметанку, густые сливки и мёд. Стол накрыла заранее, не желая почему-то показываться гостям, и Анне пришлось самой заваривать и разливать чай.

— Переживает она. — косясь в угол, вздыхала баба Оня. — Кикуша с букарицею хоть и дальняя, а всё же родня. Может, поэтому и смолчала. Не призналась, что та поблизости завелась. Вот я её поругаю после!

— Ты с ней построже, Оня! Не церемонься! — Тося голос не понижала, говорила громко. — Букарица кума своего приветила. Через него и Анна могла пострадать, и другие несведущие.

— Твоя правда, — согласилась бабка. — Скоро и каникулы начнутся. Детвора соберётся. А она для бука первейшая добыча!

— Для букарицы тоже! Напугает сначала как следует, после в подпол утащит. Там и сгинут! Вовремя ты её обнаружила, Анька, Молоток! — Матрёша довольно подмигнула. — Не зря к нам приехала! Ой, не зря!

— Случайно приехала.

— Ой, не скажи! Ничего в жизни случайного не бывает, на всё есть свой резон!

6

Следующая пара дней выдалась спокойной и ленивой. Анна в волю отоспалась (спасибо ведьминой бутылке), помогла бабе Оне разобрать старые вещи, оттащила узлы с барахлом в сад.

— Сложи их за старой банькой. — попросила бабка. — Время придёт— костёр запалим. Тогда и сожжём.

Сад дремал. Деревья замерли под снежными шапками. Лишь изредка трепетали ветки. То птицы перелетали с места на место, искали что-то под корой, навещали домик-кормушку.

Волоча узлы, Анна шла вперёд по расчищенной дорожке и не сразу приметила крошечное строение, по самую крышу заваленное снегом. Обогнув баньку, она послушно оставила узлы возле тропки да медленно побрела назад. И не увидела, как мелькнула в заиндевевшем окошке неясная тёмная тень.

В доме пахло карамелью и специями — баба Оня творила пряники. Она называла их на свой лад медовым лепёшками. Первая партия выпечки уже доходила на столе под широким льняным полотенцем. Анна приподняла край, вдохнула упоительный аромат, полюбопытствовала:

— Что вы добавили в тесто?

— Дак гвоздичку положила. Жжёнку потом. Кориандр, орех мускатный. Чуток корицы, не шибко её люблю. Перчику самую малость, чтоб бодрило, — улыбнулась Оня, отправляя в печь огромный противень с рядами ровных прямоугольников. — У меня по-простому всё, без выкрутасов. Пропекутся сейчас. После глазурью покрою, и готово дело.

Анна наблюдала за бабкой и радовалась, словно девчонка. Ей всё здесь нравилось! Баба Оня сильно напоминала давно ушедшую бабулю — такая же была улыбчивая, подвижная, деятельная.

Возможно поэтому, предстоящие праздники Анна ждала с нетерпением, словно они должны были принести с собой волшебство, изменить что-то в её жизни в лучшую сторону.

Чуть позже баба Оня принялась расписывать пряники, ловко выводя цветной глазурью узоры на шершавой коричневой корочке. Анна приглядывалась, старалась повторить, но выходило неумело и криво.

— Ничего, научишься. Главное желание! — подбадривала бабка. — Мы несколько наборов соберём, для близких. Матрёша с Тосей очень мои лепёшечки любят. Да и Семён не брезгует. Себе оставим, чтобы вдосталь откушать. И на щедровки отложим. Видала, детишки собираются? На праздники побегут по домам, мы их и угостим от души.

Народу в Ермолаево и правда прибавилось. По улицам с криками носилась ребятня, возилась в снегу, забавлялась снежками да санками. Шумно и весело сделалось теперь в деревеньке.

Днём за Анной зашла Матрёша, и они отправились в сельмаг. До соседнего посёлка решили пройтись пешком. День выдался бодрый, ясный. Солнце гуляло по небу, и под крышами домов мгновенно наросли длинные бороды сосулек. Анна хоть и любила пасмурные дни, солнцу сейчас порадовалась. И теплу его, и свету, мгновенно превратившему снег в искрящиеся драгоценное полотно.

Шли ходко, но перед развилкой их догнала Тося на допотопном стареньком автомобиле. Распахнув дверцу, приказала:

— Полезайте. Довезу с ветерком!

Хочешь-не хочешь, а пришлось покориться, и Анна вслед за Матрёшей нырнула в тёплое вонючее нутро.

В салоне было душновато, резко пахло бензином. У Анны сразу подвело желудок, сделалось противно во рту.

Только бы не укачало! — взмолилась она про себя, задышав громко и часто, чтобы унять неприятные ощущения.

Тося, наблюдавшая за ней в зеркальце, велела терпеть:

— Пёхом вы б до вечера не управились. Как бы потом покупки пёрли? А так обернёмся по-быстрому. Транспорт великая вещь!

Матрёша же протянула жестяную коробочку, предложив на выбор леденцы-монпансье.

— Возьми любой, сразу полегчает.

Анна послушалась, выбрала прозрачную зелёную подушечку, и действительно почти сразу стало получше от его мятной приятной кислинки.

— Колитесь, что хотите в подарок? — принялась расспрашивать Матрёша. — У нас, конечно, не супер-мупер маркеты, но тоже кое-что симпатичное встречается.

— Того, что я хочу, в магазинах не продают. И ты это прекрасно знаешь! — мрачно бросила Тося, и Матрёша сразу затихла, завздыхала виновато.

— Прости, Тоська. Понесло меня что-то…

— Ладно. Замяли, — отмахнулась Тося и с силой дала по газам.

В магазинчике с кривоватой вывеской «Бакалея» товаров было достаточно. Пока девчата выбирали колбасу, шумно обсуждая представленный ассортимент, Анна в соседнем отделе купила симпатичные подарочки, а ещё набрала всяких вкусностей: мандаринов, карамелек, орешков в глазури. Хотелось ей порадовать и бабу Оню, и местную малышню, которая непременно станет колядовать.

На обратном пути девчата пели. Голоса у обеих оказались на диво сильные, глубокие.

Только вот песня выходила длинная да печальная — про доброго молодца, что оставил дом да попал под власть тёмного времени, в полон к нечисти лесной.

Плавно и до того жалостно лилась песня, что Анна невольно притихла, загрустила.

Заметив это, Матрёша оборвала куплет и завела по новой забавную напевку:

Странная у нас деревня —

Стоит задом наперед!

Да и парни все плохие —

Никто замуж не берет!..

Анна не хотела, а подхватила за ней простенький мотив. Слова по ходу ей громко подсказывала Тося. Получалось невпопад, фальшиво, зато весело. В Ермолаево они вернулись в прекрасном настроении, хохоча во всё горло и распевая забавные частушки.

Баба Оня рассматривала гостинцы, зарумянившись от удовольствия, охала да приговаривала:

— Не уж, всё нам? Зачем потратилась, деточка? Не надо было… Ну что ты!

Конец ознакомительного фрагмента