— Я не буду продолжать, мне хватило. Когда Эля получит паспорт?

— Завтра.

— Хорошо. Купишь ей билет, посадишь в поезд, и пусть катится отсюда подальше, чтоб глаза мои никогда больше её не видели.

— Мне казалось, что она вам нравится…

— И что? Предложить ей должность любовницы? Если я откажусь от Алисы, то потеряю инвестиции Озёркина и треть компании. А потом Алиса Элю из чувства оскорблённого достоинства собственноручно живьём закопает. Нет уж. Пусть хотя бы у неё будет нормальная жизнь в безопасном отдалении от гадюшника моей семьи. Лечи её и гони отсюда любыми способами. Чем дальше, тем лучше. Дом ей у моря купи, если захочет. В деньгах я тебя не ограничиваю. Всё, пока. У меня встреча на двенадцать назначена, уже опаздываю.

— Удачи…

Я слышала, как за Мироном закрылась входная дверь. Одновременно с этим звуком внутри меня что-то оборвалось, и на смену ярким чувствам пришла пустота. Я ему нравлюсь, но мы не можем быть вместе, потому что Карпунин уже подсчитал вероятные потери. Он женится на стервозной Алисе не по любви, а из-за инвестиций. А его отношение ко мне… Оно его раздражает. Бороться за любовь и счастье? С кем бороться? С любимым человеком, который уже всё решил за нас обоих?

— Слыхала? — шёпотом осведомился Нефёд и заглянул мне в лицо. — Неблагодарный какой человек, а! Ты ради него вон чего, а он тебя подальше…

— Тише ты, балбес, — шепнула ему я и притворилась спящей, потому что в спальню заглянул Власов.

Судя по самочувствию, последствия ночного злоупотребления мороженым ограничились только резким повышением температуры. Горло не болело, голова тоже была ясной, и даже тело не ломило, как обычно бывает после лихорадки. Власов пощупал мой лоб, постоял немного рядом с кроватью, а потом тоже ушёл, оставив меня на попечение домового. Я после его ухода долго лежала, смотрела в потолок и думала о том, как распорядиться своей жизнью.

Во-первых, никуда уезжать я не собиралась. В Лесном меня и сейчас могут от всех бед защитить верные друзья, а когда вернётся колдовская сила, любой, кто вздумает мне вредить, очень сильно об этом пожалеет. Хватит, наигрались. Я не бездушная кукла, чтобы кто-то за меня решал, где и как мне жить. Во-вторых, никакие деньги и возможности Карпунина мне больше не нужны. У меня всё есть — и ноутбук для работы, и машина, чтобы доехать от деревни куда-нибудь, где водится нормальный Интернет. Получу паспорт, а потом пусть все сами катятся куда подальше. Не маленькая девочка, сама могу остальные документы поменять. И в-третьих, у меня есть гордость. Я не хочу и не буду бороться за внимание человека, у которого деньги стоят на первом месте. Не могу сказать, что Мирон плохой — мы просто разные. Ломать его привычную жизнь и систему ценностей ради того, чтобы потом на этих руинах строить собственное счастье? Нет, я так не хочу.

Вещие сны нужно уметь правильно толковать, потому что они состоят из реальности, образов и метафор. Власов возится со мной, заботится, но он подчиняется Мирону — вот тебе и приходящая домработница, которой платят за услуги. Моё желание во что бы то ни стало добраться до Лесного и набрать нужных трав именно там, хотя их в любом пригородном лесу можно найти — это мои чувства к Карпунину. Я люблю его, стремлюсь быть рядом с ним, готова спасать его от любых бед даже ценой своей жизни. Это путь в никуда, на котором меня преследуют недруги — те самые, которых я постоянно видела в чёрном внедорожнике. Возле подъезда никогда не было такой машины, потому что она слишком приметная. А автокатастрофа… Она уже случилась. Моя любовь разбилась вдребезги о стену Карпунинских амбиций и жизненных принципов. Сколько бы я ни старалась, финал не изменится. Варианты дальнейшего развития событий могут быть разными, но итог всё равно останется тем же — любовь умрёт. Но жизнь-то на этом не закончится.

— Брысь! — велела я домовому, встала с постели и пошла в кухню. Взяла из холодильника банку с мутноватым коричневым настоем и вылила всё в унитаз.

Я ведьма. Я спасла от смерти трёх мужиков, а себя и своего ребёнка не спасу что ли? Лазейка наверняка есть, нужно только её найти. А Карпунин пусть женится на своих инвестициях и катится к чёрту. Он не единственный, кого можно любить. И уж точно не последний в этом мире человек, способный полюбить меня.

Глава 54. Ветер перемен

Власов позвонил вечером, справился о моём самочувствии и на всякий случай переспросил, не обманываю ли я его. Пообещал подъехать утром к одиннадцати, чтобы свозить меня за паспортом. К этому времени все мои вещи были собраны, недовольный необходимостью куда-то ехать Нефёд хорошенько накормлен, а я — одета и полностью готова к началу нового этапа своего жизненного пути.

— Вы куда-то собираетесь? — хмуро осведомился Анатолий Павлович, споткнувшись в прихожей о пакет с моей одеждой.

— В Лесное, — прямо ответила я. — Из этой квартиры выпишусь сразу же, как только решу проблему с новым жильём, если, конечно, Мирон Олегович не возражает.

Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и всё понял.

— Вы слышали наш разговор.

— Не весь, но распоряжение относительно моей судьбы расслышала отчётливо, — призналась я. — Деньги Мирона мне не нужны, на билеты тоже тратиться не придётся. Я и за паспортом вполне могла съездить без вас, но это было бы с моей стороны свинством. Вы много для меня сделали, а я умею быть благодарной.

— Если хотите за что-то отблагодарить, то для начала перестаньте капризничать, — попытался он меня вразумить.

— Я не капризничаю, — возразила я. — Просто ухожу с гордо поднятой головой, не дожидаясь пинка под зад. Разборки братьев Карпуниных мне больше не интересны, я из-за них и так уже вляпалась в неприятности по самые уши. Поживу у Никулиных и присмотрю за Клавдией Ильиничной, Борис только рад этому будет.

— А подписка?

— Объясню следователю, что за старушкой некому ухаживать. Ему какая разница, где я живу? Я же сбегать и прятаться не собираюсь.

Такой поворот дел Власова не особенно устраивал, поскольку Мирон наверняка спросит с него, почему я в Лесном, а не у чёрта на куличках. Ну и пусть. Мне-то до этого какое дело? Я даже отчитываться перед ними о своих намерениях не обязана. Получила паспорт, проведала в больнице Бориса, получила у следователя разрешение на проживание в Лесном, после чего вернулась за вещами и Нефёдом и попросила у Власова не присылать никого следить за мной.

— Вы же понимаете, что не будете там в безопасности, — предпринял он последнюю попытку меня отговорить.

— Вот как раз там для меня самое безопасное место, — возразила я. — Провожать не надо, сама доберусь. Спасибо вам за всё, Анатолий Павлович. Вы, наверное, единственный во всём этом серпентарии человек, от которого я видела только добро и заботу.

Он даже не сказал в ответ, что Мирон тоже заботился обо мне. У Карпунина весьма приземлённое понятие о таких вещах — дать денег, обеспечить всем необходимым, приставить охрану. А когда дело доходит до искренности, он голову в песок прячет, как страус, потому что боится открыть для кого-то свою душу. Тайны, недосказанность, ложь, коварство… Мне и правда нет места в таком мире. Моё место — в лесу.

* * *

Баба Шура уехала из Лесного днём раньше и оставила ключ от своего дома Петру Семёновичу, к которому сбежала моя Фрося, потому что у старика есть конь, а у коня — хвост и грива.

— Да пусть кикимора там остаётся, если ей так нравится, — высказала я своё мнение по этому поводу, помогая Клавдии Ильиничне встать, чтобы Белена могла перестелить постель.

Неизвестно, сколько на самом деле лет было отпущено старушке судьбой, но навёрстывала оттянутое она очень быстро. С утра, например, зачем-то пошла в лес, а дорогу домой забыла. Её там, конечно, никто не обижал, но всё равно страшно — уйдёт так за мост, и где её потом искать? В пределах урочища хотя бы нежить помогает присматривать за бедолагой. Но сильнее всего меня беспокоило то, что Борис не видел её такой. Когда он попал в больницу, его мать шустро бегала по деревне и окрестным лесам, выглядела на семьдесят и в остальном тоже не соответствовала своему возрасту, а в нынешней одряхлевшей старухе Никулин мог Клавдию Ильиничну и не узнать.

— Боюсь, права ты была, — призналась Белена после того, как мы совместными усилиями уложили бабулю обратно в постель и вышли во двор. — Не протянет она долго. Слишком быстро старость её гнёт, будто торопится куда. Осенью хоронить будем.

Жалко, меры нет. А что делать? Не идти же опять против природы с помощью целебной воды — это ведь только отсрочка неизбежного, лучше всё равно уже не будет. Белена и так колдовство целительское использует, чтобы Клавдия Ильинична от стремительно развивающихся старческих хворей не слегла окончательно. С другой стороны — для чего природа создала целебную воду, если не для исцеления?

На этот мой вопрос хозяйка волшебного озера ответила очередной сказкой.

— Чума здесь была. Людей тогда меньше было, чем теперь, и жили они иначе, и в других богов верили, но люди — всегда люди. В поветрия они болеют и умирают вне зависимости от времени, в котором живут, и веры. Ты не знаешь, наверное, но ночь на Ивана Купала особую колдовскую силу имеет. Примет и поверий разных много, но ведьмы и колдуны в эту ночь у природы о том просят, чего сами не могут. Мёртвое воскресить нельзя, конечно, но силу увеличить, знания тайные открыть, стихию усмирить — это возможно. А чтобы просьба услышана была, условие только одно есть — нужно всю природу единовременно до рассвета в себе удержать. Вода, огонь, земля и ветер в просителе быть должны, чтоб он равным природе стал. Простому человеку это не под силу, да и колдун не каждый сможет. Я вот не смогла ни разу, хотя пробовала. А колдун, что здесь во время чумы жил, смог. Он исцелять болезни не умел, не было у него такой власти, а селянам помочь хотел, вот и попросил у природы такую силу, чтоб чуму остановить могла. Попросить-то попросил, да неправильно желание своё высказал. Целителем не стал, поветрие не остановил, а в ответ на просьбу получил это вот озеро. Только тогда оно не озером было, а родником малым. Это позже земля на много ключей расщедрилась, потому как люди к ней с благодарностью и почтением относились. Не для продления жизни вода эта человеку дана была, а для лечения болезней страшных, ясно тебе?