— Покажи рану. — Иврос кивнул в сторону ее повязки.

Адептка посмотрела на него снизу вверх.

— Это праздное любопытство, или ты правда можешь помочь? — недоверчиво спросила она.

— Показывай уже, — настойчиво повторил оборотень.

Гвин не спеша размотала повязку. Поморщилась, когда дошла до слоя, где ткань прилипла к коже. Толстая корка спекшейся крови пополам с засохшей мазью вскрылась. Под ней красовались глубокие темные борозды в обрамлении покрасневшей припухшей кожи. Конечно, запястье отекло, но не так сильно, как она полагала.

— Могло быть и хуже, — заметила адептка.

— Могло быть и хуже, — согласился оборотень.

Она принялась осторожно снимать чешуйки крови, которые прилипли к чистой коже вокруг ранок. Краем глаза Гвин заметила, как лесник с недоверием косится в ее сторону.

Иврос тем временем отошел в другой конец комнатки. Туда, где в углу один на другом стояли тяжелые окованные сундуки. Играючи, будто они были не тяжелее плетеных корзин, он принялся переставлять их, пока не добрался до нижнего.

— Признаюсь честно, ты меня удивила, — заметил он. — От трупного яда Пастыря умирают за считаные минуты. А ты отделалась лишь нарывающими порезами. Говоришь, у тебя были снадобья при себе?

— Да. — Гвин кивнула. — Хорошие. Я из Идариса захватила. Училась там в Академии.

— Еще одна ведьма, — фыркнул старик и смахнул тыквенные очистки в ведро, что стояло подле стола, а затем принялся любовно перекладывать оставшиеся на столешнице семечки в большое блюдо. Тыкву он нарезал на большие кубики. Видимо, собрался варить кашу.

Мужчина проигнорировал отца. Гвин предпочла сделать то же самое.

Оборотень извлек из нижнего сундука ларчик поменьше. Берестяной короб с узорчатой крышкой. Он принес его к столу и поставил перед Гвин.

— Вот, глянь. Может, что сгодится. — Иврос снял крышку.

Пахнуло лавочкой аптекаря.

Ларчик оказался доверху набит пузырьками, свертками, засохшими корешками и пучками трав. Большая часть явно перележала и пришла в негодность. Но попытаться стоило.

— Спасибо. — Гвин принялась осторожно перебирать пузырьки и разглядывать их содержимое на свет.

— Не за что. — Иврос плюхнулся на стул напротив.

Он налил в кружки молока и придвинул одну гостье.

— Могу я узнать, к чему такая забота? — Адептка откупорила пробку на одном из пузырьков и тотчас поспешила закрыть ее назад. Вырвавшийся наружу запах напоминал об уксусе и раздавленных клопах. — Этот выдохся. Можно выбрасывать.

— Скажем так. — Иврос задумчиво взъерошил мокрые волосы. Точно подбирал подходящие слова: — Я увидел в тебе нужный потенциал.

— Потенциал он в ней увидел, — усмехнулся лесник, который все так же возился с тыквой.

Гвин откупорила еще один пузырек. Настойка внутри пахла спиртом и ромашкой. Его адептка отставила в сторону.

— Дай угадаю. — Она принялась шарить на дне ларца, где лежали мелкие разноцветные камушки или что-то очень на них похожее. — Хочешь, чтобы я убила ведьму?

— Хочу, чтобы ты ее упокоила, — поправил Иврос.

— Вставай в очередь.

Женщина выбрала обломок рыхлого желтоватого минерала. Понюхала его. Лизнула. Поморщилась. И принялась крошить прямо в пузырек с ромашковой настойкой. Она не успокоилась, пока весь кусочек не оказался внутри.

— Ты не понимаешь. — Оборотень с интересом наблюдал за ее действиями. — В отличие от Мейхартов, я пойду с тобой. Тебе не придется рисковать в одиночку. Я помогу.

— Поможет он, — проворчал старик, перекладывая тыкву в большой глиняный горшок, — помощник. Никому еще не помог. И себе самому.

Иврос сжал губы. Гвин заметила, как заходили желваки на его скулах. Как руки на столе сжались в кулаки.

Адептка закупорила флакончик и принялась энергично трясти его, чтобы хорошенько взболтать содержимое. Получилась желтая мазь с травяным запахом.

— Если мертвецы тебя боятся, это не значит, что и Пастырь испугается, — заметила она и принялась аккуратно втирать загустевшее содержимое в раны. — Либо, напротив, мы не сможем ее выманить в твоем присутствии.

— Ведьма меня не трогает — это правда. — Иврос кивнул. — Но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как Нордвуд умирает под ее проклятием. Я должен что-то сделать. Проклятие нужно снять. И ты…

— С себя проклятие сними, вот тогда и поговорим. — Сархис Норлан засунул горшок в печь и резким движением захлопнул заслонку. Так сильно, что металл жалобно звякнул.

— Замолчи уже, старик, — процедил Иврос, не оборачиваясь. — Мое проклятие тебя не касается. Поэтому не встревай, когда не спрашивают.

— Твое проклятие… — начал лесник, который уже воинственно повернулся к столу и вытирал руки о штаны.

— Ваш сын не проклят, — перебила его Гвин.

Адептка закончила наносить липкую мазь и теперь заматывала руку чистым концом старой перевязи.

— Почем тебе знать, рыжая девка? — Сархис сделал к ней шаг. — Он проклят.

— Он не проклят, — бесцветным тоном повторила Гвин. — Я знаю о проклятиях практически все. И это явно не одно из них.

— Уймись, старик. — Иврос поднялся с места и загородил собой гостью.

— Что можешь знать ты, глупая девка? — Лесник язвительно фыркнул. — Мой сын проклят. С детства. За грехи его матери расплачивается. Блудная бабенка была.

— Я сказал, хватит! — рявкнул оборотень.

Но его отец даже бровью не повел. Будто ему нравилось подначивать сына.

Гвин почувствовала, как волоски на коже встают дыбом.

В загустевшем воздухе звучала магия. Напряжение нарастало. Чары дергали за струны, отчаянно и зло. Бесконтрольные дикие чары, эпицентром которых оказался молодой оборотень.

Адептка смерила взглядом широкую спину перед собой.

— Спасибо за помощь, Иврос, — она спешно сложила все в ларец и закрыла крышку, — но мне пора.

— Куда ты собралась? Ты ранена. На дворе ночь, а в лесу гуляет нежить. — Оборотень даже не обернулся.

— Ничего, я справлюсь. — Она взяла все еще сырой плащ и накинула на плечи.

— Я пойду с тобой, — неожиданно заявил мужчина.

Он взял со стола хлеб и крынку с молоком. Подошел к выходу и плечом открыл тяжелую дверь.

— Иди-иди, помощничек. — Старик ехидно улыбался. — Закончишь, как твоя маменька.

Гвин вовремя оказалась между двумя Норланами. Или, напротив, крайне не вовремя.

Краем глаза она уловила ядовитую усмешку на лице лесника. Чистейшая провокация озлобленного пожилого человека.

Конец ознакомительного фрагмента